«Романс для корнета»

Летом прошлого года вышел в свет поэтический сборник Ивана Винка «Прощенное воскресенье». Ранее читатели могли познакомиться с автором по немногочисленным публикациям в периодической печати и коллективных сборниках (например «Аккорд», «Всполохи»). Большинство поэтов, представленных в этих книгах, было членами литературного объединения при Центре русской культуры...

И вот – первый самостоятельный «выход в свет», где читателям в тоненькой книжке предложено 56 стихотворений.

Обратим внимание на немаловажную особенность: хронологии автор почти не уделяет внимания. Вот свидетельство – стихотворение, открывающее книгу, «Не забавы пустой, не простого приличия ради», написано 1 февраля 2001 года. А замыкающее сборник «Среди родных, болотистых равнин» обозначено 1969 годом. Других дат и ссылок мы не обнаружим. Следовательно, читателю предстоит ознакомиться со своеобразным «Избранным», главная особенность которого, что оно хронологически перевернуто, направлено вспять, назад, к истокам, когда складывались нравственные и философские ориентиры, образный строй и манера письма. Вырабатывался собственный поэтический голос, своеобразный и оригинальный.

Ведь почти за тридцатилетний период, когда Иван Винк пишет стихи (а может, и больше), произошли грандиозные исторические и политические перемены в стране и мире, а творческая манера автора остается почти неизменной. Ее характеризует эпическая возвышенность, своеобразная лирическая торжественность, риторическая, порой архаическая, перенасыщенность. Кажется, автор исповедует заветы классицизма конца XVIII века с его оппозициями Бога – Дьявола, Жизни – Смерти, Государства – Личности, Любви – Ненависти. И в то же время в разработке психологической мотивировки поведения лирического героя видны влияния Мандельштама и Бродского в их стремлении к максимальной выразительности, серьезности авторского взгляда на мир, пронзительной интонации борьбы и несмирения...

«Я заражен нормальным классицизмом», – писал Иосиф Бродский, которому Иван Винк посвятил несколько стихотворений.

Как же автор чувствует себя в столь авторитетной компании? Не упрощает ли психологическое переживание имитацией. Умеет ли избежать заимствования, подражания и подчинения более сильному голосу, более оригинальной интонации? Действительно, сборник производит двойственное впечатление.

Начнем с названия книги.

Уже второе «н» в слове «прощенное» представляется очень значимым. Ведь существует в религиозной традиции и жизненном укладе «прощеное воскресенье», время покаяния, прощения, признания вины и отпущения грехов. Канун великого поста и чистого понедельника. Автор уходит от этого названия. Его лирический герой погружен в мирские заботы, суетный мир, где ориентиры определются личностью, выбирающей собственный путь. Ему кажется греховной неопоэтизированная проза жизни, и поэтому он стремится к идеалу, пронизанному Верой. Надеждой и Любовью.

Все это прекрасно. Но остается ли Иван Винк верным своей оригинальной манере? Ведь на двойственность лирического героя указывает сам автор: гляделся я анфас как херувим, а профиль мне достался от чертей.

Да, приходится признать: многие стихи похожи на школьные этюды, выполненные вполне пристойно благодаря хорошей тренированности и литературной ознакомленности, где творец занят провоцированием бытийной событийности, создает имитацию вовлеченности в переживание и держится на плаву искусственного пафоса и заемной страсти. Посмотрите, какой инструментарий избран в стихотворении «Рожденье слова – это бред и муки»... Автор «сильно» заботится, чтобы читатель его «зауважал», перегружая текст отсчетами исторических событий, вероятно, Древняя Греция, допетровская Русь, упоминая, правда, не в порядке хронологии Офелию, Марго, Лилит, Кармен, Лауру и Бобо... И вся «королевская рать» собрана для того, чтобы достичь лирического заключения, аналоги которого есть лучше (и гораздо) у Осипа Эмильевича или Иосифа Александровича. А в стихотворении «К чему пустые домыслы и споры» исторические выкладки «ветерана», «запущенного у Босфора», начинают зачем-то кружить бедных Мойр – богинь судьбы. Уж конечно, затем, чтобы повалиться на бок у ног шекспировского Гамлета... Подобные приблизительность и многовариантность заключены в «Старом колодце» и в «Размышлениях по поводу срубленного тополя»... И уж когда искушенная всеядность смывает внутренний контроль, перенасыщенность литературных реминисценций превышает допустимую норму и автор попадает в конфузное положение, когда в стихотворении «Вновь за бледным окном вырастает» производит четыре выхода на территорию «чужого» освоенного пространства... Здесь и Светлов, и Маяковский, и Саша Черный, и Блок... А ведь еще Бодлер писал: «Плыть сразу под четырьмя ветрами нельзя»...

А впрочем, впрочем... Не стоит забывать, что перед нами все же «Избранное», создававшееся на протяжении тридцати лет. И в различные периоды автор решал современные ему проблемы, исходя из литературного окружения и поэтической практики.

Нам важно услышать в стихах живой голос современника, индивидуальную интонацию, горячее искреннее чувство страдающего человека. И, к счастью, такие примеры мы получаем. Рыцарское благородное служение поэтическому идеалу сочетается с открытостью чувства и страсти. Мы присутствуем не при статическом созерцании умственных пирамид, а погружены в стремительное движение времени. В его стихах мы слышим грохот воздуха в разрывах между вагонами, стук колес на стыках, и движение чувства – боли, торжества, страсти... Голос чист и свободен. С нетерпением будем ждать новых стихов талантливого таллиннского русского поэта Ивана Винка.

Б.АРТЮХОВ