Смех сквозь слезы, или Туалетная бумага — дело добровольное

Дмитрий ЕГОРОВ,
магистрант Тартуского университета

Подробнейшая картина, описывающая нынешнее состояние системы здравоохранения в Эстонии, начала потихоньку, но тем не менее ощеломляюще и отрезвляюще открываться мне лишь в декабре только что ушедшего года. Столько истрачено типографской краски на статьи в периодике, столько часов радиоэфира было отведено, столько показано было телерепортажей о плачевном положении дел в эстонской медицине!

И все равно, только прочувствовав все на собственной шкуре, пролежав пару недель на больничной койке, когда нечем больше заняться меж сном и питанием, кроме как анализом своего положения, общением с медперсоналом и тяжелыми раздумьями об укладе общественой жизни нашей среды обитания двадцать первого века, осознаешь весь драматизм ситуации.

История происшествия

В самый канун Рождества, в ночь на 24 декабря, я получил от судьбы рождественский «подарок». Бежав на автобус, мне удалось так неудачно упасть, поскользнувшись на голом льду и сделав сальто ногами к небу, что две недели после этого я провел с прооперированным осколочным переломом бедра в отделении ортопедии одной из таллиннских больниц, а в течение еще, как минимум, трех месяцев мне предстоит двигаться только на костылях. Очнулся я днем 24 декабря, лежа на койке палаты интенсивного лечения. Придя в себя, я начал изучать свой новый мирок, который, как я себе представлял, должен был окружать меня теперь в течение некоторого времени.

Сердечность отрешенных

Первым делом я познакомился с медсестрами, врачами и санитарками, разузнав их имена (обращение по имени всегда создает прочный фундамент для уважительных отношений с кем-либо). В течение двух недель мне предоставилось немало возможностей узнать из первоисточника, каковы насущные проблемы нашей медицины.

Видя заспанные и уставшие лица медсестер, невольно справляешься о делах и получаешь в ответ тяжелый вздох и информацию о том, что добрая половина из них работает, как минимум, в двух местах (то есть по двенадцать часов каждый день, по большей части без выходных). Желая проверить свои знания о проводимой реформе системы здравоохранения, высказываешь уверенное предположение о том, что реформа, конечно, улучшила состояние дел или, по крайней мере, наметились какие-то положительные сдвиги. Однако взгляды медсестер, которые впиваются в тебя с неподдельным желанием убедиться, что ты не издеваешься, а по собственной наивности несешь чушь, опровергают даже самые осторожные из предположений: штат сократили (в некоторых случаях аж в три раза), объем работы возрос многократно, но это никак не отразилось в зарплатном листке. И так и бегает одна-единственная сестра по отделению от одного пациента к другому, которых у нее может быть до тридцати и больше. Этому – укол, этому – градусник, тому – давление померить, а вот тому, кажется, надо было таблетку дать, если ничего от усталости и стресса не перепутала. И ведь не перепутает же.

Поразиться бы такому проворству, но поражаешься совсем другому. При таких нервотрепке, стрессе и напряжении за все проведенное в больнице время слышишь столько добрых слов, чувствуешь не требующую взаимности сердечность, видишь улыбки и получаешь вежливые и полные ответы на все свои вопросы. А через несколько минут невольно являешься свидетелем грустного разговора сестры и санитарки о том, что сын сестры получил на работе рождественскую премию аж в 300 крон, а вот им в больнице (и тут в секундной тишине замечаешь отрешенный взгляд в пустоту) не светит ровным счетом ничего.

А когда под утро иногда просыпаешься от того, что хочешь в туалет, только вот до утки не дотянуться, то лежишь и терпишь, потому что не хочешь звать сестру, зная, что она прикорнула на свободной койке в соседней палате. Пусть поспит, ведь подъем уже совсем скоро, а ей надо будет до другой смены столько всего переделать.

Туалетная бумага — дело добровольное

В переносном смысле наша медицина похожа, наверное, на здание, фасад которого красив, только вот балки да перемычки скоро рухнут. В этом я убедился после перевода с режима интенсивного лечения в общую палату. Там ремонтом и не пахло, и окна не закрываются, а прикрываются (хорошо, что хоть прикрываются, ведь на улице было до 30 градусов мороза). А чтобы занавески от ветра шибко не «плясали», на подоконник положены одеяла. Не надо было долго искать причину мгновенно появившихся насморка, температуры и головной боли.

«У нас от насморка ничего нет. Пусть родственники принесут. У нас внизу аптека – очень удобно!» – признайтесь, странно слышать такие слова из уст медсестры, находясь в больнице. От того самого насморка один раз пошла даже кровь из носа. На просьбу дать ватку, смоченную в перекиси водорода, послышался леденящий душу риторический вопрос санитарки: «Интересно, а у нас вата-то есть?» Долгие поиски ваты увенчались успехом, но к этому моменту кровь успели остановить салфетки, протянутые соседом по палате. А просьба о перекиси водорода получила ответ, напомнивший в общих чертах о существовании аптеки на первом этаже.

Многое можно понять. Ведь медсестры не виноваты, что такие лекарства ортопедическому отделению не выделяют, потому что там лечат не насморк и не головные боли; за свой счет они их тоже покупать не станут, как не станут покупать и бумагу для заклейки окон. Виной всему, конечно, бюджетные средства, у которых есть очень отрицательное свойство неожиданно кончаться.

Поистине, перлом, который, вероятно, запомнится теперь на всю оставшуюся жизнь, явилась фраза одной санитарки, прозвучавшая в ответ на замечание о закончившейся в уборной туалетной бумаге. «У нас туалетная бумага – дело добровольное. И, кстати, уже целых полгода, когда закончились отведенные на это в бюджете больницы деньги!». Остолбенев от такой прозы жизни, продолжать какой-либо разговор было бессмысленно. Удивительно, но за порогом двадцать первого века, живя вроде бы в цивилизованной европейской стране, которая выходит на первые места в мире по количеству пользователей Интернета, абонентов мобильной телефонной связи и по многим другим показателям, встречаешь вещи, которые разум просто отказывается понимать.