|
|
Не тормози, Андрюха!А.ТАРАСОВ. Во избежание смертоубийства спешу заявить: лично мне Андрюха Шабаршов глубоко симпатичен. Более того, мало кто из знающих Андрея скажет: "Не люблю я этого Шабаршова". Другое дело, что симпатия к бывшему моему одногруппнику подобна любви к родственникам: чем они дальше, тем чувство крепче. А близкое общение с Андрюхой в общественном месте доведет до стресса любого разведчика и даже бомжа.В последний раз судьба свела нас в канун Нового года на Центральном рынке. Перед таким праздником вообще как-то не до серьезных разговоров, особенно когда ты обвешан сумками, бесишься из-за невозможности найти в этой толпе жену и твердо, по-мужски заявить: "Я хочу домой". Но Шабаршов, не здороваясь, берет быка за рога: - А-а, Тарасов! Ты пишешь серьезные статьи или продался, как Макаревич? Смотрел "Взгляд"? Видел, Макар заявил: если человек колется, это его проблемы? А нужно, как покойный Тальков, писать на социальные темы! Вся эта тирада густо сдобрена матерком. Народ оглядывается, бабка, от прилавка которой мы отпугиваем покупателей, суровеет. Я, подавая положительный пример, негромко и не ругаясь, включаюсь в дискуссию: - Твой Тальков тоже не всегда правду воспевал. В восьмидесятом трубил о любви, комсомолке и весне, а "Россию" затянул, когда можно стало. А Макар всю жизнь никого не напрягал и теперь не собирается... - Значит, Тальков врал? - Андрюха задумывается. - Ну ладно, а "Смак"? Но тут, слава Богу, появляется моя супруга, и певец социальной тематики пугливо прощается. До следующего раза. ...При первой встрече я Андрюху не увидел, а услышал. На лекции. Кто-то засмеялся в задних рядах, и вся аудитория немедленно обернулась. Смех был громок и затейлив, как крик Тарзана. Отсмеявшись, Андрюха засмущался и принес извинения, а через минуту захохотал снова. Так и познакомились. Оказалось, одногруппники. Главное, что отличает Шабаршова от остального человечества, - полное отсутствие каких бы то ни было тормозов. В результате мысли и поступки у него синхронизированы, и там, где другой просто подумает, Андрюха думу еще и воплотит. Случись, к примеру, какому-либо несчастному пукнуть, пардон, на людях, все лицемерные граждане интеллигентски промолчат, словно и не случилось ничего. Шабаршов же немедленно радостно захохочет и громко произнесет: "Опаньки!" Оно и так всем ясно, что опаньки, но зачем людей в краску-то вгонять? Однажды всей группой отправились в лес на пикник. Андрюха поздно вечером один вернулся с реки. Купался, стало быть. Время было к полуночи, у костра сидела сугубо мужская компания, и, ускоряя процесс, Андрюха стал сушить плавки непосредственно над источником тепла. И все бы ничего, но на свою беду на огонек подошла девушка. Попросила сигаретку и лишь затем ужаснулась, разглядев в ночи обнаженного мужчину с трусами в руках. - Андрюха, блин, - только и молвила она, - здесь же как-никак женщина стоит! - А ты не стой, - резонно отвечал мужчина с трусами. Так и наслаждались эстонской природой комплексно - она курила, он сушил трусы. И ничего, нормально. Больше всех, конечно, страдали преподаватели. Ну как, скажите, бороться со студентом, который, споткнувшись, громко поминает матушку, затем, краснея, затыкает рот ладошкой и искренне просит прощения? Через минуту все повторяется - корчей-то в лесу много. Самый страшный антагонизм возник в свое время у Андрюхи с представителями военной кафедры. Как известно, эта кафедра была единственным местом в институте, где думать запрещалось уставом, а говорить можно было только с разрешения старшего по званию. И от свободных Андрюхиных мыслеизлияний "генералитету" впору было стреляться из табельного оружия. Надо отдать должное терпению людей в погонах - его хватило аж на два года. Но в конце третьего курса Шабаршову-таки не поставили зачет по военке и из института поперли. Кто другой, может, и переступил бы через себя, но не таков наш герой. На прощание он средь бела дня омочил вход на кафедру, громко объяснив присутствовавшим, как он к этому заведению относится, и ушел гордо, оставив за собой последнее слово. Встречая же в транспорте представителей противной стороны, зычно вещал на весь трамвай: "А, капитан! Как поживает ваша кафедра?" Вставляя между словами "ваша" и "кафедра" универсальное прилагательное. Капитан после такого приветствия пулей вылетал на первой же остановке, а потом и вовсе стал перемещаться по столице исключительно на такси. Ну, признайтесь, кому иногда не хотелось с такой гениальной простотой расправиться с врагами? Но кишка тонка, кажем при встрече фигу в кармане и исподтишка плюем в спину. Задавила цивилизация, честное слово... Несколько лет назад Андрюха вдруг женился, и теперь его часто видят с симпатичнейшими отпрысками. В перерыве между работой, воспитанием детей и неординарными поступками Шабаршов много читает философские, исторически и мистические труды. Не забывает прессу. А если вместо "здрасьте" он требует от вас статей не на криминальную, а на социальную тематику, значит, в данный момент его крепко заботят проблемы социальной справедливости и адаптации русских в Эстонии. Морали будут две. Первая: люди, берегите чудаков, без них скушно и чижало! А с ними хоть и тяжело, зато не скучно. Вторая. Андрюха, прочтя эти заметки, вновь просмотри первый абзац. Не забывай: голова дана человеку, чтобы думать, а если ты меня по ней станешь бить, то кто же, блин, заменит на посту погибшего Талькова? Не Макар ведь, ей-Богу...
|