Нужны новые формы!

Этэри КЕКЕЛИДЗЕ

За три дня спектакли второго международного театрального фестиваля «Сон в зимнюю ночь» посмотрели две тысячи четыреста девять зрителей (средняя заполняемость зрительного зала составила 108%).

Однажды в студеную зимнюю пору…

Российские режиссеры Анатолий Васильев (слева) и Адольф Шапиро на приеме в Ратуше. Фото Николая ШАРУБИНА

Фестиваль этот, задуманный как финальный театральный аккорд между Рождеством и Новым годом, закончился в новогоднюю ночь веселым «капустником» и братанием театрального люда из разных стран - немецкие актеры даже поменяли билеты, чтобы встретить Новый год именно здесь со всеми - настолько теплой была атмосфера праздника, несмотря на воцарившиеся сильные морозы. Актеры из Таиланда, легкомысленно предположившие, что несколько градусов ниже нуля совсем не так страшны для их южных темпераментов, во всех интервью говорили только о том, что они даже предположить не могли, что на свете бывает такой холод, и их впечатления о нашей погоде отличались особым чувством. Греков наш мороз особо не впечатлил, а шведам, немцам и россиянам, ну и эстонцам, конечно, к нему не привыкать.

Зато новогодняя ночь, окутанная в снежную пелену, оказалась воистину волшебной, полной смеха, сюрпризов и надежд.

Палитра жанров театральных

В этом году фестиваль нарушил свои же установленные правила: он вышел за пределы Городского театра. Две «большеформатные» постановки - «Конечная остановка - Америка» немецкого театра «Фольксбюнне-на площади Розы-Люксембург» и «Опыт: Чайка» российского Театра Наций - не вставали ни на одну из почти десяти игровых площадок Городского театра, и поэтому одна шла в зале центра «Сакала», а вторая, в Русском театре.

«Конечная остановка - Америка».

Кстати, постановка Андрия Жолдака возникла вообще в последний момент, когда выяснилось, что уже договоренная «Медея. Материал», поставленная Анатолием Васильевым с французской актрисой Валери Древиль, приехать не может из-за того, что актриса занята на съемках. «Опыт: Чайка» Жолдака мы увидели бы и так, поскольку это были обменные гастроли (Русский театр накануне играл на сцене Театра Наций «Свидания в июле», поставленные Михаилом Бычковым по чеховским водевилям). Но включенный в контекст фестиваля спектакль этого скандального украинского режиссера обозначил один из полюсов современного театрального пространства и вызвал самый большой интерес критики (финские коллеги прямо заявили о том, что пригласят его на свой фестиваль).

Спектакль хозяев - Городского театра - «Счастливых будней!» Яана Тятте вызвал у гостей большой интерес, так же, как и симпозиум по творчеству этого молодого эстонского драматурга, чьи пьесы идут в театрах разных стран и который является актером этого же самого театра.

Однако все попорядку.

День первый

Первый спектакль фестиваля - «Тихая музыка» шведского Рикстеатра. Режиссер Леннарт Хьюлстром, пьеса популярного в Швеции драматурга Ларса Норена. Форма пьесы необычна: первое действие отдано классической музыке - на сцене исполняется Моцарт, струнный квартет №23. Солисты наши, эстонские - Таллиннский струнный квартет. В «Небесном зале» ряды для зрителей выстроены амфитеатром, внизу полукруглым занавесом серого бархата выгорожена небольшая сцена - четыре стула, четыре пюпитра… Еще продолжается музыка, а на сцену уже выходит актриса - в черном платье, с нотами в руках… Потом трое в светлом - женщина и двое мужчин… На общем сером фоне проявляются яркие красные пятна - спинки и сиденья стульев… Потом одна актриса выйдет в дерзком красном платье… Разговор идет о разном, но актеры привязаны к своим местам, у них нет движения, и даже редкие проходы по сцене делаются так, словно в них нет жизни… Это принципиально - эти люди действительно считают себя неживыми. Каждый из них перенес смерть близких, и самое ужасное - они потеряли детей, и теперь им незачем жить, они просто существуют, просто доживают… В музыке Моцарта была сконцентрирована жизнь, в человеческом обществе - жизнь потеряна…

«Опыт: Чайка». Общий поклон. 2 х фото Прийта ГРЭППА

Режиссер использует прием театрального минимализма - актеры не свободны в выражении эмоций, у них отобраны такие средства общения, как жест, движение, разнообразие интонаций… Задача не из легких, и от актеров требуется огромная концентрация внутренней жизни, чтобы передать нежелание жить… Для актеров это была очень интересная работа, о чем они и говорили на пресс-конференции, стремясь донести до критиков и журналистов мельчайшие детали своих переживаний и мыслей. «Мы существовали между двумя линиями - музыкой и жизнью», - настойчиво подчеркивала ведущая актриса Стина Раутелин. Но в целом спектакль, на мой взгляд, все-таки остался разговорным, и идея его сконцентрирована на уровне текста. Пример тихого минималистского театра.

Вечерний показ немецкого «Фольксбюнне», напротив, продемонстрировал пример театра агрессивного. Более того - знаменитый немецкий режиссер Франк Касторф выстроил проблему с уклоном в публицистику - из психологической драмы Теннесси Уильямса «Трамвай «Желание» он делает спектакль о судьбе мигрантов в Америке - «Конечная остановка - Америка».

Главный герой Уильямса поляк Стенли Ковальский, и этого оказалось режиссеру достаточно, чтобы фактически создать другую пьесу, перенеся все акценты и дописав линию Стенли - у Касторфа он мигрант в первом поколении, оказался в Америке после разгрома «Солидарности», еще бредит Лехом Валенсой, ему нужно утвердиться в этой новой для себя жизни, и он утвердится в ней, несмотря ни на что… Его сжигает «одна, но пламенная страсть» - доказать всем, что он в Америке не пришлый, а свой, он американизировал свое имя, он переделывает свой образ мыслей и никому не позволит садиться себе на шею, особенно сумасшедшей сестрице своей жены… «Я сидел из-за политики, я был в «Солидарности», я дрался за свободу и я свой здесь, в свободной стране...» «Солидарность» - навязчивая идея Стенли.

Кстати, мелодия, сводящая Бланш с ума - «Вихри враждебные», «Варшавянка», тоже родом из Польши. И бесконечно возникающие на пустом месте истерики и скандалы - тоже черта вспыльчивого славянского темперамента. Уравновешиваются страсти гитарой приятеля Стенли - Стива - в спектакле он похож на Элвиса, с гитарой не расстается, и музыкальный ряд здесь не придуман специально для сцены, а взят из жизни. Но как точно использует режиссер музыку! Как умело он переключает регистры действия - от покоя к скандалу, от скандала - к року, от драки - к танцу…

Касторф дает своему герою новое дело в жизни - он с приятелем держит рекламную фирму (образ мыслей!), и это дает возможность поставить на сцене телевизор и видеокамеру, которая в нужные моменты фиксирует жизнь обитателей квартиры, если их можно использовать для рекламных клипов и прочих надобностей, приходить домой в маскарадных костюмах, показывать ролики по телевизору… «Все на продажу» - так назывался давний фильм великого Анджея Вайды. «Все продается ради великой цели», - утверждает Стенли Ковальский в спектакле немецкого режиссера Франка Касторфа.

Франк Касторф - режиссер очень интересный, изобретательно применяет новые сценические приемы, техника его актеров просто поразительна - и спектакль, который идет без перерыва два с половиной часа, смотрится на одном дыхании.

В конце спектакля поднимается вместе с актерами платформа, выстроенная на сцене, поднимается углом, оставляя актеров внизу, и они карабкаются вверх, чтобы сверху взглянуть на нас, зрителей, и помахать нам рукой.

Франк Касторф оставляет финал открытым - в последнее время это стало модным: спектакль как открытая система, нет ни начала, ни конца, все течет, и в следующую минуту может повториться в других ритмах и на другой сцене…

День второй

Утром - спектакль греческого режиссера Василиса Лаггоса «Агамемнон и дочь Тиндарея». В «Адовом зале» пространство выгорожено медными листами, подвешенными по периметру игровой площадки. Просто и строго. Трагедия. Миф. Медленный и торжественный выход актеров - пять человек, один - корифей, то есть главный комментатор. Маски. Декламация стиха. Быстрые проходы актеров по линиям, выстроенным под прямыми углами. Организованная по ломаным линиям суета. Символика цвета - черные костюмы, белое полотнище. Зачем-то акробатические фигуры - колесо, прыжок назад… Круглый хлеб. Ифигения. Клитемнестра. Бой - черные фигуры бьются о медные листы, листы звенят… И только последний монолог Клитемнестры (актриса Анджела Лира) придал происходящему подлинный масштаб мифа - мать, потерявшая дитя, призывала проклятие на голову своего мужа, Агамемнона, совершившего предательство… Огненный темперамент актрисы, заключенный в жесткие рамки монолога, не растрачивался ни на что лишнее, голос ее не форсировался, но был интонационно насыщен. И когда в последний день мы имели счастье увидеть видеосъемку постановки Анатолия Васильева «Медея. Материал» с Валери Древиль, где пространство трагедии не разрывалось, я вспомнила этот последний монолог Клитемнестры и поняла, что Василис Лаггос действительно учился у Васильева… Завершается спектакль выходом мальчика и девочки, играющих на флейтах. Жизнь продолжается, и миф продолжается, и продолжаются переложения мифов…

Вечером шла жолдаковская постановка «Опыт: Чайка», и именно она стала возмутителем спокойствия.

Сразу хочу предупредить - те зрители, которые ушли после первого акта (я их понимаю - плохо отрегулированная фонограмма просто разрывала уши), вряд ли со мной согласятся. Но те, кто досмотрел до конца, согласятся наверняка - во втором акте драматург Чехов отомстил режиссеру Жолдаку за все. Отомстил благодаря великолепным актерам. Они сумели сквозь раздерганную ткань сценического шоу пробиться к тому роднику, который делает чеховские пьесы такими современными и необходимыми для театров самых разных стран - именно к жизни человеческого духа.

Сцена прощания Треплева и Нины, где слова были выведены «за кадр», и диалог героев звучал как обмен письмами, в то время как их безмолвное лихорадочное суетное прощание со сбором чемоданов, метаниями от двери к двери, последовавшие за ними пробеги-воспарения Константина Треплева (артист Александр Усов) с теми же чемоданами через стол и дверь, были наполнены таким отчаянным одиночеством, такой невозможностью быть понятым другим человеком, что перехватывало горло. И была достигнута та самая цель, которая декларировалась еще Чеховым: нужны новые формы. Но - не сами по себе, а ради содержания, которое благодаря новым формам станет доступным новым людям.

Собственно, Андрий Жолдак занимается тем, что разрушает старые формы, и ищет новые на их развалинах, частенько принимая за искомое образовавшиеся руины. Он умеет делать картинку, что, собственно, является непременным условием шоу, содержание его, как правило, не волнует. Если актеры при этом просто выполняют режиссерские указания, то шоу остается просто шоу, вызывая восторг жаждущих новых форм - недаром у Жолдака такое количество поклонников. Если же актеры, как произошло в московской постановке, умеют проживать внутреннюю жизнь героев независимо от того, приходится ли им при этом проделывать акробатические этюды, карабкаться на конструкции, ползать по полу или выполнять иные столь же содержательные действия, то такой спектакль действительно раздвигает театральные горизонты.

Здесь нужно иметь в виду, что декорация, напоминающая стройплощадку, на нормальной сцене смотрится именно как придуманная декорация, но в Театре Наций идет ремонт, в том числе и на сцене, и эти декорации органически вписываются в жизненную обстановку.

Для Жолдака этот ремонт, наверное, был подарком судьбы, подсказав, как именно в данном случае нужно разламывать чеховское пространство. В «Трех сестрах», которые Жолдак ставил на Украине, в первом и третьем актах он поместил сестер… в лагерь на спецпоселение, естественно, не подумав при этом, как выглядят визиты всех охранников в дом гостеприимных сестричек. Второй же акт он ставил в приемах традиционного театра - сохранившийся цельный обломок жизни, разрушенной временем, - и именно он был никак не решен, и поэтому скучен. В той постановке Жолдак побил Чехова по всем статьям, в «Чайке» Чехов отомстил за себя полностью.

Жолдак начинает спектакль темой отравленной воды, в свою очередь, уничтожающей все живое. «Когда-то в этом озере было много рыбы…» Потом постепенно тема эта трансформируется в ловлю рыб-человеков, потом вообще уходит бесследно, но во множестве появляются другие, фантазия режиссера неиссякаема, приемы, виденные в спектаклях других режиссеров, используются в новых сочетаниях… Разобранный и разорванный мир в своем изменении не знает пауз, какофония искажает каждый звук, многократно усиливая шаги, треск рвущегося пространства (когда персонажи «выкраивают» себе окна, через которые пытаются наладить контакт с другим человеком), музыкальные темы, дыхание, охи и ахи… Все бодры, энергичны, спортивны, не видят друг друга в упор, но претендуют на внимание к себе…

И - щемящий финал-прощание…

На пресс-конференции Юлия Рутберг (Аркадина) четко сформулировала те задачи, которые решались в постановке. Напомню, что полное название спектакля - «Опыт освоения пьесы «Чайка» системой Станиславского». Жолдак лишил актеров как раз всего того, что система Станиславского считала основополагающим.

Сегодня трудно кого-нибудь удивить органическим поведением актера на сцене. Но как сделать так, чтобы было интересно смотреть? Дело не в тексте, дело в смысле - как донести смысл? Режиссер лишил нас, актеров, многих стредств выразительности, даже голоса, поначалу он вообще хотел заклеить нам рты на протяжении всего спектакля… Когда у меня для выполнения актерской задачи появляются дополнительные сложности, когда тебя лишают возможности говорить, то средством выразительности становится все твое тело, от волос до ногтей. У нас эмоции - у вас интерес.

Мы искали вместе, очень многое отсекалось в процессе, осталось в спектакле лишь то, что полезно актерам. Система упражнений совпала с выработкой стилевого решения постановки, а во второй части больше традиционной русской театральной школы. Наш спектакль сделан не для того, чтобы вывернуть все наизнанку - просто нужны новые формы. И если первую часть можно назвать СО₂, то вторая - чистая Н₂О.

…В любом случае, думаю, наши зрители теперь понимают, почему одни критики объявляют театр Жолдака театром ХХI века, а другие клянутся никогда больше на его спектакли не ходить.

Меня лично «Опыт: Чайка» убедил только в том, что любой режиссерский изыск может дать полный результат только с хорошими актерами. Уже после «Чайки» в поставленном Жолдаком в Румынии «Отелло» смысловой пласт дополнительно рассекался на мелкие куски, причем обратный монтаж был тоже достаточно вольным. Однако ни один актер не смог вытянуть внутреннюю жизнь героев, и калейдоскоп находок остался холодным калейдоскопом…

День третий

Тайский театр Патравади показал нам пример тайского модерн-балета в виде набора сцен - знакомство, работа, отдых и так далее. Причем на большом заднике-видеоэкране шли кадры, демонстрирующие реальную жизнь в таких же ситуациях. Восточная грация поражала, как и звучание экзотических музыкальных инструментов, особенно тайского ксилофона, похожего на маленький мостик из дощечек, соединивший два берега ручья…

И, наконец, мастер-класс Анатолия Васильева, режиссера и теоретика театра с мировым именем, основателя собственной Школы драматического искусства. Для людей нашего поколения его спектакли «Взрослая дочь молодого человека» и «Серсо» были откровением «другого театра», а «Соло для часов с боем» дало возможность в последний раз увидеть на сцене великих мхатовских стариков.

Сейчас мы смогли на видео увидеть второй акт его знаменитой постановки «Шестеро персонажей в поисках автора» Пиранделло, положившей начало его собственного нового пути в искусстве театра, изумительные две сцены из постановки лермонтовского «Маскарада» на сцене Комеди-Франсез с Валери Древиль и Жак Люком Буте, и потрясающую «Медею. Материал» Хайнера Мюллера, поставленную Анатолием Васильевым с Валери Древиль.

Беседа-разговор Анатолия Васильева касалась самых глубин природы актерской игры. Коротко говоря, его система позволяет актеру, играющему драму на переломе к трагедии, строить роль в обратной перспективе, от будущего к настоящему, а не от прошлого к будущему как в психологическом театре. Он работал этим методом с Валери Древиль, которая в общей сложности учится у него почти десять лет, и ее моноспектакль «Медея. Материал» потряс настолько, что способность осмыслять увиденное возвратилась только после того, как экран погас. Если Анатолий Васильев найдет возможность провести мастер-классы с эстонскими режиссерами, думается, это будет интереснейшим опытом.

…Фестиваль закончился. Он был во многом иным, нежели предыдущий, но это естественно. Нынешний, второй международный собрал спектакли, так или иначе утверждающие новые формы театрального действа. Каким будет третий - покажет время.

«Сон в зимнюю ночь» еще только ищет свое особое «выражение лица», только вырабатывает свою концепцию. Думается, на это пойдет еще время, но нет сомнений в том, что на театральной карте Европы таллиннский фестиваль уже утвердился.