Лестница на второй этаж

Представляем двукратного чемпиона мира по классической борьбе Аугуста Энглаcа

Николай ХРУСТАЛЕВ

— Аугуст, вы выросли на юге Эстонии, у озера Пюхаярве, места там, наверное, замечательные.

— Очень красивые. На Новый год мы ездили в школу на елку, нас, детей, в семье пятеро было, а когда возвращались домой, то всех разом в санях от мороза накрывали попоной, мы под нее забирались, так тепло, хорошо было.

— В тех краях лыжи были, думаю, больше известны, чем борьба?

— Я с лыж и начинал. Те, кто из наших мест, обязательно становились лыжниками. На аккордеоне обязательно играют и на лыжах бегают. Так и со мной, десять километров бегал за 36 минут, это был хороший результат. Я в соревнованиях по лыжам и в первенстве Ленинградского военного округа участвовал, когда в армии служил. Так что до 20 лет был лыжником. В Эстонском корпусе я на фронте служил в саперной роте. А уже после войны мне один парень сказал: «Ты, Аугуст, с виду такой крепкий парень, хочешь борьбой заниматься?» - «А что это такое?» — спросил я. Он в «Калеве» как раз занимался, это недалеко от части было. Взял он меня с собой, и так мне понравилось. Пришли мы на Пярну маантеэ, 41, в спортклуб «Калев», у нас с собой полотенце было, мыла кусочек, чтобы потом умыться. Познакомился с тренером, взвесили меня, спросил, можно ли здесь солдату заниматься? Тренер строго спрашивает: выпиваю ли, увлекаюсь ли девушками. По возможности, ни от чего не отказываюсь, отвечаю. Ладно, говорит, можешь приходить. А я же ему не сказал, что больше всего на тренировке мне душ понравился. На ковре потолкаешься, повозишься и когда после этого выйдешь из-под горячего душа, то так приятно становится, как после деревенской бани.

— Получается, борцом вас сделала любовь к бане?

— Точно. Когда мы возвращались в казарму, я первым делом спросил, когда опять на тренировку идти.

— Борьбой вы начали заниматься поздно и сразу добились больших успехов.

— Не могу так сказать, неудач тоже хватало. Но на первенство города я попал уже через месяц занятий, тренер настоял, а я же, честно говоря, еще ни одного приема толком не знал. Не помню, как боролся, все толкал соперника, он упал на ковер, пытался уползти, а я захватил его двумя руками и не давал этого сделать. Такая была первая схватка.

— Как бы там ни было, но через некоторое время вы уже были включены в сборную СССР, которая впервые в своей истории собиралась отправиться на Олимпиаду в Хельсинки.

— Включали меня сразу в оба вида борьбы — в вольную и классическую, потому что весной 52-го был в очень хорошей форме, не чувствовал серьезного конкурента ни в одном советском борце. Куда говорили кого положить, туда я его и укладывал. Тем более что в 51-м я выиграл первенство СССР и в классическом, и в вольном стиле. Но в июне 52-го вдруг почувствовал себя неважно. На сборах в Сочи было много эстонских борцов — Рунге, Пуусепп, Пуур, Коткас. Утренними зарядками там сильно себя не изводили, помашешь руками немного — и ладно. А я с нашими ребятами пробежки делал, тропинки там вокруг были замечательные, в общем, перетренировался. За месяц до Олимпиады ходить нормально не мог, врач говорит: «Может, это ты сильно нервничаешь, побольше на воду смотри, успокаивает». Говорю Куртенидзе, старшему тренеру: «Вахтанг Спиридонович, не смогу выступать». — «Да ты что, кто же поедет, если ты не поедешь, как мы выступим?» Словом, не освободили меня, а я по ночам спать не могу. А еще было такое правило: накануне главных соревнований устраивали что-то вроде тренировочного спарринга. И меня тогда, словно мешок какой, из одного угла в другой бросали.

— И даже после этого вас поставили?

— Поставили, потому что все равно были во мне уверены. Первым мне тогда турок достался. В нормальном состоянии мне с ним и делать-то было нечего, а тут я его возил, возил, но все же выиграл. Потом врач мне какой-то укол сделал, глаза чуточку приоткрылись, но боль была ой-е-ей. Я еще у кого-то выиграл, а затем был американец. Стоим, он меня хочет захватить, а я не могу его отодвинуть. Потом проиграл еще и шведу, так и остался четвертым.

В Советском Союзе, если остался даже вторым, уже не считался человеком. Только золотая медаль, но раз я позже выиграл немало золотых медалей, то и отношение ко мне было уважительное.

— Уже в 53-м году к чемпионату мира вы поправились, чувствовали себя хорошо, так что проблем больше не было?

— Когда вернулись с Олимпиады, мне дали отпуск, уважали все-таки, разрешили тренироваться по свободному графику, считали, что я такая хорошая лошадь, что подгонять кнутом не надо, потому я потом и выступал, как следует. В 53-м выиграл первенство мира, в 54-м выиграл, показал, что могу побеждать. Но все равно было очень жалко, что не выиграл Олимпиаду, не победил на Играх. В то время в Союзе все соревнования назывались только играми — Олимпийскими, студенческими, школьников. А раз игры — так и платить за победу не надо. Знаю, что после Хельсинки несколько чемпионов пошли в Спорткомитет и попросили: дайте нам хотя бы какое-нибудь свидетельство, что мы участвовали в Олимпиаде и выиграли золотые медали. Так и не знаю, дали им такое свидетельство или нет. Смелые люди были и действовали смело.

— Сколько лет вы были в большом спорте?

— Около 15, до 35 лет выступал, а там руку себе повредил. В то время мне очень хотелось построить дом, вот этот я сам себе спроектировал, сам построил. Эстонские борцы в этом всегда друг другу помогали. Камни для дома надо было самому возить, у меня был друг с машиной, он приехал рано утром, поехали за камнем. Недалеко было, 20 километров. Это был рекорд: за 15 минут машину загрузили и поехали домой. В фундаменте дома камней 60 кубов.

— На большом бронзовом бюсте борца Аугуста Энгласа, что стоит в комнате, где мы с вами разговариваем, вы кажетесь себе сильно на себя похожим?

— Не знаю. Уши, по-моему, похожи, а больше ничего. Но раз написано, что я, значит, наверное, похож.

— Вы чувствуете, что достигнутое вами когда-то помнят, можете сказать, что раньше были окружены почетом и славой, что окружены ими в эстонском государстве сегодня?

— В нашей стране спорт любят, так что уважение есть. Раньше были одни времена, а теперь — другие, выиграй сейчас четвертое место на Олимпиаде — даже не представляю, что бы было. Не пришлось бы самому дом строить.

— Как сложилась ваша жизнь после окончания выступлений в большом спорте?

— Вообще я тогда хотел остаться в армии, но после того, как случилось что-то с национальным военным грузинским формированием, разогнали и Эстонскую дивизию. Меня отправили в Латвию, а там дали в казарме какую-то маленькую комнатку. А в Эстонии уже дом построил, жена была, двое детей. Я был старшим лейтенантом, даже не помню, какую зарплату получал, но не такую, чтобы на нее сильно разогнаться. И я решил, что лучше из армии уволиться. Написал рапорт и демобилизовался. Вернулся, а в «Трудовых резервах» говорят: раз ты демобилизовался — иди к нам тренером. Я и пошел. В трудовой книжке у меня только две записи: армия и «Трудовые резервы».

— За плечами у вас большой и славный путь, множество побед, дом, построенный своими руками. Сейчас жизнью довольны?

— Вопрос очень трудный... Нет, не жалуюсь. Я теперь пенсионер, пенсия не то чтобы большая. Но наши спортсмены хотят помочь дополнительной пенсией таким, как я, сейчас это обсуждается. Может, даже не она сама поможет, а такое доброе отношение.

— Когда-то у вас в арсенале наверняка был любимый борцовский прием?

— Был.

— Могли бы провести его сегодня?

— Вряд ли. Тяжеловато будет. У меня тут в доме есть лестница на второй этаж. Помню, когда только его построил, мне всего пару шагов требовалось, чтобы по ней подняться. А теперь ни одну ступеньку не пропускаю. Получается, тоже провожу прием.