Протест рассматриваться не будет...

Юрий ГРИГОРЬЕВ.

В своем горе она считает виноватым только его - Егора Ставицкого. Человека, с которым еще недавно связывала надежды на семейное счастье.

Они встретились чуть более двух лет назад. Сюзанне было тогда двадцать, у нее на руках - годовалый Славка. Егор казался ей очень взрослым - он старше ее на одиннадцать лет - и самостоятельным. Привлекательный, по-военному подтянутый, воспитанный, из приличной семьи... да за таким она будет, как за каменной стеной!

Однако Егор Ставицкий оказался не тем человеком, который мог бы составить чье-то счастье. Со своей первой женой он развелся, и она с сыном проживает сейчас где-то под Питером в России. С работы, допившись однажды "до гуликов", был уволен за служебное несоответствие. Так и жил за чужой счет. Как объясняет этот крепкий здоровьем молодой человек, не потому что не хотел трудиться, а потому что устроиться куда-либо в наши дни практически невозможно.

С Сюзанной Егор был знаком года два с небольшим, а вместе они прожили всего лишь месяц. В нормальной жизни этот месяц принято называть медовым, а у них он был горше полыни.

- Он оскорблял меня, - вспоминала в суде Сюзанна, - мог ударить, устроить сцену - без повода, просто ради куража. Он каждый день обещал мне, что устроится на работу, каждый день ходил на поиски "халтуры", которые ничем не заканчивались. Я стала понимать, что он просто не хочет работать - он привык быть на содержании... И все-таки, - говорит Сюзанна, - я надеялась, что он со дня на день займется делом, начнет работать, и у нас с сыном все образуется: у Славика будет отец, у меня - муж... Ради этого я терпела.

Терпеть приходилось не только Сюзанне, но и трехлетнему пацану. Перед нежданно-негаданно объявившимся в их доме взрослым и хмурым дядей, бдительно за ним надзирающим, мальчик оказался совершенно незащищенным. Бывший моряк дальнего плавания, выпускник столичной мореходки срывал на нем свои штурманские амбиции.

- Мальчик боялся под его надзором шагу ступить, - жаловалась Сюзанна в суде. - Егор цеплялся к Славику абсолютно за все. Если сын шел по комнате, а не бежал, тут же следовал окрик: "А ну бегом! Шевели ногами! Не будь размазней, мужик!" А если сын без его приказа пробежится по комнате, у Ставицкого пробуждалась другая прихоть: "Стоять, шагом марш!" Когда я пыталась заступиться за Славу, он принимался на меня кричать: "Не лезь! Для твоего же сына стараюсь - я сделаю из него настоящего мужчину!" Я дорожила ребенком, мне было жаль Славика, - продолжала свой рассказ Сюзанна, - но и Егора потерять я не хотела. Надо было устраивать свою жизнь. Поэтому молчала. Мне даже пожаловаться, рассказать о том, что происходит у нас в доме, было некому - с родителями я в ссоре.

С каждым днем раздражение и неприязнь к Славику со стороны отчима-благодетеля делались сильнее и сильнее. Они не просто копились в его душе, а тут же проявлялись то окриком, то подзатыльником, то другим действием. Свою самую дурную выходку в отношении ребенка Ставицкий неизменно оправдывал тем, что делат все ради Славика.

К примеру, когда ребенок простудился, Егор посчитал, что мальчику необходимо поставить банки. А поскольку медицинских не было, он использовал для этой цели обыкновенные рюмки. Чуть переборщил со временем, передержал, в результате у Славика были ожоги. А когда он плакал от боли - ребенок несколько ночей после этого лечения не мог спать, - Ставицкий приказывал ему молчать, потому что "настоящий мужчина должен уметь терпеть боль". Считая нужным наказать Славика за какую-то провинность, он ставил его в угол. Но не так, как ставят иные родители, а по-своему. Он заставлял мальчика стоять на руках вверх ногами. Жене объяснял: это даже не наказание - я просто занимаюсь с засранцем физическими упражнениями.

Послушный, ласковый, общительный ребенок менялся буквально на глазах.

- Слава стал вдруг каким-то испуганным, заторможенным что ли, - показали затем в суде воспитатели детского сада, куда он ходил. - Мальчик, нормально развивавшийся и в физическом, и психическом плане, стал сторониться детских игр, старался забиться куда-нибудь в уголок, словно боялся лишний раз обратить на себя внимание.

Когда у Сюзанны попытались выяснить, в чем дело, она забрала документы из садика, заявив, что собирается перевести Славу в другой, поближе к месту ее жительства в Мустамяэ. Но до другого детсада дело так и не дошло. Получилось так, что мальчик просто остался дома. Днями и ночами пропадал там и Ставицкий. Жизнь Славика стала еще тяжелее.

- Я начала замечать у сына синяки: на лице, на животе, - рассказывала Сюзанна. - Спрашивала у Егора, что случилось, откуда эти синяки? Он же постоянно отговаривался: то Славик зацепился за порог и упал, то он побежал за щенком и с размаху обо что-то ударился.

Однажды придя с рынка, она увидела, что ребенок избит. В тот раз Ставицкий признался ей, что побил сына в наказание за то, что он надул прямо в кровати. Через несколько дней история повторилась. На этот раз сожитель объяснил, что наказал ребенка за то, что тот оправился уже в колготки. Еще несколько дней спустя, вернувшись домой, Сюзанна увидела у ребенка на голове большую опухоль.

Ставицкий предположил, что Славик разбился в подъезде на лестничной клетке, прячась от соседских детишек. Она спросила у сына, падал ли он в подъезде, на что тот лишь отрицательно покачал головой.

Сюзанна вынуждена была обратиться с сыном в больницу. Однако врачу всю правду не сказала. А Егор Ставицкий продолжал вдалбливать ребенку свою науку то с помощью пинка в грудь, да еще ногой, обутой в кроссовки, то шлепком руки по лицу, по телу, до кровавых синяков. При этом он откровенничал в суде, что никогда у него не было цели избить Славика, он просто наказывал его за конкретную провинность, возможно, "не всегда рассчитывая силу своих рук".

В ночь на 26 ноября 1998 года в доме Сюзанны произошли какие-то события - то ли очередной скандал, то ли дебош, - после которых Сюзанна, как она говорит, по ошибке выпила уксус. Хотела воды, а под руку попался уксус. Ей было плохо, однако она дотерпела до утра и своим ходом пошла в больницу. Следом за ней из дома ушел Егор, закрыв трехлетнего Славика одного в пустой квартире.

- Почему не предупредили никого из своих близких или соседей о том, что вы в больнице и нужно присмотреть за ребенком? - прозвучал в суде вопрос к Сюзанне.

- Я понадеялась на Ставицкого. Он ночью бил меня, но потом просил прощения и говорил, что больше такое не повторится, просил, чтобы я ему поверила и обещал: все у нас будет хорошо. Он ведь знал, что со мной произошло, и я не думала, что Егор сможет бросить ребенка.

Уйдя из дома в девять утра, Ставицкий вернулся только в пять вечера. Славик был дома один и на вопрос дяди, которого он категорически отказывался называть папой, хочет ли он кушать, ответил "Нет".

Егор за шиворот притащил ребенка к тарелке и силой стал кормить. Славик тут же захныкал, за что получил первые оплеухи. Тогда "кормилец" сдавил ему шею рукой и приподнял над полом.

- Когда я схватил его за горло, - вспоминал потом Ставицкий, - ему стало больно и он даже укусил меня. Я разозлился и с психу снова ударил его. Но я не хотел убивать, я просто не рассчитал силу своих рук, - оправдывался он в суде.

Когда же бросил Славика на кровать и увидел, что малыш не подает признаков жизни, стал делать ему искусственное дыхание.

Как сказано в заключении судебно-медицинской экспертизы, Славику Зенину "были причинены множественные кровоподтеки туловища и конечностей, образовавшиеся не меньше, чем от пятнадцати ударов". У него обнаружен тяжелый ушиб головного мозга, а также травма живота. После того как Ставицкий сдавил шею мальчика рукой и поднял его над полом, у того началась механическая асфикция, в результате которой "развилась острая гипоксия головного мозга", от которой Слава и скончался.

Испугавшись того, что он натворил, Ставицкий кинулся вызывать "скорую". Руки его дрожали, он не мог набрать нужный номер и попросил это сделать соседку, пояснив, что плохо ребенку, что задыхается то ли от ангины, то ли от астмы.

Егор наклонился над кроватью, словно пытаясь что-то прикрыть своим телом. Оторвав его за плечи от кровати, соседка увидела лежащего на ней мертвого мальчика. Закричала на Ставицкого: "Садист! Палач! Ты же убил его!"

Она вдруг почувствовала, что ей страшно рядом с этим злодеем, и в испуге выбежала на улицу. В этот момент подъехала "скорая". Одного взгляда на безжизненное тело ребенка было достаточно, чтобы доктор сказал: "Здесь медицина уже ни к чему. Здесь нужна полиция".

Своей вины в убийстве Славика Зенина Егор Ставицкий не признал. Клялся, что если он и причинил сыну (?!) какой вред, так только по большой неосторожности. Однако версия убийства по этой самой неосторожности ни в суде, ни, естественно, на следствии не прошла. Злоумышленнику определили четырнадцать лет тюремного заключения. Как выяснилось, обжаловать приговор суда первой инстанции Ставицкий отказался...