"Молодежь Эстонии" | 20.09.02 | Обратно

Идея «Русского мира» — что это означает?

— Многие из нас хорошо помнят вашу статью, Татьяна Викторовна, опубликованную несколько лет назад в «Литературной газете» под названием «Русская диаспора: опора или обуза?». Пожалуй, впервые в печати так прямо и остро был поставлен вопрос о миллионах россиян, оставшихся за пределами России после распада СССР. Впервые прозвучала мысль о том, что с зарубежной диаспорой надо работать, что она может стать посредником между двумя странами. И положение, в самом деле, стало меняться. Мы чувствуем это и на собственном опыте. Но все-таки... Что стоит за этими изменениями? И действительно ли это новое отношение будет укрепляться?

— Хороший вопрос... И сейчас я, наверное, начну открывать секреты нашей внутренней кухни. Год назад, или даже несколько больше, когда появилась мысль о Конгрессе соотечественников в Москве, среди экспертов и политтехнологов, в первую очередь тех, кто занимается проблемами зарубежной диаспоры, четко обозначилась линия: структурировать российскую зарубежную диаспору за 10 прошедших лет не удалось. Вместо консолидированной диаспоры есть лишь некая аморфная масса. Возникла целая группа, когорта, говорите, как хотите, так называемых «профессиональных русских», для которых проблемы русскоязычного населения стали, по существу, этнобизнесом. Люди просто делают деньги на своей национальной принадлежности. Так, может быть, стоит вообще уходить от этой темы, тем более что, кроме осложнений в межгосударственных отношениях, она никакой реальной пользы России не приносит? А если это так, то зачем вообще проводить Конгресс соотечественников?

— А мы и не знали, что в России идут такие разговоры. Мы только знали, что люди, стоявшие у власти в России в начале 90-х, ничего не сделали для облегчения участи русских, оставшихся за пределами Родины.

— Хочу быть правильно понятой. Речь сейчас не идет о государственной политике. Речь идет об экспертах, о специалистах, занимающихся той или иной проблематикой. Хотя кто формирует государственную политику? Именно такие эксперты, стоящие близко к руководящим кругам. А также финансово-промышленные круги, заинтересованные в той или иной линии. Ну и, конечно, крупные информационные корпорации. Политтехнологи...

Словом, была такая дискуссия. И довольно острая... Как раз в то время, в разгар этой дискуссии мною и теми, кто разделяет мою позицию, была высказана совершенно другая точка зрения.

Да, наша зарубежная диаспора разрозненна. Да, есть множество различных русских организаций, не связанных между собой и не имеющих общей цели. Неизвестно, как с ними работать. И все-таки... Нельзя терять такой колоссальный ресурс — интеллектуальный, экономический и т.д. Тем более что далеко не вся диаспора столь бедна, есть люди, и их немало, которые сумели встать на ноги, вполне состоятельны и бизнес свой нацелили на Россию. Да и вообще... Огромная часть русских, русскоговорящих тесно связана с Россией духовно, они вовсе не хотят от нее отрываться. Есть и еще категория людей — они вынуждены были остаться за рубежами России, но никак там, за рубежом, не прижились. Быть может, они и уехали бы в Россию, если бы имели, скажем, статус репатрианта, если бы могли рассчитывать на более или менее благоприятные условия. Но такого статуса нет...

— И они знали, что в России их никто не ждет. Им просто некуда было ехать...

— Да. Им даже не дали права выбора. Я недавно говорила с сотрудниками «Сахнута», организации, имеющей богатый опыт репатриации. И они сказали, что, конечно, репатриация в Израиле имела много отрицательных моментов, хотя были и плюсы. Но, главное, люди могли сделать сознательный выбор: оставаться или уезжать... Поехали бы или нет — это другой вопрос.

Хотя приведу пример... Один наш деятель, будучи в Казахстане, объявил, что можно-де ехать, Россия готова принять. Бывшие целинники заволновались, создали организацию «Первый эшелон», стали готовиться к отъезду. Но выяснилось, что в России никто ничего не знает. Люди оказались обманутыми во второй раз.

— Грустно это слышать...

— Видите ли, ситуация складывалась таким образом, что проблемы зарубежных соотечественников, так называемый «русский вопрос» стал своего рода разменной картой. Он достаточно широко использовался и для внутриполитических, и для внешнеполитических целей. Левые партии, например, использовали эту проблематику для того, чтобы показать, как плохо работает правительство России, как мало оно заботится о людях, тем более о брошенных фактически людях, и что они, левые, разумеется, поведут себя иначе, если окажутся у власти. «Русский вопрос» выплывал не только в политических, но и в экономических играх. Помните то время, тот момент, когда пытались ввести экономические санкции против Латвии за отношение к русскоязычному населению? Кто проявлял особую активность в этой ситуации? Эстонские фирмы, находящиеся в Москве и заинтересованные в том, чтобы многие экономические вопросы, в том числе и проблемы транзита, решались в первую очередь с Эстонией, а не с Латвией.

Так вот, простой вопрос... Хотим ли мы сохранить диаспору? Конечно, хотим. Любая страна этого хочет. Но для чего? И тут возникли две основные темы, которые, кстати, получили признание в высших кругах страны. Президент России использовал их и в своем выступлении на Конгрессе соотечественников. И это было очень важно.

Первая из них: российская диаспора — это несомненный ресурс, пусть пока во многом потенциальный, но все же ресурс. И его никак нельзя упускать. И когда эта идея прозвучала, в России резко возрос интерес к этой теме. Представители государственных структур увидели перспективу. Возрос интерес и у финансово-промышленных групп. Я не знаю сейчас ни одной крупной российской корпорации, которая не интересовалась бы темой зарубежной русской диаспоры.

— Почему? В чем они видят тут свой интерес?

— Очень простое объяснение... Любая финансово-промышленная корпорация или группа заинтересована в расширении сферы своего присутствия. Русская диаспора именно как эффект экономического присутствия — для любой корпорации это просто мечта.

Меня, знаете ли, всегда раздражает, когда люди слишком много говорят о государстве, уповают на него. В современном мире государство — лишь один из игроков, к тому же далеко не самый сильный. Финансово-промышленные корпорации по своей мощи нередко превышают государство. Вот когда они этой проблематикой по-настоящему заинтересуются, вот тогда можно будет говорить о существенных плюсах. Но подвижки в этом смысле уже есть. И это хорошо.

Возрос интерес и у политтехнологов. Кстати, недавно деятель одной из эстонских партий в своем интервью сказал: да, мы пользуемся услугами политтехнологов из Дании и Швеции. Должна заметить, что российские политтехнологи ничуть не хуже. Однако нельзя не сказать, что хотя к российским политтехнологам обращаются многие деятели из стран Балтии и СНГ, в том числе и представители титульных партий, на русской поляне они, в основном, не работают.

— И это понятно. Русские политики, увы, не в состоянии оплачивать дорогостоящие услуги политтехнологов, в том числе и российских... Быть может, еще и поэтому они проигрывают по сравнению с титульными партиями...

— А есть еще, я бы сказала, и определенное иждивенчество. «Если я русский политик, то Россия обязана мне помогать». А Россия заинтересована не в том или ином политике, а в нормальных отношениях с государством, в том, чтобы в этом государстве отношение к российским соотечественникам было нормальное, чтобы они чувствовали себя хорошо, были полноправными жителями страны.

— У нас как раз все это последнее время шла и еще продолжается довольно острая полемика: нужна ли нам русская политика?

— Я думаю, что политика, направленная на поддержку национального меньшинства, нужна. И это однозначно. Хотя считаю, что Эстония делает немало. Я знакомилась с интеграционными программами, и мне кажется, что в них много интересного.

— Но правительственная интеграционная программа сводится, как известно, в основном к изучению эстонского языка. Хотя это — не панацея, не самоцель, а всего лишь средство. Тем более что и практика показывает: даже тем русским, которые хорошо владеют государственным языком, трудно найти себе место. Скажем, в государственных и муниципальных органах управления. Это ведь не секрет...

— Знаете, что я вам скажу? Русские могли повлиять на ситуацию в конце восьмидесятых — начале девяностых годов. Они этого не сделали. А, может быть, многое могло бы быть иначе. Давайте все-таки это признаем.

Быть может, кому-то не понравится то, что я скажу... Но лично я убеждена: человек должен сам решать свои проблемы. Конечно, пожилым людям общество должно помогать. В России, кстати, тоже есть такая установка: помогать ветеранам, помогать пожилым людям, оказавшимся за пределами страны, помогать тем, кто нуждается в защите.

Но если человек молод и силен, если он знает, что не принадлежит к титульной нации со всеми вытекающими отсюда последствиями, если он понимает к тому же, что в этой стране ему жить, то он должен делать все, чтобы быть на голову выше представителей титульной нации.

— Ну, в наших условиях это не так-то просто...

— Вы знаете, почему я так говорю? Для меня это не просто декларации. Тут, на мой взгляд, можно провести определенные аналогии между положением нацменьшинств и положением женщин в обществе. Ведь наш мир построен по мужским канонам, он живет по мужским стереотипам. И чтобы женщине пробиться в этом мире, занять какую-то нишу, добиться успеха и чтобы его признали, этот успех, — ей надо быть на голову выше окружающих мужчин. Как профессионалу... Потому что иначе она никогда не сможет доказать, что она такой же человек, как все мужчины, и имеет право занять любой пост, даже очень высокий. И в этом смысле вряд ли женщине принесет успех игра на ее половой принадлежности, так же, как и «профессиональным русским» — игра на национальной принадлежности. Надо просто стать сильным, быть, повторяю, на голову выше...

Конечно, можно и нужно рассчитывать и на Совет Европы, и на Россию, и на то, что власти Эстонии в конце концов поймут, что проблематикой национальных меньшинств надо заниматься более предметно. Но прежде всего надо рассчитывать на себя. Я так думаю.

— Но наши молодые люди, уже достаточно образованные, умные, способные, уезжают тем не менее из Эстонии, не видя здесь для себя возможностей. Не обидно ли?

— А куда они уезжают? Конечно, в России, скажем, больше возможностей, чем в Эстонии. Но и здесь есть проблемы... Москва, например, очень жесткий город, город, в котором адаптироваться сложно, трудно найти работу. Знаете, где, например, у нас в Москве можно найти свободную нишу? Места домработниц, водителей... На эту работу москвичи не идут. И даже если, скажем, будет программа репатриации, если даже приехавших обеспечат жильем, работу найти будет очень сложно. Тем более — по специальности...

И когда говорят, что Россия заинтересована в том, чтобы диаспора оставалась за рубежом, то должна сказать, что любая страна в этом заинтересована. Надо только с диаспорой правильно и активно работать. Эта зарубежная диаспора может быть посредником. Позитивным, легальным, признанным... Ведь и в США политики, скажем, уровня Киссинджера не скрывали и не скрывают, что сотрудничают, например, с китайским лобби. А влияние еврейского лобби в тех же Штатах!

— Что ж, первая концепция, которая, по вашим словам, выдвинута в России: зарубежная диаспора — как ресурс... Это хорошо, это важно для нас. Ну, а вторая? К чему сводится она?

— А вторая, в сущности, связана с первой, выходит из нее... Возникла идея «Русского мира». Это не я придумала. Это вообще не новая идея. Но в новой ситуации и в новом качестве она прозвучала именно сейчас. И, кстати, стала очень популярной.

Речь идет о том, что кроме государств, финансово-промышленных корпораций в мире существуют этнокультурные миры. Это целые сети, протягивающиеся по миру. Скажем, китайский мир. Или еврейский мир... Евреи живут в самых разных странах. Но ведь и русских за пределами России много. Это целый русский мир. Так почему бы не создать сеть связей России с русским зарубежьем?

— А как ее создать? Что вы имеете в виду?

— Вот именно — как... На основе государств невозможно. А вот на основе социальных групп — можно.

Почему бы, например, не объединить крупный русский бизнес? А мелкий и средний — отдельно... У нас, по существу, нет настоящего женского движения, как, впрочем, и молодежного. И почему бы не создать такую сеть, охватывающую всю русскую диаспору в разных странах... То же можно сказать и о профессиональных объединениях. В разных странах работают, скажем, прекрасные русские программисты. Или ученые...

Когда возникла и сформировалась идея создания таких сетей в диаспоре, некоторые говорили мне, что государства ни в коем случае не согласятся на это. Но я не слышала на этот счет никакой критики. А почему она должна быть? Речь ведь не идет о создании каких-то блоков противостояния. Наоборот...

Кстати, должна отметить, что идея оказалась интернациональной. К этим объединениям с интересом отнеслись не только русские. Живо откликнулись, например, евреи... На «круглом столе», проходившем в начале этого года в Москве под названием «Зарубежная диаспора — экономический потенциал России», делегация из Израиля была самой многочисленной.

Вообще-то опыт создания сетей, охватывающих, соединяющих большое количество людей и большие пространства, в мире есть. Так работают, например, огромные финансово-промышленные корпорации или, скажем, информационные. А почему бы не создать, например, правозащитную сеть, объединяющую юристов-правозащитников стран Балтии, СНГ и дальнего зарубежья? Не надо думать, что в странах Запада нет проблем с правами человека. Они есть. Тем более сейчас, когда столь велика волна трудовой миграции. Тут люди зачастую абсолютно бесправны.

— То, что вы говорите, кажется очень важным. Но не помешают ли этим проектам ссоры, склоки, раздоры, которых почему-то немало в нашей среде? Наша разъединенность?

— А вот это очень существенный момент. Для того чтобы сохранить диаспору, надо, чтобы были созданы внутренние механизмы ее сохранения.

— Вы говорите об организациях соотечественников?

— Быть может, об этом в первую очередь... И вот на что хотелось бы еще обратить внимание. Нельзя опоздать... В мире стремительно происходят изменения. Посмотрите, что, например, происходит с еврейским миром. Евреи ведь первыми, еще до появления признаков глобализации, создали свои финансовые, информационные структуры. Это было их ноу-хау. А потом в мире стали возникать иные глобальные структуры, те же, скажем, транснациональные финансово-промышленные корпорации. Они во многом использовали опыт евреев, перетащили его к себе. И евреям пришлось искать что-то новое, возможности совместить интересы, найти некий общий плацдарм. Может быть, потому они были так активны в Москве, когда собирался международный «круглый стол».

— А вы верите в то, что удастся создать в мире или хотя бы в Европе такие русские сети?

— Да, у меня появилась надежда. Еще и потому, что бизнес, как мы говорим, пошел в эту тему.