Человек с аккордеоном

Парабола Саши Кацая: из Таллинна в Таллинн через Москву

Александр Кацай дебютировал в Русском театре в «Ревизоре», сыграв Петра Ивановича Добчинского; перед выходом на сцену он волновался безумно, почти обморочно, хотя до Таллинна, в Москве, у своего учителя Иосифа Райхельгауза в театре «Школа современной пьесы» он уже играл и более значительные роли и на куда более известных площадках, да и не в одной Москве, а на многочисленных гастролях, в разных странах мира, да и в ансамбле со звездами-легендами русской сцены. Но дело в том, что у Саши была мечта работать именно в этом театре, в этом городе, где он родился и рос, с этими людьми, а кому не станет дурно, когда мечта сбывается?

До последнего момента Иосиф Райхельгауз уговаривал его не делать глупости, не уезжать, не бросать Москву и театр, где к нему привыкли, где у него была блестящая перспектива, где партнерами его были Татьяна Васильева, Альберт Филозов, всегда протягивающие руку помощи, вытаскивающие партнеров на свой уровень… Уехал.

По Москве в год поступления (тогда студийцев Русского театра в культурную метрополию возил Евгений Власов – ему удавалось даже найти спонсоров, оплачивающих железнодорожные билеты будущим студентам) Саша ходил из вуза в вуз с аккордеоном и башмаками для степа. Два года он учился степу у своего кумира Александра Ивашкевича и на конкурсах непременно демонстрировал стук. Немного он в свое время занимался и музыкой, и аккордеон был мощным и звонким тому подтверждением.

Во ВГИКе он зашел в аудиторию, но только собрался поставить на пол аккордеон и пристроить под стулом башмаки, как некий немолодой и нервный господин закричал на него:

- Ты куда, парень, приперся с аккордеоном, а ну убирайся!

- Я? – растерялся Саша.- Я, собственно, поступать. Я с аккордеоном, я играть на нем буду.

-А я тебе говорю, убирайся! Вон отсюда!

Саша бледнел и краснел, сначала робко настаивал, потом стал повышать голос; распалился и истеричный дядька. Слово за слово, крик на крик, Саша схватил стул и замахнулся, легкий матерок скользнул по его губам.

- Отлично! – прокомментировал гонитель. – Вы допущены на третий тур.

Оказалось, что Саша Кацай был вовлечен в одну из игр Иосифа Райхельгауза, набиравшего курс. Он легко прошел все творческие испытания (нужно было, например, убедить девушку из приемной комиссии пойти с ним в ресторан – такой славный этюд), но учиться ему предстояло на платном отделении, а денег на это совершенно не было…

Звезды любят, когда греются в их свете

Еще в Таллинне Саша познакомился с Романом Виктюком, который ставил в Русской драме «Бульвар заходящего солнца», и во время вступительных в Москве много времени проводил на репетициях в театре мастера (а на репетициях у Виктюка даже интереснее, чем на самих спектаклях), и вот когда стало ясно, что на платном учиться нет никакой возможности, Саша пришел за советом к Роману Виктюку. А Виктюк вместо советов просто позвонил Райхельгаузу и попросил решить как-то Сашин вопрос. Пришли к компромиссу: если Саша на пятерку пишет сочинение и на пятерку сдает устную литературу, то его берут на бесплатное отделение. Так все и получилось. Звезды не всегда обдают холодом и высокомерием, порой им приятно согреть своим светом начинающих, поделиться – опытом ли, дружбами, связями…

Как-то Саша поехал в Москве в Сергиев Посад (он посещал в Таллинне воскресную церковную школу, и его всегда тянуло к высшей духовности); поднялся на колокольню и там увидел Бориса Акунина, которого узнал по портретам. К тому же Саша играл в его варианте «Чайки». Он подошел к писателю и спросил: «А что было бы с Треплевым, если бы он не застрелился?» - «На этот вопрос я отвечу вам в следующей книге,- ответил Акунин с удовольствием,- я сейчас как раз пишу «Повесть о настоящем человеке». И этот остроумный ответ запомнился Саше, как еще одно подтверждение земных интересов далеких звезд, ждущих заинтересованного собеседника.

Саша Кацай вырос в любви и заботе. Во всепоглощающей любви и ежесекундной заботе. Он был поздним ребенком в семье, где ценили приключения, путешествия, все необычное и новое. Отец был моряком – человеком лихим и бесстрашным. В ночь с 31 декабря на 1 января его смыло волной с палубы в море. Саше было четыре года. Эта трагедия страшной новогодней ночи перевернула всю жизнь: мама посвятила всю себя сыну, полностью отказавшись от каких-либо своих интересов. Сашу опекали, водили во все кружки, какие только были возможны, сходили с ума от мысли, что он может начать курить или пить.

Саша иной раз прилежно слушался, иной раз бунтовал. Вот, скажем, понравилось ему одно здание в Таллинне помпезной сталинской архитектуры, дом с мощными колоннами, и он поступил туда учиться. Стал автослесарем. Но все-таки подобные отступления только ближе и ближе подводили его к неотвратимой цели – к театру.

«Театр не стоит жизни»

– это часто повторял Иосиф Райхельгауз. Однажды в театре «Школа современной пьесы» чуть не отменили «Чайку»: в больнице с температурой под сорок лежал в тяжелейшем состоянии Михаил Глузский, игравший Сорина. Но все-таки в день спектакля по его горячей просьбе, по его требованию, артиста привезли в театр, и он блестяще сыграл свой персонаж. Потом его сразу отвезли в больничную палату, на следующий день была операция – отняли ногу, а еще через неделю его не стало. Все это происходило у Саши на глазах – он в «Чайке» играл сначала музыканта, сопровождавшего аккордеоном спектакль Нины Заречной, а потом слугу Якова - и о многом заставило задуматься.

- Саша, так все-таки стоит театр жизни или нет?

- Не стоит, наверное…

- А мне кажется, что Глузский считал иначе, если пересилил смерть ради спектакля…

Елена СКУЛЬСКАЯ