В состоянии осознанного... аффекта

Быть младшим сыном у пьянчуг-родителей — это большое горе. Таких называют «последышами», на них сказываются все неумеренные годы жизни родителей. И даже если повезет такому родиться без видимого ущерба, с горем пополам пережить девять школьных классов, судьба все равно рано или поздно подложит подлянку...

А подлянка вот в чем: для младших детей у родителей-пьяниц уже не остается ничего. Старшенькие еще могли видеть, как их папы и мамы были симпатичными, ходили на работу, праздновали с друзьями Новый год и ездили в отпуск. Они видели суровую борьбу с долгами, их забирали на строгое воспитание дедушки и бабушки. Они еще застали в домах сервизы и диваны, нажитые за несколько поколений.

И наблюдали, как постепенно опускаются их родители. Среди всей этой домашней кутерьмы они учились отбиваться от отцовских пьяных рук, находить собственные средства к существованию и вообще как-то выживать без посторонней помощи. Скорее даже вопреки.

Младшим же достались совершенно безвольные, хворые и ко всему безразличные нищие папы и мамы. Слезливые, давно забывшие, что такое нормальный обед. Подобным родителям нет никакого дела до пятерок из школы или успехов детей в каком-нибудь карате-до. Живи с ними, пей с ними, слушай сопливые жалобы — все твое предназначение. Чтоб не умереть с голоду, ты всегда можешь спереть в соседнем подвале пару железяк и сдать в лом. Или выклянчить у родной тетушки двадцатку «в долг».

А зачем человеку больше? Однажды ты даже просто не заметишь, что пьешь уже с одним только отцом, а мать давно ушла пить к другому. Но ты не расстроишься. Ты вообще уже давно стал таким же, как они — безразличным ко всему.

...Николай Сачек жил с отцом на улице Паэ в Таллинне. Ему вообще-то 20, но на скамье подсудимых он кажется хлипеньким учеником девятого класса. Сейчас его будут судить по двум наиболее строгим статьям Уголовного кодекса ЭР — 100-й (умышленное убийство) и 141-й (разбой). Можно сказать, что он «юридическим несудим». Однажды его дело чудесным образом закрыли за отсутствием состава преступления. Но с полицией, следствием, судом и Уголовным кодексом Николаю Сачеку уже доводилось знакомиться. Так, по мелочам.

...Вообще-то они жили дружно — Николай, отец и эта пожилая женщина М., обитавшая в двухкомнатной квартире через стенку. Об этом в ходе следствия рассказывал сам Николай Сачек. М. едва могла передвигаться. На улицу сама не ходила. Ей не было еще семидесяти, но она чем-то серьезно болела. Так что молодой Сачек бегал порой за продуктами, оплачивал всякие там квитанции. Она давно считала его родным, деньги от пацана не прятала. И ведь, что характерно, купюры не пропадали бесследно.

Что случилось с ним в тот день, 17 апреля? Дознавателям он так и говорил: «Понятия не имею». Это уже потом, постепенно, показания начали меняться. Появился и умысел. И осознанность. И все такое прочее, что часто появляется после нескольких недель следствия и непрерывного сидения в «предвариловке».

Самые первые его воспоминания мутны и обрывочны: пили с отцом, допились до бессознанки, очнулся с молотком в руках по пути в комнату М. Не «после всего» очнулся, а «до». Но это не имело никакого значения, потому что убивать он все равно пошел. Так и не подумав, за что и почему надо убивать, ведь деньги-то можно было просто забрать. Толкнуть, скажем, посильнее немощную женщину, пошарить где-нибудь у нее под подушкой и взять эти 740 крон. Потом уж будь что будет. Может, она и в полицию-то не станет жаловаться. В противном случае — поканючит часок, добрых дел сделать женщине — она заявление и заберет...

Однако Николай Сачек, видимо, в тот момент очень плохо соображал. Вообще, можно сказать, отключился. Втемяшилось в пьяную голову, что надо убить, — вот он пошел и убил. Молотком. По голове. По лицу. Страшная смерть. Не сразу — от отека мозга. Под отцовский храп за стенкой.

Потом посмотрел на содеянное и начал трезветь. Как записано в обвинительном заключении, побрел с молотком в сортир. Бросил в дыру. Постоял перед умывальником. Плеснул в лицо. И поехал к братьям. Анатолий и Василий Сачеки жили отдельно...

Проснувшийся в отсутствие сына старший Сачек как только смог подняться, так сразу направился в комнату М. Сейчас можно предполагать, что они с сыном засыпали с одной и той же мыслью — взять еще денег на выпивку. Он вошел к ней в комнату и сперва подумал, будто началась белая горячка. Матюкнулся. Послонялся по квартире, никак не соображая, что происходит и куда пропал сын.

Парни приехали все втроем. И сами же вызвали полицию. Ни братся, ни отец Николая Сачека не пожалели. Не стали прятать его. Не стали выгораживать и метаться в поисках помощи и поддержки, как обычно происходит в нормальных семьях.

Но на приговор они явились все. После окончания процесса о чем-то спорили, делали очень значительные, серьезные лица. И пытались вложить в свои слова, предназначенные подсудимому, всю жизненную мудрость. «Я знаю, как это трудно, не волнуйся!» — напутствовал его старший брат. «Главное, чтоб держал себя в рамках!» — напустив на припухшее от неумеренных возлияний лицо строгость, медленно проговорила мать...

Николаю Сачеку Окружной суд Таллинна оставил приговор, вынесенный столичным судом — 9 лет лишения свободы, — в силе.

Юрий ГРИГОРЬЕВ