Акварельное шитье

Художница из Петербурга показала в Таллинне свои работы

Таких удивительных картин мы здесь, в Эстонии, еще не видели. Впрочем, картины ли это? Как вообще определить поразительное творчество Марины Принцевой, петербургской художницы? Выставка ее работ была организована в галерее Русского драмтеатра с помощью Людмилы Ганс, президента благотворительного фонда Roomukuulutus.

И мы увидели это поразительное сияние красок, цветов, оттенков, полутонов. Мы увидели крыши старого Таллинна, Зимнюю Канавку в Петербурге, простор Дворцовой площади... Мы увидели кружева масок, рыцарей, склонившихся перед дамами, музыкантов, парящих в воздухе... И все это выполнено в совершенно особенной, не знакомой нам прежде технике.

Это можно назвать тканой живописью или акварельным шитьем. А по существу, это текстильные панно, смесь вышивки, росписи и аппликаций. Никто еще ни в Эстонии, ни в России, ни за рубежом не работал в такой манере.

Но откуда это тончайшее чувство цвета? Наверное, где-то в глубине души Марины живет все-таки живописец. Я спросила ее об этом, и Марина сказала, что в годы учебы в Академии имени Мухиной, в Мухинском, как говорят выпускники этого знаменитого учебного заведения, она была награждена специальной наградой именно за успехи в живописи. Так что с чувством цвета, улыбнулась Марина, у нее всегда все было в порядке.

Но почему же все-таки она не стала живописцем в чистом, так сказать, виде? И Марина покачала головой: «Живопись — серьезная дама». Больше того, она убеждена, что это дело — мужское. А это поразительное сочетание живописи и рукоделия — для женщин? По мнению Марины, да. Хотя, очевидно, вопрос спорный. Изобретенная ею техника столь своеобразна, столь сложна, она требует такого бесконечного терпения, такого поразительного мастерства, что вряд ли по силам большинству женщин, да и мужчин тоже.

Но вот что, быть может, особенно интересно... Марина как художник, как мастер живет, существует как бы на пересечении двух культур. Любовь к рукоделию, к сложному и тонкому ремеслу — это у нее от матери-эстонки. Отсюда же и поразительная скрупулезность, точность работы... А этот блеск, сочность, щедрость, широта, которыми так захватывают ее работы, — это, конечно, от русской культуры.

Когда-то, в послевоенные годы, лихой красавец-капитан увез отсюда, из Таллинна, эстонскую девушку. И всю жизнь живя в Ленинграде, растя дочку, она тосковала по Таллинну. А приезжая в Таллинн, рвалась обратно в Ленинград, к доченьке Марине, к своему красавцу-капитану, который потом уже стал генералом. И Марина убеждена, что столь больших высот в своей профессии генерал Принцев добился не без помощи жены, преданной и волевой. Так и сочетались в этой семье эстонская и русская культура. И в творчестве Марины, их дочери, рядом — Петербург и Таллинн. Они соседствуют в ее тканых картинах, как две отправные точки.

Но все-таки как же они делаются, эти картины? Марину явно радовало изумление зрителей. Но объясняла она свои секреты просто. В этой технике, говорила она, нет никаких фокусов. Надо только уметь сложить разные кусочки тканей. И смеялась, глядя, как ироничное недоумение проступает на лицах зрителей и слушателей. Так просто? Но какое поразительное умение, какая глубокая тайна творчества стоит за всем этим.

И удивительный оптимизм... Ее тканые картины так радостны, так ярки, что, глядя на них, чувствуешь, как рождается в душе что-то теплое, искристое. С ощущением, что хочется обнять весь мир, что где-то здесь, за поворотом, ждет тебя какой-нибудь подарок судьбы, и уходишь с выставки...

Марина Принцева словно отдает своим зрителям частицу радости, счастливого предвкушения, которые живут в ее душе.

...А весть об удивительном мастере уже распространяется по миру. Ведь и Людмила Ганс, прежде чем уговорить Марину показать свои работы здесь, услышала о ней от людей, живущих в Америке, в Швейцарии. Плохо только, что мы сами не знали о ней, хотя Петербург так близко. Но вот теперь знаем...

Н.К.