Феномен Лимонова

Практически из каждой любовной страсти Эдички Лимонова рождается книга

Анатолий Королев,
обозреватель РИА «Новости»

Два с половиной года, которые писатель и лидер Национал-большевистской партии (НБП) Лимонов провел после ареста в 2001 году сначала в Лефортово, затем в Саратовской тюрьме и наконец после решения суда полтора месяца в колонии общего режима, безусловно, прибавили славы его имени и восстановили в глазах общества поблекший образ русского Че Гевары.

Весной, 15 апреля 2003 года, суд приговорил Лимонова к четырем годам лишения свободы за незаконное приобретение оружия и боеприпасов, сняв обвинения прокуратуры в попытке совершения государственного переворота и организации банды для совершения терактов. 18 июня суд города Энгельса, где расположена колония, принял решение об условно-досрочном освобождении Лимонова, учитывая, что половину срока он уже отсидел и не имеет взысканий.

Итак, Лимонов на свободе! Вернется ли он к политической деятельности – не ясно, однако следствие, суд и отсидка, похоже, дали новый толчок его литературному творчеству. За два года ареста Лимонов написал семь новых книг! Часть из них уже опубликована.

Как ни странно, но в профессиональной писательской среде Лимонова в первую очередь считают поэтом, пожалуй, одним из самых ярких поэтов нашего времени. Если прозаические писания Лимонова все-таки слишком политизированы, то как поэт он, безусловно, уже тайно признанный классик XX века. Равного ему по степени лирического чувства поэта в современной русской лирике просто нет. Но мало кто читал его поэзию.

Эдуард Лимонов (настоящая его фамилия Савенко) харьковчанин, выходец из семьи военного офицера, выбрал свой псевдоним с явной оглядкой на Горького: эй, народ, я буду таким же горьким на вкус! От меня у вас сведет скулы, как от лимона! Но этот политический дичок был привит к исключительно нежной виноградной лозе, которая оплела нервным ручьем страсти целый сад поэзии. Лимонов умел и умеет безумно влюбляться в женщин. В своем чувстве он доходит до беспощадного саморазрушения, жестокости, экзальтированной чувственности и сумасшествия.

Из любви к некой Леночке Щаповой родились его побег в Америку, скитания в Нью-Йорке, а затем изумительная исповедь «Это я, Эдичка», до сих пор лучший его прозаический шедевр. Она сделала имя неизвестного невротика знаменитым и в России, и в Европе.

А до шикарной красотки Лены Щаповой он был влюблен до изнеможения в молодую харьковчанку Анну Рубинштейн, которая была старше его, страшна как смертный грех и страдала психическими проблемами (позже она умрет в психушке). Анна стала его первой женой. Вместе с ней Лимонов прошел школу безумия, занимаясь пошивом пляжных сумок и обучаясь приемам скорой помощи во время припадков любимой женщины. Шесть лет брака он выхаживал ее с терпением любящей матери.

Странно, но ни одна из его бесчисленных любовей не сделала Лимонова отцом.

В этом году, пока Лимонов сидел в тюрьме, в Москве скоропостижно скончалась еще одна из его жен и любовниц, парижская певица и писательница эмигрантка Наталья Медведева. Страсть к этой роковой долговязой диве с хриплым прокуренным голосом, была, может быть, самой унизительной для Лимонова. Она никогда не хранила верности мужу, и безумному ревнивцу пришлось выпить полную чашу унижений, вытаскивая из постели Натальи каких-то пьяных юнцов.

Практически из каждой любовной страсти Лимонова рождается книга. Из счастливой влюбленности в Щапову появились на свет поэмы «Русское» и «Золотой век». Из кровавой любви-драки с Медведевой – «Анатомия героя». А последние тюремные книги брошены Лимоновым в топку новой страсти к панку-ангелу Настеньке, члену Национал-большевисткой партии. Она пришла за партийным билетом и свела с ума старого фюрера. В год той встречи – 1998 – ей было всего 16 лет.

Одним словом, если сделать поправку на тот факт, что Эдуард Лимонов в первую очередь лирический исповедальный поэт из ряда дуэлянта Лермонтова, раннего Маяковского или французского изгоя Франсуа Вийона, то к его комической карликовой партии НБП можно отнестись как к желтой кофте молодого футуриста Маяковского, которой тот с яростью фронды пугал обывателей.