ВХОД В ТЕМНУЮ КОМНАТУ

Беседовала
Любовь ТОРШИНА.

- Подразделить вопросы трудно. Для людей, которые впервые под следствием, адаптация к новым условиям - проблема. Они попадают в чуждую для них обстановку. Надо сделать все, что умеешь, чтобы человек не потерял себя, памятуя, что каждый имеет право на ошибку. Такие люди боятся, что к ним кардинально изменится отношение окружающих, и на первых порах самое необходимое - поддержать, объяснить, помочь пережить первую драму в жизни.

- Вы как-то всепрощающе говорите: "ошибка", "драма". А если человек сознательно пошел на воровство, убийство? Неужели это можно назвать ошибкой?

- У меня выработалось такое правило. Возьмем, предположим, врача, который ненавидит холеру, чуму, оспу. Но что это за врач, если он возненавидит и человека, заболевшего этими болезнями?

- Сравнения не принимаю. Болезнь - это бедствие, сваливается внезапно, независимо от желания. А тут ваш подопечный сознательно идет на преступление. Ну что тут общего?

- Для меня это - одно и то же. Когда я работал начальником отряда в Румму, то имел право сказать заключенному: ты дармоед, ты не хочешь трудиться. А теперь я психолог и объясняю, что ни один человек не должен решать свою проблему за счет других. Но если это случилось, особенно с молодым парнем - а сейчас в тюрьмах много молодежи, то что прикажете делать? Находить свой путь в жизни стало трудно.

- Те, кто обращается к тюремном психологу, - рецидивисты или впервые осужденные, ведь должны же рассказывать вам о содеянном. Почему у них нет чувства вины?

- Ну что такое раскаяние? Это работа совести. Так ведь? А что такое совесть? Это агрессия, направленная на самого себя. И представьте себе человека, который постоянно грызет самого себя. Каким бы он ни был, защита обязательно сработает. Человек не может постоянно избивать самого себя. Скажем, я совершил что-то плохое, и прихожу извиняться - раз, два, три, а обиженный мною, чувствую, не может меня простить. И тогда говорю самому себе: да сколько же можно перед ним унижаться? И... самого себя прощаю. Вот у них, мне кажется, сильно срабатывает это чувство самозащиты.

- Убедительно! И все же остается какое-то несогласие. Русский человек очень отходчив. Скажем, я рассердилась на кого-то, меня крепко обидели. Но если человек приходит и я вижу, что он чувствует себя виноватым, обида не просто проходит, появляются добрые чувства к этому человеку уже за то, что нашел в себе мужество. Мне кажется, это свойственно большинству нормальных людей. При условии, что раскаяние должно быть по-настоящему искренним. А не так, как в известном анекдоте: "Я вас оскорбил? Извините!"

- Но здесь опять встает вопрос. Сейчас поменялись человеческие ценности. Для чего существует государство? Чтобы защищать человека. И если люди видят, что ценность человека в глазах государства упала, то что говорить об обычной среде? Я всегда спрашиваю осужденного: кто вам дал право лишать жизни человека?

- И что, интересно, на это отвечают?

- Разное. Кто говорит, что защищался и описывает вроде бы оправдывающую его ситуацию. Слушаю, смотрю личное дело и вижу, что разница между ним и убитым лишь в том, что он оказался проворнее жертвы. В основном убийства - результат криминальных разборок.

- Когда я первый раз в жизни пришла в тюрьму, зашла в камеру смертника - тогда еще не было пожизненного заключения, то наивно воскликнула: надо всех водить сюда на экскурсию, тогда люди будут бояться попасть в тюрьму. Но ведь попадают и во второй раз, и в третий... Почему?

- Понимаете, до конца никогда ничего не узнаешь. Не зря в народе говорят: душа человека - потемки.

- Так для чего к вам все-таки приходят на прием? Чтобы облегчить душу или чтобы отдохнуть от тесной камеры?

- Во-первых, никто не признается - зачем пришел. Но все же создается впечатление, что человек пришел, чтобы получить ответ, который в камере дать ему не могут. У каждого в камере свои проблемы, и ему не до советов другим.

- Не скажите! Иногда бываю в судах, и слышу удивительные вещи. Подсудимый меняет свои показания не только по подсказке адвоката, но и по обучению своих сокамерников.

- Сейчас времена изменились. Если раньше опытный рецидивист действительно мог дать совет, то теперь, как уже сказал, сидит в основном молодежь, где-то что-то прочитавшая - благо у нас сейчас про эту тюремную жизнь много пишут. Иногда человек возвращается в камеру, получив добавку к сроку. Может, такой "совет" ему дали и нарочно. Бывают и такие варианты: если мне плохо, то я должен найти другого, кому еще хуже. И тогда мне станет намного легче. Скажем, "светит" ему ну год-полтора, и могут так "посоветовать", что получит четыре.

- Даже так?

- Конечно. Правда, об этом редко кто говорит. Мне задают вопрос: почему на открытые суды приходит много публики, никакого касательства к рассматриваемому делу не имеющей? Я таких делю на три категории: первая - просто зеваки, вторая - люди, которые приходят посмотреть на тех, кому хуже, чем им: плохо с работой, мало денег - и вот на какой-то момент они получили допинг. И есть последняя группa слушателей - те, кто на грани совершения преступления. Такой послушал, и на какой-то момент его отбросило от готовности преступить. Если хотите, ощутил страх наказания.

- Психологически интересно. Но практически... Если прежде действительно любители острых ощущений ходили по судам - поглазеть, послушать, то теперь в здании суда такая обстановка, когда выше первого этажа и не поднимешься: канцелярия по всем делам - в будке с надписью "касса", как говаривал старик Хоттабыч, а у самой лестницы - охранник. Но вернемся к моему главному вопросу - раскаяние.

- Раскаяние может наступить только тогда, когда человек начинает задумываться - как ему жить дальше? И вот прежде чем строить какие-то планы на будущее, он должен дать оценку прошедшему. Если он действительно хочет поменять свою жизнь, то ему надо хотя бы перед самим собой быть честным. Но это не каждому удается.

- Но каждый ли хочет? Ведь есть просто головорезы, избравшие принципом своей жизни воровство, разбой, насилие. Смешно, чтобы такие сидели и раздумывали над смыслом жизни. Какая цель тогда во всей этой воспитательной работе, если человек приходит в тюрьму снова и снова. А в общество возвращaется худшим, чем пришел туда.

- Работа тюремного психолога не сводится к тому, чтобы добиваться раскаяния. Это сугубо индивидуальное чувство, и оценка своего поступка - тоже. Если же человек призывает другого в чем-то покаяться, он уже берет на себя высшую степень власти.

- Психология убийцы. Может ли он, убивая, воспитывать своих детей порядочными людьми?

- Человек дома может быть отличным семьянином, верным другом, надежным товарищем, а работать профессиональным киллером. Когда я защищал дипломную работу на тему "Психологический отбор и подготовка спецподразделений армии и полиции", мне задали вопрос: а какая разница между человеком, которого мы готовим профессионально убивать, и наемным убийцей? А разница простая. Человек, профессионально убивающий, не видит никакой причины решать вопрос другим путем. Как известно, профессиональных убийц с улицы не берут. Это бывшие подготовленные государством люди, которых выкинули на обломки империи.

- Очень интересно. Скажите, а киллер, выражаясь определенным жаргоном, способен "завязать", вернуться к нормальной жизни, и заниматься нормальным делом?

- Вполне. Кто такой профессиональный киллер? Это не неврастеник, это нормальный человек. Он понимает, что делает свою работу. Я разговаривал со многими, не заменяя слово "убивать" на "ликвидировать".

- Пропуская для читателей часть ваших рассуждений, спрашиваю: но каждый ли, потеряв работу, не имея "синего" паспорта и места, куда бы уехать, способен захватывать заложников или убивать?

- Не каждый. Знаете, как в американской армии идет отбор спецподразделений? Берут тысячу солдат, прошедших отличную подготовку. Из тысячи остается сто. Из ста - десять, из десяти - семь, из семи - три, выполняющие функции профессионального убийцы.

- Опять увела вас от темы. Когда осужденный уходит от вас, вы чувствуете - получил он помощь или нет?

- Задача психолога - помочь человеку выбрать то оптимальное решение, которое подходит именно ему. Снять повышенные чувства агрессии. Когда цунами эмоций проходит, наступает тишь. Тогда и можно находить решение. Но нельзя бросить человека с этим, иначе может произойти непоправимое.

- О чем они вам рассказывают? О прошлой жизни, любимой женщине?

- Вначале я им рассказываю о себе. Кто я такой, что oкончил, где работал. И только когда появляется хоть какое-то доверие, спрашиваю. Никто с первого слова душу раскрывать тебе не станет. Вначале говорят общие вещи, и только потом о своих проблемах.

- Понимаю, что в этих вопросах трудно обобщать. И все же. Вы испытываете удовлетворение от своей работы?

- Да, когда чувствую, что человек если не нашел решения, то хотя бы наметил путь к нему.

- Некоторое время назад я приезжала к двум вашим "пожизненникам", которые, как вы говорите, ваши основные клиенты. Как вы относитесь к такой мере наказания?

- Считаю, что если мы ввели пожизненное заключение, то надо делать так, как за границей. Просидел восемь - пятнадцать лет в камере, после этого надо проводить освидетельствование и решать: или переводить из одиночки в тюрьму, или отпускать на свободу. Иначе гуманнее расстрелять, потому что человек, который не видит цели жизни, деградирует. Сейчас у нас двадцать пожизненно осужденных, через год, может, будет сорок, а еще через год... Люди могут сходить с ума. Я сейчас стараюсь пробить программу "старший брат", рассчитанную на то, что кто-то на свободе берет себе тюремных подшефных.

- Надо же! И здесь возвращаемся к старому. Наставники на производстве, шефство трудовых коллективов над осужденными, которые готовятся выходить на свободу. Этим в свое время серьезно занимались в Министерстве внутренних дел ЭССР. Вы меня порадовали. Спасибо!