Страсти любовного треугольника

Правду об отношениях поэта, его жены и Дантеса рассказали письма

Анатолий КОРОЛЕВ

В русской пушкинистике — сенсация. Ею стала книга итальянки Сирены Витале «Пуговица Пушкина». Семь лет понадобилось, чтобы книга, которая увидела свет в Италии еще в 1995 году, была наконец переведена и издана в России.

Сначала о странном названии. Оно родилось благодаря воспоминаниям современника Пушкина, некоего Колмакова. Увидев однажды Пушкина на Невском проспекте, тот обнаружил отсутствие одной пуговицы на хлястике бекеши поэта. Вернувшись домой, Колмаков записал в своем дневнике: «Я не погрешу перед потомством, если скажу, что за Пушкиным не было ухода», – намекая на нелюбовь к поэту его жены Натальи. Этот случай Сирена Витале приводит в своей книге как образец поверхностных выводов – забота о пуговице Пушкина лежала вовсе не на его жене – светской красавице-аристократке, а на домашней прислуге.

Эпизод с пуговицей становится камертоном всей книги, в которой Витале впервые воссоздает подлинную историю взаимоотношений между Пушкиным, Дантесом, женой Пушкина Натальей Николаевной и приемным отцом Жоржа бароном Геккереном. Подлинность стала возможной благодаря полученным от потомков Дантеса его двадцати пяти письмам к приемному отцу. Он написал их в страшные месяцы перед последней дуэлью Пушкина. Разумеется, научный мир знал о их существовании, но до Витале никому из пушкинистов не удалось подобрать ключи к сердцу владельцев семейного архива Дантесов-Геккеренов.

Итак, что же мы узнаем из признаний Жоржа своему приемному отцу? Что не было никакого масонского заговора против Пушкина, не было интриг царского двора против поэта, не было ровным счетом ничего, кроме любовной драмы. Наталья Николаевна влюбилась в Жоржа с силой первого любовного чувства, ведь мужу она была отдана по велению маменьки. Родив Пушкину детей, будучи вновь беременной, она страстно увлеклась молодым французом и, не скрывая своего чувства, отказала ему только в одном–в близости, ссылаясь на супружеский долг.

Вот что пишет Дантес барону Геккерену в письме от 6 марта 1836 года: «Она оказалась гораздо сильнее меня. Более двадцати раз просила пожалеть ее, ее детей, ее будущее, и в эти мгновения была так прекрасна, что ее можно было принять за ангела с небес… и она осталась чиста и может ходить с высоко поднятой головой».

В письмах Дантеса больше страсти, чем цинизма, больше порыва и искренности, чем расчета и выгоды. Он влюбился, ему ответили тем же, и уязвленный ревностью муж решил расквитаться со счастливым соперником. Хотя бы за то, что тот был любим. Несчастье России только лишь в том, что этим мужем оказался ее величайший поэт Александр Сергеевич Пушкин.

Комментируя эти простые истины, Сирена Витале пишет, что Дантес в нашем национальном сознании стал демоном смерти, вечным убийцей гения. Понимая русскую скорбь, автор осторожно наводит на такую мысль: Дантес был тем, кем был: молодым и модным остроумцем, дерзким шалопаем, заносчивым французом, влюбленным человеком, наконец. Но только не тем исчадием ада, портрет которого создали наши записные пушкинисты.

Книга Витале вызвала дружную неприязнь в российской филологической среде. Даже автор послесловия к книге, некая Зоя Кузнецова, «сотрудница представительства МИД России в Калининграде» (как указано в книге), запальчиво пишет, что Витале слишком доверилась письмам Дантеса, который, конечно же, многое наврал. Увы, этот комментарий стал повторением известной пластинки про то, что убийца Пушкина вообще не мог быть человеком.

И все-таки книга, наконец, говорит нам горькую правду о том, что основанием для трагедии стала самая обыкновенная история, сплошь и рядом встречающаяся в жизни, – банальный любовный треугольник.