"МЭ Среда" | 06.11.02 | Обратно

Осмеливаюсь быть...

— Рекламная фирма, обслуживавшая осеннюю избирательную кампанию Исамаалийта, придумала такой нестандартный ход, который немало позабавил избирателей. «Julgen olla» (осмеливаюсь быть) — с такого стереотипа начинались горделивые признания кандидатов в депутаты от Исамаалийта. Март Лаар гордился тем, что осмеливается быть ответственным, Тойво Юргенсон — творцом, Юри Мыйз — другом и т.д. На вашем плакате, г-н Мутт, было написано «Julgen olla motleja». И все, вроде бы, правильно, кто же вы еще, если не мыслитель? Подзадоренная плакатами, и я осмеливаюсь — julgen olla kusija. И вот о чем хочу спросить у вас для начала: рекламная фирма сама подбирала роли для кандидатов в депутаты или все-таки предварительно советовалась, интересовалась, что каждой душеньке угодно?

— Меня, действительно, спросили, есть ли у меня какие-либо пожелания на этот счет. Вообще эта формула — julgen olla — кажется мне неудачной, попросту идиотской. Ведь что она означает? И кому нужна? Политику надо разговаривать с избирателем, обращаться к нему, а не кокетничать — я честный, я молодая, я в форме, я друг, я творец...

— «Julgen olla Ralf Parve», — отвечает теперь на телефонные звонки известный сын известного писателя. Но это уже анекдот, шутка по следам избирательной кампании. Давайте перейдем к вашей формуле. На самом-то деле быть мыслящим человеком совсем непросто. Горевал Пушкин, что угораздило его родиться в России с умом и талантом, о том же написал свое «Горе от ума» Грибоедов. Советские диссиденты испили горькую чашу унижений и преследований за то, что осмеливались изнурять свои «серые клеточки». Комфортно ли быть мыслителем в Эстонии 2002 года? Или ваши сегодняшние размышления исполнены грусти?

— Вы спрашиваете у меня как у политика или как у интеллектуала?

— А эти двое живут и мыслят внутри вас совершенно автономно?

— У человека всегда несколько ролей.

— Тогда пусть будут два ответа. В этой роли я себя чувствую так, а в этой роли — эдак.

— Ну какая сегодня нужна смелость, чтобы думать, размышлять?

— Да никакой, особенно если свои мысли не озвучивать.

— Конечно, когда в советское время человек отрицательно отзывался о власти, это для него было чревато тяжелыми последствиями. Теперь критикуй кого хочешь, когда хочешь и сколько хочешь. И все-таки, поскольку я состою в одной из политических партий, а именно в Исамаалийте, у меня есть определенные табу, некая самоцензура. Я могу думать об этой партии что угодно, я ведь понимаю, что это не идеальная партия, но моя этика не позволяет мне публично рассуждать об этом. Меня же никто не заставлял в эту партию вступать, не давил на меня, как давили в советское время, подталкивая в коммунистическую партию — чтобы делать карьеру, чтобы лучше жить. Вступление в Исамаалийт ничего не изменило в моей жизни. Я уже тридцать лет пишу на социальные темы, выступаю как комментатор. Но поскольку третий сектор у нас пока еще очень слаб, вне партий людям довольно трудно реализоваться.

— А почему вы выбрали для себя именно Исамаалийт? Ведь вы вступили в партию только в прошлом году, во время президентской избирательной кампании. К этому времени все крупные партии уже успели сформироваться, окрепнуть, поработать и в правящей коалиции, и в оппозиции. Впрочем, в 2001 году Исамаалийт входил в правящий тройственный союз, а Март Лаар был премьером...

— Начнем с того, зачем я вообще вступил в партию. Ведь в советское время, когда это давало какие-то льготы или преимущества, я партийности избегал. А сейчас это жест именно доброй воли, красивая игра, и в этом своя прелесть. Я ведь ничего за это не получаю.

— Не скажите. Март Лаар за это (хотя, разумеется, не только за это) стал премьером, Март Нутт — парламентарием. Тунне Келам — вице-спикером Рийгикогу. И это не только должности, но и льготы, и привилегии...

— Перед тем как самоопределиться, я начал присматриваться ко всем нашим партиям, пошел методом исключения, то есть прежде всего решил, в какую организацию я ни при каких обстоятельствах не вступлю. В конце концов я остановился на двух приемлемых для меня партиях — умеренных (я социал-демократ по убеждениям) и Исамаалийте. Поскольку для меня очень значимы эстонские культурные и языковые ценности, а Исамаалийт этим очень дорожит, я выбрал именно эту партию.

— Вся сегодняшняя политическая элита Эстонии — питомцы Тартуского университета. Дышали одним и тем же воздухом, учились у тех же профессоров, получили одинаковые знания о мире. А все — в разных партиях, думают по-разному, оппонируют друг другу, иногда очень жестко и непримиримо. Что же лежит в основе этих разногласий?

— Ну, не все заканчивали Тартуский университет. Кто-то учился в педагогическом, кто-то в политехе... А есть и бывшие диссиденты, вообще не сумевшие получить университетского образования.

— Все это так. Но я-то подвожу вас к Марксу, хотя не хотела этого делать напрямую.

— А Маркс был прав, когда говорил, что материальное положение определяет мышление человека, его понимание общественной жизни и ее проблем. И все-таки часть людей, более тонко организованных, думает иначе, даже если у них и хлеба-то почти нет. Это люди идеи, духовной сферы, выводы Маркса их не увлекают.

— Если бы мы с вами поменялись ролями, и вы задали мне тот же вопрос о разногласиях, я бы на него ответила, прибегнув к концовке вашего рассказа «Телефонная книга». Для тех, кто не читал, описываю сюжет в двух словах. Герой рассказа, став редактором издательства, однажды дал добро на публикацию телефонной книги, «потому что в ней можно при необходимости отыскать номера друзей». Прошли годы. Молодые редакторы стали ветеранами. И в издательстве появился новичок, который, не мудрствуя лукаво, на титульном листе новой рукописи телефонной книги написал резолюцию: «Не издавать». Почему? Постаревший герой пришел к новому редактору и крайне предупредительно, не повышая голоса и не стараясь поучать, спросил его об этом. А тот, спокойно посмотрев на него, пояснил: «У нас нет телефона». И этим все сказано! У меня нет машины, и поэтому мне безразличны проблемы парковки и цены на бензин. У молодого человека открытая белозубая улыбка, и ему безразличны проблемы стоматологии и протезирования. Бездетный далек от проблемы детских садов. И т.д. и т.п. Люди не понимают друг друга, общие этические и моральные ценности не могут перетянуть, перевесить ценности материальные. И хотя о здоровье всегда говорили, что его в аптеке не купишь, и это на сегодняшний день не совсем верно. Немного здоровья, хотя бы капельку, хотя бы чуть-чуть, можно купить и в аптеке. Вы со мной согласны?

— А если у человека будут телефон и машина, что тогда? Долгое время советские идеологи именно так и рассуждали, мол, если у всех людей будет крыша над головой и еда на столе, все люди станут братьями. Но ничего из этого не вышло. Люди неодинаковые, у всех разные способности, разные устремления, и потому в одной Эстонии существуют две Эстонии, а может, и три, и четыре. И есть четыре Франции, пять Великобританий и т.д.

— Люди неодинаковые, с этим никто и не спорит. Но достойная жизнь должна быть у каждого.

— Тут я с вами, будучи убежденным социал-демократом, полностью согласен. Не надо стремиться к тому, чтобы у каждого был свой вертолет, большинство людей этого и не хочет, но общество надо постараться обустроить так, чтобы и самые бедные слои в нем жили в человеческих условиях. Собственно, жизненная сила, крепость общества определяется не тем, насколько велик контраст между уровнем жизни богатых и бедных слоев населения, а тем, каково в нем бедным. Ведь если богатые слишком богаты, а бедные слишком бедны, это чревато гражданской войной.

— А нас очень часто утешают средними цифрами, средними показателями. И правда, если Гуннар Окк зарабатывает в месяц 100 тысяч крон, а у пенсионера их 1700, то в среднем оба неплохо живут, а Эстония — в среднем — процветает. Как вы относитесь к средним показателям?

— От лукавости средней цифры до ее лживости — один шаг. Но, согласитесь, если сегодняшний пенсионер будет получать пенсию в размере 10 тысяч крон, то ему будет абсолютно безразлична величина оклада Гуннара Окка.

— Аб-со-лют-но! Пусть хоть в шампанском купается.

— Мне хочется верить, очень хочется, что эстонское общество все-таки понемногу движется вперед, приближая то время, когда всем людям будет полегче жить.

— В период прошлогодней президентской избирательной кампании вы работали в группе поддержки Пеэтера Тульвисте. Но президентом стал Арнольд Рюйтель. Насколько я знаю, вы считаете его предшественника более сильным президентом?

— Леннарт Мери был самым большим достоянием Эстонии в годы своего президентства. За рубежом, на международной арене он сделал для республики так много, как только может один человек. Мери европеец до кончиков ногтей. Кстати, я возглавлял информационное бюро в Министерстве иностранных дел, когда он был министром.

— Редактор вашей газеты Тармо Тедер назвал нынешнего президента tainapea.

— А он немного такой и есть, как из теста. Не очень блестящий. Конечно, он не делает ничего плохого. Но и хорошего тоже.

— А как вы относитесь в таком случае к Марту Лаару, взявшему на себя ответственность за поражение на выборах и сложившему с себя полномочия лидера партии?

— Лаар давно в политике и у власти, а от этого публика в конце концов устает. И пресса устает. Пропадает свежесть восприятия, теряется интерес. Лаару надо немного отойти в сторону, посидеть на скамейке запасных, почитать хорошие книжки, попутешествовать, поразмышлять. Ведь если ты все время в публичной политике, на это совсем не остается времени. Лаар даже немного запоздал, он мог бы взять тайм-аут чуть раньше. Но это совсем не означает, что он должен вообще уйти из политики.

— Вы купили недавно дом на окраине Хаапсалу. И ездите теперь регулярно из столицы в Хаапсалу и обратно. Что это для вас означает?

— Я живу отсюда, от редакции Sirp, в двухстах метрах — в писательском доме на улице Харью. Вокруг одни туристы, шум, гам и суета. Это немного утомляет. Душа потянулась к природе. А Хаапсалу именно такой городок, тихий и спокойный, и при этом вполне цивилизованный. Там у меня есть соседи, с которыми мы ведем всякие разговоры, в 500 метрах — море. Когда мне было 30 лет, я признался в рассказе «Ученик Фабиана», насколько мне безразлична сельская жизнь, непереносим запах органики. А теперь, спустя много лет, жизнь на природе меня умиротворяет. И это лишний раз доказывает, что человек с годами меняется. Мой отец в свое время преподавал английский язык в Тартуском университете, заведовал кафедрой, мама преподавала еще и немецкий. Они оба фанатично любили свой сад, с удовольствием возились там, восхищаясь каждым цветочком, кустом, деревцем. Оба очень хотели приобщить и меня к этому. Но тщетно, я упирался. А теперь... теперь мне все это хочется делать своими руками. В своем саду.

— Вы баллотировались в депутаты городского собрания Хаапсалу по списку Исамаалийта. Хотели активно участвовать в жизни города? Или просто собирали голоса для своей партии?

— Хотел не только собирать голоса, но и работать в горсобрании. В маленьких городках всегда ощущается нехватка активных, энергичных людей. Местная размеренная жизнь затягивает, людьми овладевает инерция. И свежая кровь — это всегда важно и нужно. А я в Хаапсалу появился не как дачник, не как отдыхающий, я там живу. В Таллинне у меня квартира (своего рода отель, клетка), а там дом, чердак, сад. И я хочу, чтобы жизнь в Хаапсалу становилась все лучше. Буду работать в горсобрании, занимаясь вопросами культуры, образования, может быть, и туризма. У нас образовалась коалиция из республиканцев и представителей Исамаалийта. Это местная сенсация, ведь в течение десяти лет в Хаапсалу власть удерживали реформисты.

— Эстонские писатели в сегодняшней политике не играют яркой роли. Пришли в политику и довольно скоро ушли из нее Яан Кросс, Яан Каплинский, Прийт Аймла, Арво Валтон. Почему? Быть может, потому что активная общественная жизнь требует полной отдачи, а писатели ценят свою автономность, им предпочтительнее смотреть на все со стороны? даже писатель Леннарт Мери, будучи президентом, в своих высокохудожественных речах порой призывал небо на помощь и укоризненно грозил пальчиком «разыгравшимся» политикам, как будто он сам не несет никакой ответственности за происходящее.

— Президент, согласно Конституции, приостанавливает свою партийную принадлежность, действуя в интересах всего народа. Если же говорить не только о писателях, но о художниках вообще, то им, действительно, обременительна партийная дисциплина, они дорожат собственным мнением, собственным мироощущением. Сегодня многие писатели, художники чувствуют себя обманутыми политической системой. Слишком много времени и хлопот уходит у них на то, чтобы заработать кусок хлеба, приходится крутиться, подобно белке в колесе, что-то редактируя, что-то комментируя, где-то выступая с лекциями. Нет ни одной партии, которую они могли бы считать своей. Ведь писатели — люди идеи, идеологии. В этом отношении я человек более покладистый, способный считаться с неизбежностью. Но писатели не молчат. В газетах Postimees, Eesti Pдevaleht пишут Майму Берг, Яан Каплинский, Арво Валтон.

— Осмеливаюсь — под занавес — задать вам совершенно несерьезный вопрос. Что это за блажь такая — носить сережку в левом ухе?

— А это довольно интересная история. В 1988 году мне посчастливилось побывать в гостях у своей старенькой тети в Новой Зеландии. Имея слабое зрение, я носил очки, и мой тамошний двоюродный брат, этакий хиппи, потащил меня в ближайшую аптеку, где местная мини-колдунья, новозеландка, определив точное место в мочке уха, продела мне эту сережку. Как бы там ни было, я стал лучше видеть.

— И никогда сережку не снимаете?

— Однажды снимал. Осенью 1991 года, когда Эдгар Сависаар, Леннарт Мери и я были в Белом доме на приеме у президента США.

— Спасибо за беседу.