Язык — «птица вольная»

Татьяна СИНИЦЫНА

Русскому мату, колоритной и беззастенчивой части великого русского языка, за всю историю России не уделялось столько внимания со стороны государственных мужей, сколько теперь. Недавно эта «модная» тема снова громко прозвучала в стенах нижней палаты парламента. За «круглым столом», который собрал известный российский политик, вице-спикер Думы Владимир Жириновский, состоялся весьма эксцентричный разговор о ненормативной лексике. Имелся в виду закон «О государственном языке РФ», принятый нижней палатой парламента, но отправленный на доработку верхней — Советом Федерации.

Одно из положений закона, популярно говоря, запрещает материться. Участники «круглого стола», среди которых были и студенты, вели себя оживленно (тема — пикантная!). Вице-спикер провел мастер-класс непристойной речи, считая, видимо, что такое искусство выражает всю глубину русской души. В общем, русский мат и не мечтал о подобном пиаре!

Но куда интереснее другой ракурс проблемы: можно ли запретить законодательным образом русский мат? Один каменщик заметил по этому поводу: «Тогда сразу все российские стройки остановятся!». Как вообще можно директивным способом изменить механизм живого человечьего языка, который на всей Земле действует по своим сокровенным законам?!

Вспомнился впечатляющий пример необыкновенной трансформации известного русского слова, доказывающий, что язык — «птица вольная». В экспозиции одного из московских музеев, посвященной древним промыслам русского народа, деревянные резные прялки расположены не лицом к посетителям, а задней стороной. Я поинтересовалась у музейного работника: «Отчего так?». Милая интеллигентка засмущалась, застеснялась: «Дело в том, что на титульной стороне каждой прялки вырезано неприличное слово, которое я не решусь произнести, то самое, из «трех букв», которое в подъездах и на заборах хулиганы пишут», — ответила она. От изумления у меня сам собой вырвался вопрос: «Что же, наши предки этим словом прялки украшали?» С дотошностью хорошего специалиста музейный работник объяснила мне, что в стародавние времена, когда каждая девушка обучалась искусству прядения, прялки являлись обязательным домашним предметом.

Женщины пряли, а мужчины изготавливали прялки. Если девушка нравилась, парень, разумеется, вкладывал в прялку все свое искусство и вырезал на ней ту самую «неприличную», с сегодняшней точки зрения, надпись, которую нормативной лексикой можно передать так: «Девушке Марье от парня Ивана». Словом «парень» в те далекие времена и было это самое, «из трех букв», ныне ненормативное, переродившееся за долгие века из обычного в популярное матерное слово.

Языком нельзя управлять, у него — своя стихия. Эту одну из главных лингвистических аксиом специалисты пытались внушить депутатам, но ничто не остановило их решимость выработать закон о языке. Кроме «плохих» слов, депутатов беспокоили и другие опасные, с их точки зрения, тенденции. Например, мощное проникновение в русскую речь иностранных слов. Или попытка некоторых федеральных республик «переодеть» свой местный язык из общепринятых одежд (кирилло-мефодиевского алфавита) — в латинскую графику, и даже — в красивую арабскую вязь. Депутатов возмутила также заброшенная в общество идея о необходимости и сам-то русский язык перевести на латиницу!

После долгих и острых дискуссий, мощь которых не умещалась в полумиллионный словарь легитимных русских слов и на глазах всей страны соскальзывала на почву неприличной лексики, депутаты все же провели закон «О государственном языке Российской Федерации». Он был передан на утверждение в Совет Федерации, где вызвал вопросы и был отправлен на доработку.

Нужен ли вообще закон, защищающий государственный язык? Высшие лингвистические авторитеты утверждают, что не нужен, поскольку бессмыслен. Природа языка такова, что он сам себя защищает. Пугает очевидный факт активного проникновения в российскую речь иностранных слов? Но русскому языку всегда была чужда самоизоляция, он легко взаимодействует с другими языками — перенимает иностранные термины, гибко приспосабливает к своей грамматической и фонетической структуре чужие слова.

Русский язык оставался самим собой даже во времена близкого и сильного иностранного влияния. Например, с легкой руки царя Петра I (а позже и Екатерины II) в Россию в начале XVIII века высадился мощный десант, как бы теперь сказали, «иностранных специалистов». Даже лекции в учебных заведениях читались на чужих языках — на латыни и немецком. Русский язык не потерял себя и в XIX веке, когда почти вся образованная Россия предпочитала говорить по-французски. Явился Александр Пушкин и раскрыл соотечественникам всю красоту русского языка, показал, как можно писать на нем прекрасные стихи и романы.

В истории русского языка не было момента, когда бы он стремился изменить свои коренные графические черты и перейти с кириллицы на латинский шрифт. По мнению лингвистов, такая трансформация в принципе возможна, она не изменит сути языка. Только нужна ли она нации? Что хорошего может дать отрыв от корней тысячелетней культуры? И что делать в этом случае с великой русской литературой, с Государственной библиотекой, одной из крупнейших в мире? Китайцы в свое время намеревались отказаться от иероглифов и перейти на более простой и «контактный» латинский шрифт. Но 5-тысячелетняя национальная история, культура и мудрость отвергли эту затею.

Язык — отражение характера народа и жизни общества, он всегда удовлетворяет его потребности. Сегодня, к сожалению, требования к речи снижены, она замусорена жаргонными словечками, доморощенными неологизмами, нарушена даже природная интонация речи. На фоне социальной депрессии, ослабленных общественных требований «матерный словарь» вырвался из зоны отчуждения, издавна отведенной ему этикой и приличиями, и влился в обыденную речь. К ужасу и сожалению многих россиян.

Лингвисты, однако, за русский язык спокойны. Они говорят, что он меняется (по тем самым «сокровенным» законам!), приспосабливаясь к потребностям сегодняшнего общества. Поднимется российская жизнь на более достойный уровень, станет счастливее для каждого человека, и язык, как в зеркале, отразит это явление.