Ты памятник себе воздвиг… или Сколько стоит научиться

Елена СКУЛЬСКАЯ

Студенты со мной спорят. Особенно в платных учебных заведениях, где у них более развитое чувство собственного достоинства. Например, я утверждаю, что Пушкин написал «Я памятник себе воздвиг нерукотворный». А уверенный в себе студент возражает: «Извините, конечно, но это написал не Пушкин, а Лермонтов! Он, правда, посвятил это стихотворение памяти Пушкина, но нужно быть точнее…» И кто-нибудь подхватывает: «Пушкин был легкомысленным человеком, но не параноиком же, чтобы кричать: «Я! Я! Я!». Да, он знал себе цену, он так о себе сказал: «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!», но про памятник самому себе он написать не мог, вы уж из него какого-то воровского авторитета делаете!» Когда же я начинаю настаивать на авторстве Пушкина, кто-нибудь из студентов разочарованно комментирует: «Ну да, есть только одно верное мнение, и оно непременно ваше!»

Несколько лет назад студент журфака, уже готовясь к диплому и уже подрабатывая на кафедре лаборантом, на семинарских занятих по жанру «рецензия» написал отклик на «Театральный роман» Булгакова. В рецензии доверительно сообщалось, что данный роман написал не Булгаков, а Сергей Максудов, страдавший психическими расстройствами, приведшими его к самоубийству, а Булгаков только воспользовался данным обстоятельством, чтобы присвоить роман себе. Такие случаи известны в литературе - вот и в авторстве Шолохова многие сомневаются… И так далее. На мои попытки объяснить суть булгаковского литературного приема и на мой рассказ об истории отношений Булгакова с МХАТом ответил негодованием практически весь курс. Одна из юных журналисток кричала: «Вы даже название театра сами не знаете, вы говорите - МХАТ, а в романе - Независимый театр. Я сама роман не читала, но в рецензии же сказано, что Независимый!» Собственно, выяснилось, что роман не читал на курсе никто и читать не собирается, поскольку это не входит в программу… Сейчас многие участники этого разговора стали видными молодыми журналистами и пишут по большей части именно что по ведомству культуры и пишут так, что видно - теперь они вовсе перестали читать.

Студенты театральной студии, правда, первого курса, уверяли меня недавно, что на слух невозможно отличить стихи от прозы, что на письме, конечно, одно пишется столбиком, а другое сплошняком, а вот на слух никто никогда не различит. Я предложила попробовать. Прочла стихотворение Цветаевой. «Что это?» - спрашиваю. Студентка ответила: «Вы нас разыграли! Это и не стихи, и не проза. Это, наверное, молитва» - «Почему молитва?» - «Да потому, что это - как песня без музыки и большая часть слов непонятна!»

Но с яблоком надкушенным в руке…

Несколько лет назад в Таллинн приезжал Евгений Рейн. В Галерее российского посольства было решено устроить его творческий вечер. Организаторы волновались: мест не хватит, будет скандал. Но я была уверена, что семидесяти мест будет даже слишком много, если не принять соответствующие меры. Решив, что лучше читать стихи в переполненном зале, чем в пустом, я обзвонила знакомые школы и поговорила со знакомыми учителями русского языка и литературы. Разговор можно было печатать под копирку. «Евгений Рейн? А кто это?» - «Это знаменитый поэт, которого Бродский назвал своим учителем» - «А кто такой Бродский?» Словом, в зале было человек сорок…

То есть я глубоко убеждена, что дикое, агрессивное невежество вызревает в детях не само по себе, а тщательно насаждается сначала личным примером родителей, а потом стараниями школьных учителей.

Мои студенты рассказывают замечательные истории про школы. Во время уроков многие педагоги охотно говорят по мобильному телефону; они отвечают на звонки знакомых и друзей, а также сами дают указания домочадцам, например, о том, как готовить борщ. «Мама! А свеклу ты не забыла положить?!» - кричит учительница по литературе, отключает мобильный и сама комментирует: «За такие копейки только такая идиотка, как я, может согласиться учить таких дебилов, как вы!» Другая учительница, следящая за своей стройной фигурой, во время урока ест из баночек перетертые овощи, поскольку диета предполагет прием пищи в строго определенное время, и, разумеется, урок тут не помеха.

С родителями еще хуже, а главное, страшнее. «Вот, Елена Григорьевна, и вы, оказывается, ошибаетесь,- говорит мне, ликуя, студент.- Вы на прошлом занятии сказали, что «Горе от ума» написал Грибоедов, а оказалось, что Чехов! Нет, Елена Григорьевна, именно что Чехов! Мне папа сказал!» Или: «А мама сказала, что не нужно читать «Мастера и Маргариту», она пробовала - жуткая скукотень и ничего понять нельзя!»

Чем благополучнее родители - тем выше их авторитет у детей. Чем благополучнее сегодня - тем невежественнее. Людям свойственно во все времена выстраиваться свиньей и мутировать под лидера. Как пишет в «Муравейнике» Самуил Лурье (который писатель и академик): «Где декламировали Шиллера, теперь обслуживают дилера… ждут киллера… листают Веллера…»

Педагоги же никак не могут подпасть под категорию благополучных, а значит, не смеют рассчитывать на уважение - только если добьются его вопреки всем установкам учеников.

Кумиры и поклонники

Если педагог хочет прослыть интеллигентом, то он не должен брать денег за свою работу. Интеллигент по определению должен уметь обходиться без денег. Пушкин на вопрос о том, зачем он печатает свои произведения, отвечал: «Для денег», но его стыдили. Тарковский писал, что Мандельштам «В диком приступе жеманства принимал свой гонорар». Каким-то образом, скрепя сердце, интеллигент может еще получать деньги от государства, но вот учить учеников за их же деньги?!! Трудно.

Родители, которые платят за учебу своих детей, прекрасно понимают, что платят они неудачникам. Более того, они прекрасно понимают, что и детей своих, отданных в учебу, они в какой-то мере толкают на тот же путь рафинированной неудачи. Но с тонкой философской усмешкой на губах они на это идут, ибо, в конце концов, могут себе это позволить. Сами они, слава Богу, книг не читали, университетов не кончали, грамоте слабо обучены, но зато и преуспели… Зато и деньги на учебу любимого дитятка есть. Педагоги платного университета или студии моментально зачисляются ими в штат обслуги. А прислугу, как вы понимаете, нужно постоянно контролировать и давать ей указания, а то, неровен час, и обворует хозяев, и ребенка плохому научит, и на уроках будет заниматься черт знает чем.

Ужас жизни заключается вовсе не в том, что родители относятся пренебрежительно и унизительно к педагогам, а дети им подражают, вовсе нет. Ужас в том, что педагоги полностью разделяют эту точку зрения на себя и ведут себя постоянно, как обиженная прислуга, которую заподозрили в посягательстве на хозяйские серебряные ложки.

Если я выгоняю с лекции хама, опоздавшего на сорок минут, ввалившегося ко мне с жвачкой, закипающей в уголках рта, и бубнящего: «Я не читал, но хочу сказать, что…», то коллеги меня немедленно начинают запугивать: «Что ты делаешь! У нас ведь платная студия! Люди заплатили свои деньги, а значит…» А дальше по Достоевскому: а значит, Бога нет, и все позволено…

Студент театральной студии, когда я стала рассказывать о первых тайных сообществах артистов, где обряд посвящения сопровождался мучительными и кровавыми испытаниями, гневно перебил меня:

- Я требую, чтобы вы прокомментировали эти издевательства над людьми! Я требую нравственной оценки! Вы, Елена Григорьевна, так об этом рассказываете, будто вы ничего не имеете против того, что в древности артистов пытали…

Пробираться сквозь эти джунгли наглости, тупости и бескультурья в ситуации, когда педагоги искренне считают, что им «заплачено за все», довольно трудно.

А кофе мы вам принесем…

Исчерпав иные аргументы, я порой рассказываю студентам, как читала лекции в Пенсильванском университете на кафедре славистики. Каждые сорок пять минут там положено делать перерыв; во время первого же перерыва студенты осведомились, что я буду делать эти самые пятнадцать минут отдыха. Узнав, что пойду пить кофе, они предложили принести мне кофе прямо в аудиторию, чтобы я никуда не уходила, чтобы и эти пятнадцать минут они провели со мной и продолжался разговор о литературе. Потому что они платят за свое образование и хотят за свои деньги извлечь максимум из педагога.

У нас же пока за свои деньги студенты прогуливают лекции, ничего не читают, ничего не делают, а потом злобно констатируют, что деньги-то с них взяли, а вот ничему не научили! И искренне убеждены, что платный процесс обучения отличается от бесплатного тем, что за деньги знания сами должны перекачиваться из головы преподавателя в голову заплатившего.

… Есть еще один способ поставить интеллигентного педагога на место. Время от времени приходит в платное учебное заведение дама, долго рассказывает о своих несчастьях, например, о том, что муж оставил ее с тремя детьми без средств к существованию, присовокупляет, что пила она сегодня кофе без всякого удовольствия, и просит учить ее чадо в платном заведении совершенно бесплатно в разумении подлости ее мужа. И очень часто ей идут навстречу, поскольку нутром чувствуют, что образование должно быть бесплатным, чистым, одухотворенным, а «учительнице скромной» за «труд ее огромный» подарят рано или поздно любящие ученики хрустальную вазу.

Там, где учат бесплатно, ничему не учат, потому что педагогам не платят. Там, где учат платно, ничему не учат, поскольку педагогам заплачено.

Мафия и полиция - близнецы-братья. Полиция крышует мафию, мафия платит полиции. Можно ли разделить сиамских близнецов, у которых общая кровеносная система? Не дает ответа, как сказал, если меня не поправят ученики, Николай Гоголь.