Вкус к безвкусию

Александр БОРИСОВ.

К сожалению, исторически сложилось так, что незнание не избавляет. Это помнят все. Теперь мы навытяжку не только перед законом, перед которым якобы все равны, но и перед бездной других явлений, вторгающихся в нашу жизнь. Если вы, скажем, пропустили информацию об очередном повышении цен на что-либо, вам все равно не разрешат платить по-старому. Даже в порядке исключения. Именно здесь, в унылой области снижения доходов и повышения цен, парадоксально увязанной с процессом неумолимого экономического процветания нашего государства, ютятся главные новости дня. Понятно, что на свежие впечатления они не тянут.

Учитывая то, что все вышесказанное относится к области утилитарной, следует помнить, что есть еще область духовных ценностей. Не прекращающаяся демократизация общества донесла до широких слоев граждан безбрежное разнообразие новых форм творчества, о которых мы раньше не подозревали. То есть количество источников, из которых можно пробовать утолять свою духовную жажду, увеличилось. В дни отшумевших праздников я попробовал утолить свою духовную жажду на широко раскинутой по выставочным залам Таллинна экспозиции под объединяющим названием "Пространство и форма 2000". Было интересно, какими формами предполагает оплодотворить пространство 2000 года дерзновенная творческая фантазия.

Сквозь широкие витрины Городской галереи на улице Харью мое внимание привлекли некие извилистые формы, созданные художником из Швеции Энном Халлеком. Эти извилистые формы были сделаны из фанеры, раскрашены по определенным колористическим соображениям и посегментно соединены болтами, что предполагало потенциальную способность к трансформации. Ощущалась некая драма эстетических переживаний творца. Извилистость радикально изменчивых, ускользающих форм, дополненных интуитивно-обоснованным колоритом, намекала на скрытую интригу, лежащую в основе творчества. Может быть, это драма унитазного стульчака, трагизм которой строится на противоречии его безупречно округлой формы изменчивым физиологическим разнообразиям венцов природы.

То есть явно ощущался конфликт между одушевленным и неодушевленным, который, в силу своей неразрешимости, скатывался в неопределенность. Возможно, здесь другой конфликт, а может быть, конфликта и нет. Может быть, сплошное торжество и вера в будущее. К сожалению, художник скуп на откровения и своей скупостью ставит зрителя в неловкое положение. Я, к примеру, согласен, что художник так видит. Свободный художник имеет право видеть так, как ему вздумается. Мне просто иногда хочется знать, что именно он так видит? Пусть хотя бы намекнет, то, что он видит, - это относится к природе или это рукотворное? Это - изнутри увиденное - пейзаж или портрет?

Художник должен понять, что невразумительное отчуждение лишает его доверительных отношений со зрителем. Он крайне редко будет слышать восторженное "Ах!" со стороны недоумевающих поклонников. Ущербный лаконизм наиболее часто используемых названий ("Акт", "Объект <186>...", "Архетип", "Белый предмет" и т.д.) проблемы не решает.

Во всем этом ощущается популярный в отшумевшем столетии процесс стирания граней. Глубина потрясений, конечно, не та, если сравнивать со стиранием грани между городом и деревней. Процесс стал мельче, но обширней. Одно смело вторгается во второе, порождая третье. В искусстве, которое призвано отображать действительность, это выражено особенно ярко.

Прогуливаясь недавно вдоль Пярнуского шоссе, мимо театра "Эстония", я обратил внимание на ярко-красные конструкции, которыми новаторски - смело оплели знакомый всем памятник жертвам террора 1905 года. Изваянные жертвы оказались в каркасе, отдаленно напоминающем клетку.

Раньше я принял бы эти конструкции за леса, установленные для реставрации памятника. Теперь же, наученный авангардной современностью, я знаю, что это не леса, это замысел. Замысел, воплощенный посредством пространственно-геометрического построения, дополняет бесстыдно реалистическое произведение скульптора Лембита Палутедера. Здесь явно одно дополняет второе, чтобы родить третье.

Из того же ряда причудливых творческих симбиозов радостная весть из Пярну о том, как обезглавленному и обезрученному монументу Ленина, работы скульптора Томского, директор местной галереи Марк Соосаар придал девственно-свежий, жизненно утверждающий смысл, установив прожектор вместо головы. Жаль, что Марк Соосаар и скульптор Томский не совпали во времени и им не пришлось встретиться.

Те же смелые тенденции к вторжению духовных ценностей в наш быт с сопутствующим процессом стирания граней ощутил я на выставке расписной мебели в Художественной галерее на площади Свободы. Выставка являлась частью упомянутой экспозиции "Пространство и форма 2000". Я ходил по выставке и вспоминал практичные советы из интерьерных журналов. "Если вам кажется, что вещь отслужила свой век, не спешите выбрасывать ее на помойку. Вы способны вдохнуть в нее новую жизнь". Народный художник СССР, почетный член Академии изящных искусств во Флоренции Эвальд Окас сумел вдохнуть жизнь в две кухонные табуретки и стул. Простую прелесть скромного эстонского пейзажа передала Малле Лейс на непритязательных формах потрепанных стульев.

Свежо и неожиданно смотрятся работы других художников. Фасад тяжеловесной мебельной стенки мастерством неожиданной раскраски соперничает с лучшими произведениями метра абстракционизма Поллака. Зазывно выглядит кресло, на седалище которого с иллюзорным реализмом изображен язык, как бы готовый на все...

Все тоньше грань между вкусом и безвкусием. Эту грань не хотелось бы стирать до конца.

Рисунок автора.