Мужчины тоже рожать умеют

Анна ХРУСТАЛЕВА

Ванечка родился в канун Татьяниного дня, 24 января, под вечер, где-то около шести. Эдакий сумеречный зимний мальчик. Его первого крика - того, чего все девять месяцев ждала больше всего - я не слышала. Вернее, слышала, но не услышала. Точнее, не запомнила. Мне казалось, что на дворе уже давным-давно глубокая ночь, причем абсолютно не ясно, сколько времени прошло с тех пор, как я лежу среди этих кафельных стен - час, два или уже, например, третьи сутки? Вокруг суетились какие-то люди в белых халатах, все они что-то мне говорили, только слов было не разобрать: они будто тонули в невидимой вязкой звуконепроницаемой вате. А рядом стоял Алешка, мой муж. Он ничего не говорил. Он просто держал меня за руку и плакал. От счастья, но главное от того, что все плохое наконец-то позади...

За сыр в мышеловке надо платить

«Ах, эта беременность стала для меня полной неожиданностью...» Подобные разговоры всегда доводили меня до тихой истерики. Неожиданной может быть «стрелка» на чулках, в крайнем случае - кариес или флюс, но уж никак не ребенок. В том случае, если вы, конечно, не девятиклассница, искренне полагающая, что дети бывают от поцелуев и посему лучшая контрацепция - «Орбит» без сахара. Тем не менее беременность действительно стала для меня неожиданностью. Но не сама по себе как таковая, а жизнь в этом состоянии. Я и подумать не могла, что палки в колеса будет вставлять не столько собственное здоровье, сколько окружающий мир, который, как оказалось, детей любит только на словах, а беременных женщин терпеть не может на деле.

Когда в начале июня специальный домашний мини-тест - чудо современной диагностики - возвестил, что совсем скоро на наше маленькое семейство обрушится очень даже симпатичное прибавление, я преисполнилась самых радужных, если не сказать громче - патриотических мыслей. Думать о себе почему-то сразу стала в третьем лице да еще при этом и во множественном числе: наконец-то наши женщины начали рожать, так, глядишь, демографическая ситуация и выправится, будет кому через семь лет сесть за школьные парты, нация перестанет стареть, а во всем этом и моя заслуга. Тут же вспомнился и американский президент Кеннеди, заметивший когда-то, мол, не стоит спрашивать, что страна может сделать для тебя, лучше спросить, что ты можешь сделать для страны. Оказывается, могу я немало - родить для страны солдата или ученого, балерину или аптекаря, на худой конец - продавца газет. И пусть только кто-нибудь попробует возразить, что стране не нужны продавцы газет... Но все же кое-какая помощь, как говорится - авансом, с учетом будущих достижений и заслуг, от государства мне покамест нужна. Ну, хотя бы медицинская. Рожать предстояло в Москве, где я сейчас живу и работаю.

«Ты с ума сошла, - тут же все как один заголосили окружающие, - государственной медицине верить нельзя, особенно в таком деликатном деле. Если не хочешь угробить еще не родившегося ребенка, даже не думай идти к обычному врачу. Бесплатным бывает только сыр в мышеловке. Нужен контракт с клиникой, где в тебе будут финансово заинтересованы, где не будет равнодушия, хамства и бесконечных очередей». Мнение коллектива - закон, и я, решив не садиться на шею здравоохранению, а заодно поберечь и его, и свои нервы, дала себя уговорить. Тщательное «расследование» показало, что цены на так называемое «ведение беременности» по договору добровольного медицинского страхования колеблются в Москве от одиннадцати до сорока пяти тысяч рублей. В эту сумму входят целый консилиум врачей, постоянно наблюдающий за будущей мамочкой, проведение всевозможных исследований - от банального анализа крови на резус-фактор до таинственной коагулограммы, а там, где цена повнушительнее, можно рассчитывать даже на сеансы массажа и ароматерапии, подготовку к родам с персональным психологом и на чаепития в теплом кругу таких же изрядно располневших красавиц.

За отсутствием сорока пяти тысяч пришлось отказаться от мысли о психологе и чае и остановиться на «скромных» одиннадцати. За такую сумму свои двери передо мной гостеприимно распахнула женская консультация при столичном роддоме N... Впрочем, какая разница.

Медицинский регистратор в белом халате, радостно поблескивая стеклами очков, заботливо усадила меня на стул, несколько раз поинтересовалась, не жарко ли мне, не холодно ли и не закрыть ли окно. Такая же неистовая забота обрушилась и на моего вовсе даже не беременного мужа. После чего под несмолкающее мурлыканье милой дамы перед нами оказалось несколько копий договора, где черным по зеленому было написано, что я имею полное право на консультации врачей-специалистов и на проведение всех необходимых исследований, пройти которые женщине в положении предписывает закон. Плюс несколько «эксклюзивных» анализов, которые в обычной поликлинике не делают. Ложкой дегтя в бочке меда стал лишь тот факт, что договор действовал только до 36-й недели беременности. Чем занять себя оставшиеся до родов четыре недели - твое личное дело. Но это было таким далеким будущим, что думать о нем пока что не было смысла.

Первый день принес массу положительных эмоций. Валентина Ивановна, мой персональный доктор, оказалась идеальным врачом для не слишком вменяемой беременной женщины. А после того, как она за руку отвела нас с мужем на УЗИ, дала послушать, как бьется крошечное восьминедельное сердечко нашего малыша, и не слишком громко смеялась над просьбой показать на мониторе, где у ребенка ручки и ножки, я тут же признала ее если не богиней домашнего очага Вестой, то уж, по крайней мере, просто удивительным человеком.

В не менее радужном настроении, вооружившись пухлой пачкой всевозможных направлений, в восемь утра следующего дня я уже бодро маршировала в лабораторию. Тут, правда, радость моя слегка поугасла: за дверями кабинета сидела внушительная, по-утреннему суровая очередь, объяснять которой про свою «избранность» было бы как-то странно. Первая иллюзия растаяла как дым - никаких исключений для «платников», несмотря на заверения милейшей регистраторши, никто не делал.

- Женщина, если вы такая нервная, дома сидеть надо, а не по поликлиникам бродить, - любезности здешним медсестрам явно не занимать. А вся моя вина лишь в том, что от еще детского непроходящего страха перед шприцами и иголками у меня начинают нещадно трястись руки. А вот и оно, разочарование номер два: от грубости не спрячешься ни за какой контракт-договор. Впрочем, я больно много хочу - в подписанной мною бумаге не говорилось, что при взятии анализа крови со мной должны еще и вежливо обращаться.

Следующие посещения также особой радости не принесли. Оказалось, что ни ЛОРа, ни окулиста, ни стоматолога - ни одного специалиста из тех, о чьих консультациях говорилось в договоре, в поликлинике нет. Кардиограмму тоже пришлось делать за дополнительные деньги в соседней больнице. С учетом прописанных мне «золотых» лекарств и витаминов сумма в одиннадцать тысяч начала с оглушительной скоростью увеличиваться прямо на глазах. Окончательно мое терпение лопнуло, когда все та же милая регистраторша, не переставая, впрочем, улыбаться, потребовала 600 рублей за очередной анализ крови.

- Разве это исследование не входит в стоимость контракта? - вложив в свой голос последние остатки спокойствия, поинтересовалась я. - Вот ведь написано.

- А вы тут не читайте, это не считается. Здесь написано, что, в принципе, вообще положено беременной женщине. А у нас такая смешная цена, все в нее просто не могло войти, - дама явно начала нервничать.

Вот те на - «тут играть, тут не играть, а тут мы рыбу заворачивали»... Допытываться, что значит «в принципе» и «вообще», я не стала. Расторгать договор, выяснять отношения с внезапно переставшей улыбаться регистраторшей и «вытрясать» неистраченные «смешные» деньги из местной бухгалтерии (оказалось, что всего за месяц мы как-то ухитрились истратить почти половину суммы) я доверила мужу. Жаль было расставаться с Валентиной Ивановной, но жевать дорогущий сыр, сидя при этом в обычной мышеловке, не было уже никаких сил.

Локтем в живот

Понурив голову, покаянно шмыгая носом и беспрестанно сравнивая себя с блудной дочерью, я возвращалась в материнские объятия государственной медицины. С коммерческой мачехой было покончено, и я свято верила, что в районной поликлинике отнесутся ко мне если не с большой нежностью, то хотя бы с пониманием.

- Понаехали тут в нашу Москву всякие, лечи их бесплатно, да еще и беременеют, и детей своих рожают за наш счет, - с характерным «оканьем», выдающим явную уроженку волжских берегов, бубнила медсестра, тыкая одним пальцем в компьютерную клавиатуру.

- Что значит беременеют за ваш счет? - опешила я. - Не вы же лично из своего кармана за меня платите, а страховая компания.

- Понаехали тут в нашу Москву всякие, а им еще и полисы зачем-то выдают, - продолжала гнуть свое тетка.

Галина Васильевна, мой новый врач, оказалась в меру суровой, но в то же время достаточно снисходительной. Единственные ее недостатки, на мой взгляд, - излишняя предусмотрительность и в то же время - потрясающая забывчивость, которая, однако, частенько была мне только на руку. Один день утверждала, что, несмотря на то, что до родов еще «о-го-го сколько», ребенок уже очень крупный, не меньше четырех килограммов. А через неделю, трагически поджимая губы, шептала, что «плод маловат, явно недобирает в весе». Однажды Галина Васильевна превзошла самое себя, когда, прослушав сердечко малыша через специальную трубку, она картинно развела руками: «Агрессивный, очень агрессивный плод».

Скоро я практически перестала выходить из дому. Холодно, скользко - это полбеды. Люди злые - вот в чем дело. Прежде я этого как-то не замечала. Раньше как - толкнули в метро, и я толкну, за мной не заржавеет. Нахамили - я тоже за словом в карман не полезу, отвечу, да еще как высокохудожественно. А тут со мной что-то случилось: мало того, что двух слов связать не могу, так еще чуть что - слезы рекой. В метро вообще заходить страшно. То, что место не уступают, - не страшно, так ведь все норовят локтем в живот заехать и какой-нибудь пошлой, соленой шуткой добить. За то время, что все еще ездила на работу, целое социологическое исследование провела. Если кто и уступает место - так это молодые женщины, реже - мужчины около тридцати, подростки, мужчины и женщины за сорок - никогда.

Появилось много свободного времени подумать. Неужели все прошедшие месяцы были так ужасны, что и вспомнить не о чем? Нет, конечно. Несмотря ни на что, они были прекрасны: это поначалу робко бьющееся сердечко, эти «подводные» толчки - сначала такие легкие, но с каждым днем становящиеся все более и более требовательными - ну, с чем это сравнить? И разве забыть тот день, когда я узнала, что ждем мы не абстрактного младенца, а сына, родного и единственного! И уж точно не сотрется в памяти тот миг, когда я ни с того, ни с сего назвала свое не на шутку разбушевавшееся чадо Ванькой. Почему именно Ванькой, не понимаю до сих пор, но отступать было некуда. Еще не родившийся малыш стал отзываться на это имя. И когда спрашивала себя, согласна ли во второй раз пройти через все сложности и обиды, не задумываясь, отвечала: конечно, согласна.

Рожать подано

Рожать мы с Лешкой решили вместе. И не потому, что это модно. Просто по-другому и быть не могло, это даже не обсуждалось. Рука об руку, плечом к плечу прошагали мы сквозь всю мою непростую беременность, успокаивали друг друга, поддерживали и утешали, так почему же должны расставаться на финише, когда победа уже так близка? Друзья и знакомые отнеслись к нашему решению настороженно, неодобрительно.

- Ты хочешь, чтобы он тебя разлюбил? - громким шепотом интересовались мои подружки. - Да после того, что он увидит, ничего, кроме гадливости и отвращения, в нем по отношению к тебе не останется.

- Какая же ты эгоистка, - не унимались другие, - ему же будет в сто раз тяжелее, чем тебе. А если в обморок упадет? Не легче ли одной все пережить?

- Но мне ведь будет скучно одной, - пыталась защититься я.

- Ты что, веселиться туда едешь? Роддом - не цирк. Скучать будет некогда.

- Тебе там совершенно нечего делать, - уговаривали мужа его друзья, - в противном случае на своей будущей интимной жизни можешь ставить крест.

В какой-то момент я чуть было не сломалась: может, действительно мною движет лишь собственный эгоизм, может, правда, не стоит подвергать наши безоблачные нежные отношения такому нелегкому испытанию? А вдруг действительно разлюбит? Все мои сомнения Лешка отмел с порога: «Во-первых, не говори глупости, тебе не идет. Это личное дело каждого - идти на роды вместе с женой или нет. Я свой выбор сделал. Во-вторых, это мой ребенок, и я имею полное право присутствовать при его рождении. В-третьих, тебе ведь от этого будет легче?»

И вот около половины четвертого утра проснулась от тупой, какой-то вкрадчивой боли. Замерла - вдруг отпустит. Не отпустило. Оказалось, что ЭТО не спутаешь ни с чем - боль несильная, но грозная и многообещающая. Еще два часа лежала, боясь шелохнуться и тем самым спугнуть «пакующего чемоданы» ребенка. В половине шестого разбудила мужа: «Извини, конечно, но, кажется, на работу ты сегодня не пойдешь». Затем долго вызывали такси, в полном молчании бродили по квартире, каждому было о чем подумать. С особой тщательностью упаковала сухой паек - бананы, яблоки и печенье. Кто знает, что нас ждет, а мужчина не должен голодать.

В больнице оказались лишь к полудню. Лешку впустили без всяких разговоров, выдали белый халат, бахилы, и после необходимых формальностей нас отвели из приемного покоя на второй этаж, в родблок. По всему было видно, что мужчины-немедики в этом таинственном отделении - гости не частые. И врачи, и медсестры смотрели на нас с легким подозрением, а то и насмешливо. Их, кажется, так и подмывало заметить, дескать, посмотрим на вас через пару часов, как вы тогда запоете, и не такие ломались. В одноместной предродовой палате меня тут же уложили в кровать, мужу принесли стул, и потянулось ожидание. Наконец-то нам удалось всласть наговориться - последние недели муж приходил с работы поздно, уходил рано, мы почти не виделись. Я так и знала, что без него умерла бы тут со скуки. Мы смотрели, как за огромным окном тихо падает мягкий теплый снег, мечтали, как совсем скоро будем втроем кататься с горки на санках. Возбуждение, охватившее меня с самого утра, сменилось глубоким покоем. Страха не было, осталось лишь приятное ожидание. Так ждут поезда, на котором должен приехать родной, любимый человек, с которым давно не виделись. Боль не докучала.

- Если это и есть роды, то мне даже нравится, согласна рожать через день, - смеясь, сказала я доктору, в очередной раз заглянувшей посмотреть, как у нас идут дела.

- Тебе просто не с чем сравнивать, через пару часов разберешься, что к чему, - загадочно улыбнулась она.

Около трех часов мечты о будущем пришлось на время отложить. В глазах потемнело, перехватило дыхание. Следующие два часа я уже ни на что не обращала внимания, будто ослепла. От боли тихо рычала, царапала воздух и чьи-то ставшие внезапно невидимыми руки. Казалось, что во всем мире нас только двое: я и моя боль. А потом случилось самое страшное - я забыла, как дышать, как ни старалась, не могла вспомнить, как нужно вдыхать, как выдыхать. Спасение пришло откуда-то сверху, из окружившей меня темноты. Я почувствовала - не услышала, а именно почувствовала, - как кто-то начал громко дышать, будто указывая мне единственно верный путь. Я не видела Лешку, не слышала, что он говорил, но стала понимать, что не одна, что мы вместе, что надо держаться. И только приготовилась сжать зубы и встретить новую волну боли, как раздался голос доктора: «А вот теперь пошли рожать».

Ванька родился за каких-то десять минут. Когда его, синего и мокрого, положили мне на живот, я так до конца и не поняла, что это за странное существо, откуда оно вдруг взялось, почему так истошно орет и какое, в конце концов, имеет ко мне отношение? И почему это мой муж рыдает, а врач-педиатр заботливо, по-матерински, утирает ему слезы куском марли?

Через несколько часов мы наконец-то снова остались вдвоем.

- Ну что, ты ни о чем не жалеешь? - спросила я его.

- Сегодня не только Ванька родился, но и я - во второй раз. Когда он закричал, во мне будто все перевернулось. Господи, неужели я мог пропустить, не увидеть это чудо? Да, кстати, я проследил, чтобы ему тут же, при мне, на ручки надели специальные бирки, так что теперь сынишку нашего ни с кем не спутают. И вот еще, чтоб ты знала: во-первых, перед женщинами за то, что они переносят, нужно на коленях стоять, во-вторых, следующего ребенка будем только вместе рожать, а в-третьих, я тебя очень люблю...