Вспоминая Анатолия Собчака

Элла АГРАНОВСКАЯ.

Предыдущий номер нашей газеты вышел в свет в прошлую субботу. В ночь с субботы на воскресенье остановилось сердце Анатолия Александровича Собчака. И ровно неделю не умолкал в редакции телефон: звонили читатели. Те, кому запомнились беседы с ним на страницах нашей газеты, те, кому хотелось поделиться чувством горечи и горести: "Вы напишете, как мы любили его и уважали?"

Мы напишем о том, что сохранили свою любовь и уважение.

А в подтверждение тому, что эти чувства к Анатолию Александровичу пронесли через долгие годы и сегодня нет нужды подыскивать какие-то специальные слова, опубликуем несколько выдержек из старых номеров нашей газеты.

14 июля 1990 года, "Молодежь Эстонии"

"На всех своих героев я смотрела с нескрываемым обожанием, потому что выбирала только тех, кто был интересен. Но из всех своих обожаемых собеседников особенно благодарна тем, кто, уважая себя, уважал и других. Не меня лично, а нашу профессию.

- Анатолий Александрович, мы договаривались сегодня созвониться, чтобы завтра встретиться.

- Давайте лучше послезавтра.

- Анатолий Александрович, я сижу в Москве ровно неделю и жду, пока вы вернетесь из Литвы. У меня обратный билет на завтра.

- Что же делать? Ко мне сегодня семья приехала, всего на один день, я ее так редко вижу.

Пауза. Она вмещает в себя весь ужас советского человека перед железнодорожной кассой, которая никогда не дает билетов. И весь страх журналиста перед извечным ожиданием.

- Хорошо, давайте встретимся завтра в десять утра и до одиннадцати я в вашем распоряжении.

Это счастье, в которое трудно поверить. Я и не верю. Я не верю, пока Собчак диктует адрес. Я не верю до утра. Я не верю весь долгий путь в метро. Исписаны две кассеты по 90 минут - мне все еще не верится. Входит Ксюша, дочка Анатолия Александровича:

- Папа, можно я пойду погуляю?

- Конечно, можно.

Она в слезы:

- А ты когда вернешься?

- Ксюша, ты перепутала, это ты уходишь, а не я. Погуляй, а мы с мамой тебя подождем.

Ксюша сквозь слезы:

- Ты всегда уходишь...

Мне жутко неловко - перед Ксюшей, перед Людмилой Борисовной, так трогательно все понимающей: "Давайте я отключу телефон, чтобы вам не мешали". У них тоже вечером поезд, но им Собчака не хватает больше, чем мне. Мне неловко перед Анатолием Александровичем, которого все рвут на части, но этим воскресным утром обобщенное "все" материализовано во мне. Прощаясь, я сбивчиво благодарю и косноязычно приношу извинения, потому что мысли заняты только одним: а что, если не записалось? И только в лифте, отмотав пленку назад и услышав последнюю фразу, перевожу дух и бормочу в пространство: "Вот свинство - вломилась к людям..."

Через неделю в трех номерах подряд были опубликованы "Беседы с Анатолием Собчаком". Посыплются письма и звонки: "Это ваш лучший материал!" - "Это мой лучший собеседник", - отвечаю я и понимаю, что ничего не могу к этому добавить. А что добавить? "Он был настолько любезен, что встретился со мной, как и обещал". Остальное есть в интервью, разбитом на главы: "Лидер и народ", "Личность и общество", "Человек и государство". И все-таки: он настолько интеллигентен, что комментировать это бессмысленно. Остальное - в вышеприведенном тексте".

В этом отрывке из материала, написанного и опубликованного десять лет назад по случаю 40-летия нашей газеты, не изменено ни одного слова. А к имеющимся словам прибавить тоже нечего: он действительно был одним из лучших моих собеседников, он действительно был необыкновенным человеком, в котором удивительно гармонично сочетались природная интеллигентность и политическое мышление. И даже человеку, бесконечно далекому от политики, было интересно слушать государственные рассуждения Собчака, ибо в них всегда пульсировала живая мысль.

В последний раз мы виделись с Анатолием Александровичем в Мариинском дворце, когда его новая должность мэра еще официально именовалась - председатель Ленсовета. И снова, ничего не прибавляя к опубликованному тексту, приведу выдержки из интервью, которое называлось "Пена на гребне политической волны".

3 января 1991 года, "Молодежь Эстонии"

"- В нашем прошлом интервью вы сказали, что среди новых лидеров много дилетантов от политики. Сегодня полагаете, что проблема значительно глубже?

- Здесь всего хватает. Это и отсутствие опыта, отсутствие системы политических взглядов, умения анализировать ситуацию, способности смотреть в будущее. Это и преобладание эмоций над разумом. Это то, что в российской истории уже было. И называется это течение нигилизмом. Это политический, интеллектуальный, нравственный нигилизм. Все это было и, вспомните, всегда возникало на повороте исторических судеб. Ну, вспомните нигилизм в России в период реформы Александра II. И ведь ничего нового, кроме отрицательного, нигилисты не принесли, а выродились они, в конечном счете, в террористов... Кстати, кабинет, в котором я даю вам интервью, это ведь кабинет императора Александра II, царя-освободителя, царя-реформатора, которого убили из самых чистых, самых искренних, революционных побуждений. Так же, как сегодня из самых чистых побуждений уничтожают нашу еще только народившуюся демократию.

- Но еще весной, Анатолий Александрович, вы мне с большой надеждой сказали, что в Ленинграде полная победа демократических сил и, условно говоря, счастье не за горами. Победа наступила. А счастье?

- Это был впечатляющий момент и очень оптимистический. Почему я, честно говоря, и сделал эту глупость - согласился стать председателем Ленсовета? Потому что рассчитывал встретить здесь единомышленников.

- Всерьез рассчитывали?

- Иначе бы я просто для себя не принял это решение, которому удивились все мои коллеги по Верховному Совету, говорили, что это делать не следует. А сенатор Митчелл, лидер демократического большинства в сенате США, сказал: "Я вас не понимаю. У нас в Америке уход с национальной политической арены на муниципальный уровень означает политическую смерть". Я ответил, что в наших условиях важнее достичь успеха на конкретном месте.

- Вы достигли искомого результата на этом конкретном месте?

- Я был окрылен и уверен, что мне удастся что-то сделать. Именно опираясь на единомышленников. И с первого же дня встретил такое сопротивление еще вчерашних сторонников, что меня это просто обескуражило. Причина, к сожалению, кроется за чисто эгоистическими расчетами, встретившими мое противодействие...

Говорил он и об объективном конфликте, связанном с несовершенством самой структуры советов: созданы параллельные структуры власти, зависимые друг от друга и в то же время обязанные действовать независимо. Говорил о принципе разделения властей, о том, что разграничительную линию провести необходимо, но трудно, потому что в деятельности местных советов преобладают как раз не законодательные, а исполнительные моменты, с чем никак не могут смириться депутаты.

"- Это сложная проблема. Сейчас главный саботаж - это саботаж бездеятельностью, выжиданием: посмотрим, куда кривая вынесет.

- Но пока кривая вынесит, город убрать можно?

- Но убрать - это же конкретная работа. А конкретную работу никому не интересно выполнять, потому что райисполкомы и райсоветы борются за то, чтобы распоряжаться имуществом, становиться собственниками. Убирать улицы, ремонтировать дома, обеспечивать тепло - это же такая прозаическая задача. А вот стать собственником, иметь возможность сдать дом в аренду иностранному предприятию, зарабатывать валюту - это сегодня кажется приоритетным. Посему этот конфликт тоже, к сожалению, объективный и может быть снят только реформой Советской власти..."

Это лишь небольшой фрагмент длинного разговора, который уже тогда, девять лет назад, свидетельствовал о том, что Анатолий Александрович Собчак - человек завтрашнего дня, что он опережает время. Надо ли говорить о том, что только лишь время не осталось перед ним в долгу? В долгу перед ним остались люди...

Впрочем, и это - риторика, беспомощная перед невосполнимой утратой.

Но если в неутешном горе, которое обрушилось на Людмилу Борисовну, на дочерей, родных, друзей, возможно какое-то утешение, то им может стать лишь чувство, с которым провожали в последний путь Анатолия Александровича Собчака. Так провожают не политических деятелей. Так провожают бесконечно близких людей.

Фото Николая ШАРУБИНА.