Эстонская армия глазами русского солдата

Сергей СЕМЕНОВ

На последних крупных учениях Сил обороны Kevadtorm 2003. Фото автора

Проведя восемь месяцев в армии и чуть передохнув, решил все-таки рассказать об отношениях между эстонской и русской молодежью и о том, что думают эстонцы о русских. Зацепило, что неприязнь большинства эстонцев к русским находится где-то на генном уровне, и они часто сами не понимают, почему так получается. Самовнушение? Настрой родителей? Собственное видение этого мира через призму агрессии? К счастью, у каждого человека есть своя голова на плечах, и делает выводы каждый сам.

Ну а теперь обо всем по порядку. Думаю, вам тоже будет интересно почитать эти «армейские записки», тем более, если ваш ребенок находится там, по другую сторону «гражданки».

Есть такая работа – родину защищать...

Все началось с того, что знойным летним утром прошлого года я обнаружил в почтовом ящике ненавязчивое послание, в котором мне напомнили, что пора, дескать, подумать о выполнении некоторых гражданских обязанностей. Другими словами, местный военкомат — RKO (Riigikaitse Osakond) «осчастливил» меня повесткой в армию, чтобы я, так сказать, мог спокойно исполнить свой долг перед родиной «от звонка до звонка» и выйти на свободу с чистой совестью.

По команде «отбой» наступает темное время суток

До призыва в Силы обороны эстонским я владел на уровне средней школы, поэтому первые дни в армии не понимал ровным счетом ничего, и для меня оставалось загадкой все — как распорядок дня, так и порядок обращения к старшему по званию. Пытаясь «въехать в тему», предпочитал молчать, изредка выхватывая из всего потока информации русские фразы. Нас, русских, на целый этаж казармы (80 человек) оказалось всего пятеро. О чем я в принципе тоже узнал лишь по истечении нескольких дней. Когда, наконец, огляделся...

Объяснить мои «непонятки» просто. Тот язык, что я изучал в школе, и тот, что услышал в стенах своей казармы, – два совершенно разных языка. Не совсем поняли? Тогда представьте себе, что вы едете в общественном транспорте, где вам довелось услышать разговор молодых людей. Вы русский, они русские, но о чем беседуют – непонятно, потому что речь изрядно подпорчена современным сленгом и «изъедена» матом. Примерно такая же картина наблюдается и у современной эстонской молодежи, а именно — сленга и мата столько, что становится мало что понятно из общего монолога (причем я даже и не догадывался раньше, что в эстонском языке есть столько матерных слов).

Таких слов мы, естественно, не проходили ни в школе, ни на многочисленных курсах эстонского языка. Только через месяц-два я стал уже более-менее понимать то, о чем вокруг говорят, и даже находить какую-то логическую цепочку во всем, что произносится вокруг. Примерно через полгода я уже не пропускал мимо ушей ни одного не понятого мною слова, изредка уточняя у сослуживцев, что означает то или иное новое словцо или выражение. Так я погружался в язык, и главное – мы понимали друг друга.

Случались казусы, когда, например, находясь в полном боевом вооружении в карауле у поста номер один (склад оружия), я абсолютно без всякого умысла перепутал два слова, которые в эстонском языке отличаются лишь предлогом, но означают совершенно разные вещи. Слова эти – «läbi lasta» («пропустить») и «maha lasta» («застрелить»). До сих пор помню выражение лица побледневшего офицера, когда, исполняя положения внутреннего устава, испросил разрешения «застрелить» (вместо «пропустить») группу шведских военнослужащих, приехавших с инспекционной проверкой.

«Развяжи язык»

Из неприятных воспоминаний — почти каждый день я слышал слово «тибла», к счастью, не только в свой адрес (хотя и такое бывало). После долгих расспросов узнал, что же это за новое диковинное словечко. А расшифровывается оно довольно просто. «Tibla» – это калька с русского Ti и Bla, всем, думаю, понятных. Позаимствована она была тоже у военных-красноармейцев, пришедших в Эстонию в 1939-1940 годах.

Были и «более высокие» проблемы, когда кое-кто из командиров мог запросто запретить русским ребятам говорить между собой по-русски. Испытывая отвращение к сталинским репрессиям, многие эстонцы имеют слабость к нацизму и фашизму, что указывает на нашивки на куртках, разговоры. А у одного офицера (!) был даже радиопозывной «88», что по-эстонски звучит как «kaheksa, kaheksa». В дальнейшем мне объяснили, как это расшифровывается. Оказывается, в слове «восемь» в эстонском формате можно заметить такое звучание как «ха». Два таких «ха» означают не что иное, как «Hail Hitler».

Сборник эстонских строевых песен также сплошь сочно пропитан неприязнью к русским и до краев наполнен все теми же воспоминаниями о репрессиях. Наша «взводная песня», которую выбрали большинством, звучала очень красиво, но заканчивалась словами примерно такого содержания:

«Моих родителей застрелили,
Любимую сослали в Сибирь,
Теперь я скитаюсь по лесам
и болотам
И убиваю русских свиней».

Этого куплета не было в песеннике, но уже на первой неделе его очень задорно подхватывал практически весь взвод. Когда уже больше не мог этого слышать, потому что, согласитесь, как-то «режет» ухо, я обратился к своим единственным защитникам – «отцам-командирам». Не зная, с чего начать, но будучи до краев переполненным эмоциями, категорично заявил: «Можете сажать меня в карцер, можете назначить десять нарядов вне очереди, но я не буду маршировать под эту песню». Пришли к консенсусу – последнее четверостишие убрали.

Голова у солдата, чтобы думать, а мозги – чтобы соображать

Восемь месяцев армейского «экстрима» завершились без особых потерь, но выйдя «оттуда», я стал смотреть на многие вещи совершенно иначе. Нет-нет, меня не зомбировали и не приучили любить родину до такого состояния, чтобы при прослушивании государственного гимна по щеке начинала бежать неподдельная слеза гордости за то, что я живу в Эстонии. Слезу я не пускаю и тогда, когда прохожу мимо сине-черно-белого триколора.

Но теперь я не понимаю, например, в чем смысл интеграционных рекламных акций, куда вкладывают бешеные деньги. Побывав в армии в обществе молодых людей, которым определять будущее Эстонии, я понял, что вся эта реклама – ничто по сравнению с «рекламой», исходящей от родителей, бабушек-дедушек и т.д. Именно из семьи идет неприязненное отношение к русским. Когда я спросил как-то у одного сослуживца-эстонца, мол, почему ты так относишься к русским, он просто спросил в ответ: «А ты знаешь, что было в Эстонии в ... году?». Естественно, эту информацию он почерпнул не из личного опыта — слишком молод. Его так настроили, и винить за это молодого человека глупо.

Беда в том, что многие пожилые эстонцы до сих пор живут в том далеком страшном времени, когда грозные «тиблы» ссылали всех без разбору в одно и то же место – Сибирь. И если твоя бабушка изо дня в день с малолетства рассказывает тебе об этих вещах, формируя твое сознание, то как иначе можно смотреть на эти вещи? Возможно, через пару поколений все наладится и все забудется, а что же сейчас?

Про интеграцию

Однако армия – это особенное место, где было много и приятных моментов. И где я встретил замечательных людей, с которыми познакомился, роя один окоп или жуя кусок хлеба, которым поделился товарищ, не знающий по-русски ни слова.

А еще там я овладел эстонским языком так, как не научился бы ни на одних языковых курсах. Невероятно, но иногда я просыпался утром и вдруг понимал, что видел сон на эстонском языке, а это уже о чем-то говорит.

И самое главное — до сих пор я с удовольствием встречаюсь со своими сослуживцами, потому что многие оказались даже в общении приятнее, чем кое-кто из русских. И общаемся мы наравне, как братья.