Художник без мастерской

Рауль РАТМАН

Рабочим инструментом у Виктора Лийвамяги-художника служит легкая кисточка, а как электрослесарю ему приходится держать в руках более тяжелые предметы. На бетонной стене выдолбленный им барельеф покровительницы ремесел и искусств Минервы. Фото автора

Как-то в благодарность за помощь в одной важной жизненной ситуации Виктор Лийвамяги принес своему директору в кабинет картину и повесил на стену. Таким образом тот узнал, что его электрослесарь, оказывается, еще и художник.

Впрочем, на обогатительной фабрике о том, что их товарищ рисует, знали многие, потому что он делал местную стенгазету и рисовал на коллег шаржи.

Родился Виктор в Кемеровской области, но сибиряком он оказался, так сказать, поневоле. Его отец, эстонец по происхождению, в тех суровых краях очутился по воле судьбы и по вине политических режимов: когда немецкие войска отступали, то мобилизовали шестнадцатилетних эстонских парнишек, которых потом бросили и которые попали в руки советских красных частей. А поскольку поймали их в фашистской форме и с оружием в руках, то тут же отправили в лагеря.

— Хотя им еще повезло: по законам военного времени и расстрелять могли без суда и следствия, — говорит Виктор про отца и его товарищей.

После освобождения отец Виктора остался на поселении, где встретился с будущей женой. Вскоре в их семье появился сын. Через какое-то время они переехали в Волгоградскую область.

Учился Виктор в вечерней школе, которая находилась в райцентре, километров за 8 от колхоза, где он жил вместе с родителями.

— Каждый день в такую даль не набегаешься, — рассказывает Лийвамяги. — Поэтому я целую неделю готовился, а потом экстерном за один день сдавал все предметы, другого выхода не было.

Виктор вспоминает, что в тех краях впервые увидел, что такое настоящий чернозем – плодороднейшая почва, но если дождь прошел – никакой транспорт из деревни по этой грязи не выедет.

Искусством Виктор интересовался с детства и в колхозе решил поступить в скульптурную мастерскую, однако вместо этого случайно оказался заведующим колхозным клубом. Правда, пробыл им всего три месяца, но за это время успел даже привезти в деревню артистов Ленэстрады.

Двадцать лет он занимается выжиганием по дереву, но этих работ дома не сохранилось. Потому что все они, в основном, разошлись на подарки. Когда Виктор Лийвамяги с родителями уже жил в Эстонии, две его работы от училища в Калласте, где он получал специальность электромонтера широкого профиля, послали даже на ВДНХ и еще одну – портрет Карла Маркса – преподнесли в подарок одному эстонскому писателю, правда, имени его Виктор уже не помнит.

Пробовал Виктор Лийвамяги заниматься и чеканкой, и резьбой по дереву, и лепкой.

— Но чеканкой я недолго занимался, у меня всего две работы было, — говорит он, — потому что особо не расчеканишься, когда соседи сверху, снизу и сбоку, для которых стук молотка по жести не очень способствует хорошему настроению. С резьбой и лепкой потише, конечно, но мусора много получается, а это уже домочадцам не нравится, когда квартира похожа на столярную мастерскую или сарай.

Когда все это было перепробовано, Виктор занялся живописью. Он даже полгода был вольным слушателем Йыхвиской художественной школы, однако посчитал несолидным в 25-летнем возрасте сидеть среди пацанов. Поэтому, полгода поупражнявшись рисованию натюрмортов с гипсовых слепков, ушел на вольные хлеба. Основные законы художественного искусства Виктор постиг, но этого, по его признанию, естественно, не хватало.

Пробел в художественных знаниях Виктор восполнял самообразованием и совершенствовал мастерство тем, что копировал работы великих мастеров. Прежде чем браться за работу, он долго подбирал картину, за которую потом возьмется. Например, «Последний день Помпеи» Брюллова – согласитесь не самая легкая работа для копирования даже для профессиональных художников. С лупой в руках Виктор долго изучает репродукцию, отмечая в своем сознании крохотные детали рисунка, которые не ускользают от пытливого взгляда художника.

Дело усложняется тем, что Виктор работает не маслом, а гуашью. Руководства по работе с этой краской, по словам Лийвамяги, нет. Все больше ориентировано на масляные краски, а гуашь остается немного на периферии, и вообще считается, что она больше годится для работы над плакатами. Рисовать же картины гуашью сложнее, краска «тухнет», теряет тональность при высыхании, сочность цвета блекнет, и надо найти ту комбинацию световых решений, чтобы картина получилась и ее не пришлось бы переделывать. А то, что работа удалась, видно только после того, как ее покроешь лаком.

Сейчас Виктор рисует редко, работа может неделями ждать мастера для пары мазков. Да и после 16-килограммовой кувалды (а в рабочей мастерской на фабрике у него есть и такая) брать в руки кисть сложно.

Художник-самородок говорит, что если нет особого настроения для рисования, нет смысла подходить к мольберту. Если работать через силу, то технически картина может быть сделана грамотно, но чего-то хватать в ней не будет. По работе, наверное, можно определить, в каком настроении ее создавал живописец.

Летом исполняется 20 лет, как Виктор Лийвамяги работает на обогатительной фабрике. Электромастерскую он создавал и обустраивал сам. Даже творческие вкрапления в оформление внес: в стенах из грубого пенобетона во время перекуров выдолбил голову льва и барельеф древнеримской богини Минервы, покровительницы ремесел и искусств.