Путешествие по городу в компании с мэром

Нелли КУЗНЕЦОВА

На прошлой неделе в Маарду начал действовать первый в истории города светофор, а сегодня будет торжественно открыта первая скульптура – двухметровая фигура молящейся женщины.

Кто-то, быть может, скептически усмехнется: «Подумаешь, светофор, нашли, чем удивить...» Но Георгий Васильевич Быстров, мэр Маарду, относится к этому по-другому. Недаром он специально провез меня, журналиста, мимо этого светофора и со сдержанной гордостью указал на него: «Вот смотрите...» Для него это своеобразная веха в развитии города, как бы новый этап. Светофора не было и не могло быть в небольшом поселке, не слишком чистом, известном своим шлейфом опасности, непривлекательности. Еще бы... Все знали про Маардуский химзавод, все видели рыжий «лисий хвост» из труб этого завода. Если уж он тянулся на много километров, через весь Ласнамяэ и дальше, сказываясь на атмосфере района, то каково это – жить возле самых труб? Дышать сернистыми газами?

Все помнят и тех, кого решением суда обязали работать на химическом производстве. Их вполне справедливо остерегались...

Нет, в том, прежнем, городе, а лучше сказать, поселке, не могло быть таких чистеньких новых тротуаров, какие я видела на этой неделе в Маарду (их соорудили с помощью местных бизнесменов), такого широкого стадиона с новой оградой и новым, современным покрытием поля, такого Народного дома с новым фасадом, покрытым необычной для маардуской архитектуры гранитной крошкой в элегантных коричнево-бежевых тонах, новых магазинов-маркетов... А уж Маардуская церковь – вообще особый разговор. Вижу ее не в первый раз, а все равно поражаюсь.

Она и в самом деле удивительна, эта церковь. Легкая, элегантная, с необыкновенным изяществом форм, с замечательным сочетанием цветов – красного и белого. Она стоит на горе или, лучше сказать, на возвышении, словно объединяя старый и новый Маарду, стоит, обвеваемая всеми ветрами, видная издалека. Не случайно, наверное, именно сюда в свое время перенесли прах защитников Таллинна, погибших в 41-м году. И могила осталась, нетронутая, возле самой церкви. (Вспомним, кстати, что через два дня у нас скорбная дата – 22 июня началась война...) Я не знаю, верующий ли человек Быстров. Подозреваю, что нет... Но вряд ли какой-нибудь другой мэр так заботится о церкви – в последнее время он, заручившись поддержкой мэра Москвы Лужкова, сумел достать для Маардуской церкви 12 киотов на общую сумму в полтора миллиона рублей. Часть из них уже доставлена в Маарду, а оставшуюся часть привезут в город в конце июня.

Вот здесь, возле церкви, будет стоять и фигура молящейся женщины. Она так и называется – «Молитва». На этом самом месте Быстров со странной, быть может, для столь делового, насквозь земного, прагматичного человека, горечью, сквозь которую, очевидно, просвечивали собственные его размышления, сказал, что большинство из нас лишь на склоне лет начинают понимать, что жизнь, в общем-то, быстротечна, что она уходит, а ведь зачем-то же мы приходили в этот мир.

Не знаю другого человека, кроме Быстрова (фамилия-то какая!), который бы с такой неистовой любовью относился к своему городу, с такой неукротимой силой, столь упрямо, несмотря ни на что, старался бы вытащить его из не слишком благополучного прошлого, так стремился бы сделать его современным, красивым, светлым. На улицах Мяэотса, Оруметса, Кеэмикуте он показывал дома, которые уже отремонтированы – и они действительно хороши – и те, которые еще предстоит ремонтировать. Он знает, что в каждом из них не так, что надо сделать, не упустив время, потому что построены они давно, еще в 50-х, и если о них не позаботиться своевременно, могут развалиться. Не все его понимают... Некоторые просто привыкли к своему дому, к его облезлому виду и не представляют, что он может быть другим. Лишних хлопот им не надо. А некоторые боятся трат, денег не хватает, а тут еще придется частично отстегивать из своего бюджета за ремонт, хотя большую часть платит все-таки город. Но Быстров давит и давит, вызывая, быть может, к себе неприязнь. Однако что делать... Он – мэр, с него спросится за состояние города. И так уже непонятно, как он изворачивается, какие находит возможности, лазейки, кого уговаривает, кого привлекает, чтобы достать деньги для всех этих ремонтов, для нового строительства. Но дело не только в этом... Можно получить много денег и бездарно их растранжирить. Такие примеры в недавней истории города есть. До сих пор мучают проблемы, которые получили начало в те времена, когда Георгий Васильевич еще не был мэром. Да и вообще... Разве не известны случаи, когда состояние, заработанное потом, кровью отцов, сыновья пропивали, проматывали, проигрывали? Иметь голову на плечах – это главное. И дай Бог, чтобы у города всегда оставался такой хозяин, настоящий хозяин, как тот же Быстров. Даже с его нелегким, взрывным характером, с его самолюбием, с его привычкой все решать самому – все брать на себя...

Он даже не ждет благодарности за свои неустанные хлопоты, за свою неизбывную боль за этот город, за этих людей. Хотя порой ему явно горько. От непонимания... Вот несколько человек собираются судиться с городскими властями из-за старых сараев, которые решено снести. Когда-то, в начале 50-х, когда в городе не было центрального отопления, горожане хранили в этих сараях дрова. С тех пор они, сараи, потеряли, что называется, свой товарный вид, стоят, как бельмо на глазу, на этих улицах. Но люди привыкли к ним, уже не замечают уродства, а некоторые все еще продолжают хранить в них какое-то старье. Но и Быстрова понять можно... Становится горько, когда слышишь, как он рассказывает об этом.

Но думается все-таки, что в городе найдется немало людей, которые ценят усилия Быстрова, благодарны ему. Вот хотя бы старики, одинокие, больные люди, для которых он строит так называемый социальный дом. На старости лет им будет все-таки где преклонить голову...

Он ведь добился и того, чтобы в Маарду было свое кладбище. И для него это не просто место захоронения... Не знаю, любит ли Быстров поэзию, знает ли стихи Анны Ахматовой. Помните эти строки о родной земле: «В заветных ладанках не носим на груди, о ней стихи навзрыд не сочиняем, наш горький сон она не бередит, не кажется обетованным раем...» В том-то и дело, что эта земля до сих пор не была родной. Но если в ней лежат твои близкие, значит, ты уже пустил корни, ты связан с ней крепкими узами. И куда ты денешься от этой земли...

Наверное, потому мэр и школьников направляет на работы в городе. Я видела, как красили ребята маленькое здание раздевалки на стадионе, пропалывали цветочные клумбы. В самом деле, если ты вложил в этот город свой труд, разве может он остаться для тебя чужим, безликим?

И все-таки Быстрову больно. Ему больно, горько, обидно от того, что за все беды, прошлые, настоящие, будущие, за все, что доставляет неприятности горожанам, должен отвечать он, мэр, даже за то, в чем он не виновен ни сном, ни духом. Например, за новую свалку, которая расположена в трех с половиной километрах от Маарду. Понесет ли от нее ветер запах гниющих отбросов? Принесут ли чайки, уже копающиеся на новой свалке, заразу в город? Я уж не говорю о том, что возрастет цена за вывоз мусора. Но ведь он, Быстров, сколько мог, протестовал против этой новой свалки вместе со всем тем, что она с собой несет...

Жаль, что в один газетный материал невозможно вместить все новости Маарду, все его открытия и новинки, все его беды, проблемы. Потому что все здесь связано между собой. Но может быть, беды отодвинутся хотя бы на день, на некоторое время. Потому что в городе в начале следующей недели будет праздник. Будет парад, и колонны будут шагать под звуки музыки французского оркестра. Он специально приедет в Маарду на эти дни, сыграет для горожан и в Иванову ночь. А над городом полетит вертолет, и мэр его, Георгий Быстров, посмотрит сверху на свой город, в который он вкладывает столько сил. И зажжет огонь, как символ грядущего. Ведь судя по всему, у города хорошее будущее, хорошие перспективы.