Так ли свободна свобода

На эту тему рассуждает политолог Иви Массо в газете Eesti Päevaleht

Тридцатые годы бурного развития промышленности и техники, совпавшие в России и Центральной Европе с тоталитаризмом, вдохновили целый ряд писателей на создание утопий о государстве будущего, полностью конролируемом Большим братом. Наиболее известны утопии Оруэлла, Хаксли и Келлокан. В них изощренная техника все подчиняет службе государству; человек становится винтиком огромного механизма, он перестает быть свободным в делах и мыслях.

Эстонский читатель в фантазиях тоталитаризма привык видеть прежде всего сталинистское прошлое. Но давайте посмотрим, кто сегодня представляет коллективные ценности и права индивида.

Упомянутые фантазии в условиях глобального рынка имеют не только литературную ценность. И хотя сегодня они кажутся немного наивными, во многом они все же правдивы.

Мир Оруэлла просто тускнеет перед возможностями современного технического контроля. Нас повсюду окружают видеокамеры; Интернет забит автобиографиями и перепиской; мобильные телефоны позволяют отслеживать не только телефонные контакты, но и местонахождение разговаривающих. Скандал вокруг технической слежки за подчиненными, разразившийся на крупнейшей финляндской фирме «Сонера», – это только вершина айсберга. «Умные» пластиковые карточки рассказывают о покупательских привычках хозяина, которые все больше похожи на болезнь, в развитии которой, помимо государства, заинтересованы еще и работодатели, рекламные агентства, банки и страховые общества.

Стражем в тоталитарных утопиях выступает государство, но государство это не национальное, а глобальное, мировое. В эпоху, когда политическая власть перетекает от правительств к крупным монополиям, Новый добрый мир Хаксли особенно интригует тем, как сплавляются в нем воедино крайние формы государственного социализма с фордовским капитализмом. В абсолютно контролируемом обществе человек является только производителем и потребителем продукции крупной промышленности. Чтобы не возникало дефицита чернорабочих, людей промышленным способом клонируют и программируют по классам: каждый выполняет свою роль и большего не требует. Духовное удовлетворение обеспечивают специально дозированные наркотики и грубые развлечения, играющие на чувствах.

Классовое общество и сверхпотребление объединяются с тотальным контролем. Разве такое невозможно?

Сегодня, когда частные предприятия перерастают национальные границы, противопоставление рыночной экономики и государства не работает. Из ста крупнейших мировых экономик 51 – частные предприятия и 49 – государства. В Эстонии крупнейших предприятий огромное множество. Жизнеспособность государства зависит от того, насколько оно способно защищать граждан от власти предприятий.

Индивидуализм и коллективизм можно рассматривать и под иным углом. Крупные предприятия — это иерархически выстроенные гигантские коллективы, представляющие идеалы роста и производительности, благополучие отдельной личности их не интересует. Люди – индивиды, обладающие правом на жизнь, труд, безопасность, через участие в государственной власти формируют свое гражданское будущее.

Права граждан способно защитить только демократическое государство, предприятия – это совсем не демократия. Если с помощью налогов и взаимосогласованных правил государство не будет ограничивать свободу предприятий, то и гражданские свободы людей останутся беззащитны перед ними.

Если человек с детства остался без образования или медицинской помощи, он становится вечной жертвой классового общества, как запрограммированные клоны Хаксли.

Слабое государство опасно для индивида. Свобода не может быть исключительным правом богатых быть богатыми. Зарождаясь, либерализм был левым протестным движением, требовавшим равноправия людей и отмены классовых различий. Современный неолиберализм — карикатура на самого себя: чем больше невидимая рука «дядюшки Смита», выходя из-под демократического контроля, усугубляет неравенство, тем больше либерализм становится похожим на феодализм, против которого поначалу сам же выступал.Чем слабей защитные силы общества, тем зависимей становятся люди от частных фирм. В слабом государстве, оставшись безработным, гражданин становится нищим и отверженным.

Страх перед безработицей действует аналогично страху перед тотальным государством, обеспечивая послушание и безупречное функционирование работника, который не ропщет и не задает никаких вопросов.

В эпоху борьбы демократии и свободного рынка свободе индивида грозит отнюдь не слишком сильное государство, ей грозит слишком слабое государство. Низкие налоги и неподкрепленное должным образом право на труд не прибавляют свободы жителям Эстонии, они прибавляют свободы «гостящему» в стране иностранному капиталу.

Государство должно защищать права граждан перед мировыми экономическими гигантами, а не освобождать последних от и без того малочисленных обязанностей, исполнение которых по международным нормам еще позволительно требовать от них. Любое государство, вставшее на защиту интересов крупных хозяев, делает шажок к фордовскому тоталитаризму Хаксли.