Политически не ангажирован

С государственным контролером Михкелем ОВИЙРОМ беседует Татьяна ОПЕКИНА

— Кандидатуру нового госконтролера — по Конституции — представляет президент и утверждает парламент. Почему Рийгикогу столь разборчив, столь внимателен, придирчив даже при обсуждении такой кандидатуры? После ухода Юхана Партса из госконтролеров в политику прошло около пяти месяцев, пока вас «нашли»... Так было и с самим Партсом после окончания срока пребывания на посту госконтролера его предшественника Индрека Мери...

— Мое предыдущее место работы — бюро канцлера права Алара Йыкса, которого, как вы знаете, тоже долго «искали». Эти два института — Госконтроль и канцлер права — по Конституции независимы и должны работать так, чтобы в обществе была твердая уверенность в том, что в определенных секторах экономической и правовой жизни Эстонии все идет нормально. В старых демократиях на должности госконтролера или канцлера права обычно назначают людей, сделавших политическую карьеру. Особенность сегодняшней Эстонии состоит в том, что у нас не слишком доверяют политикам. Да и политики сами не доверяют друг другу. И потому боятся, что тот или иной кандидат может быть не всегда объективен, если он близок к той или иной партии. Отсюда и чрезмерная разборчивость при выборе кандидатур.

— В течение десяти лет вы были канцлером Министерства юстиции. Чиновники такого ранга тоже должны быть вне политики.

— Да, потому что, если ты политически ангажирован, тебе очень трудно работать с разными министрами. Они ведь приходят и уходят. И осуществляют политику правящей коалиции.

— А вы человек беспартийный?

— Да, я не состою ни в одной из партий. И не буду состоять.

— Встречались ли вы после назначения со своим предшественником, ныне премьер-министром? Какие проблемы Госконтроля он передал вам в наследство?

— Конечно, встречался. И неоднократно. Замечу, что первым местом работы Юхана Партса после окончания университета был отдел хозяйственного права в Министерстве юстиции. Этим отделом я тогда руководил.

— Что лишний раз доказывает: все в Эстонии знают друг друга. Вместе росли, учились, трудились...

— Я встречался и с Юханом Партсом, и с президентом. Основная проблема, которая их волнует, — сотрудничество в парламенте различных политических сил, плодотворная работа нашего высшего законодательного органа. Собственно, только через парламент мы и можем влиять на общественные процессы, ибо Госконтроль обязан регулярно поставлять в парламент объективную, независимую информацию о том, как используются государственные средства, в сохранности ли государственное имущество.

— Госконтроль — закрытая организация? Или с его информацией могут ознакомиться простые смертные?

— У Госконтроля есть своя страница в Интернете, где публикуются все наши аудиты. Должен сказать, что журналисты не очень ими интересуются, предпочитая что-нибудь «погорячее» — какие-либо ЧП, из ряда вон выходящие события. Но парламентарии и правительственные чиновники эту страницу читают. В начале осени мне предстоит выступать в парламенте с обзором Госконтроля об использовании и сохранности государственного имущества в 2002 году. Предварительно я познакомлю с этим материалом правительство. Помогать ему, сотрудничать с ним — наша святая обязанность.

— Вне политики не существует ни одного государства, ни одного общества. Может ли вне политики существовать Госконтроль? Влияет ли на его деятельность политическая ситуация в стране? Смена правящей коалиции, новое правительство?

— Конечно, влияет, ведь у Госконтроля как такового нет административной власти. Мы реализуем свои предложения через парламент, через правительство. Если они к этим предложениям равнодушны, с ними не считаются, наша работа уходит в песок. Вот почему ключевой вопрос для нас — конструктивное сотрудничество с парламентом. В то же время Госконтроль должен оставаться независимым, чтобы ни одна политическая сила в парламенте не чувствовала, что наша деятельность несбалансированна.

— Госконтроль призван проверять законность в использовании государственных ресурсов, в расходовании бюджетных денег. То есть контролировать эффективность самой объемной из ветвей власти — исполнительной. Как вы относитесь к инициативе правительства, предложившего программу экономии правительственных расходов?

— Мы не можем к подобным инициативам относиться хорошо или плохо, потому что бережливость, экономия должны лежать в основе работы любого правительства. Вопрос только в механизмах, в том, какими путями хочет власть добиваться весомого результата. Тут всегда есть два направления — снизу вверх и сверху вниз. Если мы говорим о первом, то есть о чиновниках, занятых в госсекторе, то их заинтересованность в экономии и бережливости, с одной стороны, должна быть вменена им в обязанность, но и простимулирована тоже. Я хорошо знаю эту среду, сам долго работал в министерстве. Если у чиновников отсутствует личный интерес в экономии, механизм бережливости будет работать вхолостую. Говоря о втором направлении — сверху вниз, — я имею в виду государственные стратегические планы развития, разработанные на многие годы вперед. Имея такие планы, гораздо легче добиваться экономии бюджетных средств. Приведу пример из жизни Министерства юстиции. Когда пенитенциарная система несколько лет назад перешла в ведение этого министерства, оно вложило немалые деньги — десятки и десятки миллионов крон — в реконструкцию старых тюрем. Никто ведь не знал тогда, что будут построены новые тюрьмы в Тарту, в Ида-Вирумаа. Не было стратегического плана. А ведь эти большие суммы можно было сэкономить. Так что программа экономии, разработанная правительством Юхана Партса, безусловно, нужна и важна, если только она не превратится в очередную кампанию. Значительные средства можно сэкономить только при целенаправленной ежедневной, еженедельной, ежемесячной работе в рамках долгосрочной стратегии. Нельзя менять стратегию каждые два-три года.

— Юхан Партс, будучи госконтролером, не только докладывал парламенту об использовании и сохранности госимущества в бюджетном году, как предусмотрено Конституцией, но и выступал, хотя и редко, публично. Всем запомнилось его выступление на 10-летии в Riigikaitseakadeemia, где он сравнил Эстонию по уровню коррупции с африканскими республиками. Будете ли вы тоже покидать стены своего учреждения не только для докладов в Рийгикогу, но и для выступлений в других аудиториях? В печати?

— Я согласен выступать в любых аудиториях, которым интересна работа Госконтроля. Готов рассказывать, что это за структура, чем мы занимаемся, какие у нас планы, какие у нас проблемы. Но я никогда не буду выступать как политик. Политики всегда очень эмоционально воспринимают происходящие процессы, а я постараюсь быть конкретным и говорить только в рамках предмета.

— Следит ли Госконтроль за развитием конфликта между министром финансов Тынисом Пальтсом и Налоговым департаментом, точнее, его руководителем, которого министр временно отстранил от работы? Или это вас не касается? В статье Ивара Талло, опубликованной в Postimees, действия министра расцениваются как коррупционные...

— Если деятельность министра финансов рассматривать как коррупционную, то этим должна заниматься полиция. Если говорить о дисциплинарных поступках директора Налогового департамента Айвара Сыэрда, то этим должен заниматься министр, в чьем ведении находится департамент. Но есть тут и сфера нашей компетенции. Мы следим, чтобы в результате всех этих событий не ухудшился сбор налогов. Ведь мы проводим аудиты всех государственных учреждений, в том числе и Налогового департамента. И еще: если парламент сочтет нужным образовать специальную комиссию для рассмотрения этого вопроса и пригласит туда наших представителей, мы их непременно пришлем.

— При советской власти недовольные кем-либо или чем-либо люди обращались с жалобами в редакции газет, в горкомы-райкомы партии, в Народный контроль. Теперь всех недовольных отсылают в дорогостоящий и долгоиграющий суд. А в Госконтроль можно обратиться? Принимаете ли вы жалобы от населения?

— Жаловаться нам можно. И за помощью к нам обращаются. Только при этом необходимо помнить, что мы не занимаемся расследованием преступлений, это не наша компетенция. Если речь идет о каких-то сомнительных хозяйственных сделках в госучреждениях, мы принимаем такую информацию к сведению, анализируем ее и при необходимости проводим аудит. Как раз сейчас у нас в производстве два таких материала по жалобам граждан. Но мы не бежим сломя голову по любому сигналу, потому что наши аудиты — мероприятие довольно дорогое, иногда продолжающееся в течение года. Сейчас к нам часто обращаются с просьбой дать оценку тому, как распределяются, как расходуются деньги, полученные из Евросоюза.

— Юхан Партс по профессии юрист. Вы тоже. Это самая подходящая профессия для госконтролера? Ведь под крышей вашего учреждения трудятся в основном экономисты, финансисты, бухгалтерские работники...

— Знаете, мне здесь очень интересно. Я ведь до сих пор все время работал с юристами — и в Министерстве юстиции, и в бюро канцлера права. Логика юриста, действительно, отличается от логики финансиста, и я учусь экономическим подходам. Трудно сказать, какая профессия здесь более уместна. Все нужны. Если речь идет о законности той или иной сделки, конечно, нужен юрист. Но я доверяю всем своим коллегам.

- В чем КПД Госконтроля? Как общественность может понять, хорошо он работает или плохо?

— У нас есть десятки примеров, когда в результате аудитов Госконтроля в том или ином министерстве что-то менялось к лучшему. Вообще за последние годы бухгалтерская отчетность в госучреждениях усовершенствовалась, стала более прозрачной. И лепта Госконтроля во всем этом есть.

— Позвольте теперь несколько вопросов личного характера. В вашей семье росли три дочери. Вы папа, Сийри Овийр — мама. Каково было вам в этом женском царстве? Маме и трем дочерям удавалось взять верх над вами? Или вы держали бразды правления в своих руках?

— Однажды моя жена, отвечая на подобный вопрос, ответила, что в семье мы с ней совершенно равны. И это действительно так. У нас обоих характеры довольны твердые, так что в роли подкаблучников нас трудно представить.

— Но у жены могла быть мощная поддержка в лице трех дочерей...

— А это как посмотреть. Вы, конечно, слышали, что дочери обычно ближе к отцу, чем к матери. По этой логике моя жена была одна, а нас — четверо.

— Сейчас дочери уже взрослые, обзаводятся своими семьями. Ведутся ли в доме, когда в праздничные дни вы собираетесь все вместе, разговоры на политические темы? Нетрудно предположить, что взгляды у всех разные. Ваша жена — видный деятель Центристской партии, зять Индрек Нейвельт — во главе Ханзабанка и скорее всего голосует за реформистов, а вы — независимый чиновник высокого ранга...

— Вообще-то все вместе мы бываем теперь очень редко и при встречах разговорами о политике не увлекаемся, есть много других тем, не менее интересных. У старшей дочери уже свои дети, сын и дочь, она в основном рассказывает о них, и у средней дочери — своя семья. Но, конечно, бывает, что и свернем в разговоре на политическую стезю. И спорим. Тем более что дочери мои — великие спорщицы, у них свои взгляды на жизнь. А вот кто за кого голосует? Даже не знаю. Понятно, за кого голосует моя жена. А про зятя я впервые услышал это от вас.

— Я только предположила.

— Должен сказать, что мой зять в социальном плане человек очень уравновешенный, он не смотрит на жизнь односторонне, прекрасно понимая, что экономика хорошо развивается только в стабильном обществе.

— И последний вопрос. Когда ваша кандидатура на пост госконтролера обсуждалась в Рийгикогу, многих депутатов смущало, что ваша семья становится одним из самых мощных кланов в стране. Что вы им на это ответили?

— Ответил примерно так: более десяти лет я работал канцлером Министерства юстиции. Если в течение всего этого времени не было ни одного намека на то, что я человек в политическом плане ангажированный, то вряд ли я таковым стану теперь. Как говорят эстонцы, «vana koer enam uusi trikke ei õpi» (старый пес новым трюкам не обучается). К тому же наша семья находится под пристальным наблюдением общественности, каждый наш шаг рассматривается через увеличительное стекло прессы. И этот общественный контроль — самый мощный из всех возможных.

— Спасибо за беседу.