Тот пилот был эстонцем

Посол Франции впервые узнала об Эстонии из комиксов

Евгения ГАРАНЖА

Шанталь де Гэнн де Бурмон не любит использовать свою сложную аристократическую фамилию целиком. Прямолинейная француженка с образованием филолога едва успела принять посольские дела из рук своего предшественника – дипломатичного Жана-Жака Субрена, — как долгое затишье в эстонско-французских отношениях кануло в Лету. Правда, произошло это не по воле бывшей заместительницы директора отдела оборонного сотрудничества МИД Франции. Посол де Бурмон привлекла внимание жителей Эстонии своими нетрадиционными высказываниями в те дни, когда ей пришлось тушить страсти, вскипевшие здесь сначала после инициативы Франции и Германии объединиться самим и объединить вокруг себя Европейский союз, а затем после критики президента Жака Ширака в адрес стран, подписавших обращение вильнюсской группы в поддержку позиции США по Ираку. А саму ее в Эстонии больше всего потрясло море во льду и то, что даже ее мать, не любящая ничего, кроме тепла и солнца, оказавшись в морозном Пирита, вздохнула: «Я должна была приехать сюда, чтобы увидеть это!»

— Вы помните, когда и при каких обстоятельствах вы впервые услышали об Эстонии?

— Я действительно услышала об Эстонии очень давно. Я думаю, впервые это произошло, когда мне было около десяти. Я читала тогда истории о Тэн-Тэне (французские комиксы о путешественнике. – Авт.) – не знаю, слышали ли вы о нем. В одной из этих историй был пилот. И он был эстонцем. Когда я сообщила моему брату, что еду в Эстонию, то сказала: «Помнишь? Тот пилот был эстонцем!»

— Как дипломат вы посетили множество стран, принадлежащих к самым разным культурам. От Индонезии до Брюсселя, а теперь и Эстония. Где вам нужно побывать по прибытии, в какую ситуацию попасть, чтобы составить первое впечатление о стране, где вам предстоит жить и работать?

— Знаете, перед тем, как я сюда приехала, меня предупреждали, что наладить хорошие и простые отношения с эстонцами может быть сложно. Они же такие нордические, сравнительно закрытые и так далее. Может, это и так. Но это не соответствует моему впечатлению. По-моему, когда вы говорите с ними, когда вам есть что сказать, то поддержание разговора вовсе не является проблемой. Они общаются с вами, дают вам ясные ответы, возможно даже, что они – как бы это сказать – более выдержанны при этом, чем жители Средиземноморья. В конкретном контексте с ними совсем не трудно войти в контакт. Мне нравится быть в этой стране в такой интересный период для Эстонии, для Евросоюза, для всего этого региона.

— Вы оказались в Эстонии не только в очень интересный, но и в трудный период. После стольких лет мирной дружбы возникли сразу две ситуации, когда Эстония продемонстрировала довольно острую реакцию. Сначала была франко-немецкая инициатива по реформированию ЕС, потом – критика Жака Ширака в адрес восточноевропейских стран, допущенная им на иракском саммите Евросоюза. Вы как-то почувствовали на себе влияние этих двух случаев?

— Между Эстонией и Францией хорошие отношения. Конечно, мне пришлось давать объяснения. Я и с вами собираюсь сделать то же самое. И это нормально, потому что в международной жизни, особенно в жизни Европейского союза, у каждой страны должно быть собственное мнение. Единственное, что крайне необходимо, это делиться своим мнением. И вот почему я не поняла, почему Эстония и некоторые другие страны так отреагировали на предложение Франции и Германии. Это было всего лишь предложение! Это не было финальным решением Конвента (Европейский конвент, разрабатывающий модель будущего устройства ЕС. – Авт.). Мы просто хотели подтолкнуть дискуссию. Каждый имеет право на размышления. И именно об этом говорил Ширак. Он не сказал, что Эстония неправа, что он шокирован ее позицией. О чем он глубоко сожалел, так это о том, что эта позиция была занята Эстонией без всякого предварительного обсуждения. Я помню, что, когда в октябре ваша министр иностранных дел встречалась с нашим министром де Виллепеном, они были полностью согласны друг с другом в иракском вопросе. И вдруг в начале февраля, не сказав никому ни слова, Эстония занимает совсем другую позицию! Нас это удивило. Когда кое-кто в Эстонии жалуется, что мы не критикуем Британию или Испанию, то я уточняю – с ними мы говорим каждый день. У каждого может быть собственное мнение. Важно, чтобы его можно было обсудить совместно и понять. Вот в чем вопрос.

— Вы имеете редкую возможность смотреть на Эстонию и изнутри, и снаружи. Какое объяснение вы дали бы следующему феномену: в то время как правительства Эстонии и других европейских стран активно поддерживают американские начинания в Персидском заливе, среди жителей этих стран война еще менее популярна, чем в некоторых официально не одобряющих военные планы США государствах Европы?

— Спросите у них самих! Именно об этом и говорил Ширак: вы свободны делать свой выбор, но объяснитесь! И вот почему по возвращении из Парижа я ворвалась в офис (вице-канцлера МИД. – Авт.) Харри Тийдо с вопросом: «Что случилось? Объясните! В Париже никто не понимает, что происходит!».

— Я помню, что после выдвижения франко-немецкой инициативы по ЕС вы сказали во время дискуссии с послом Германии и Харри Тийдо, что французы и немцы хотят стать ближе друг к другу не потому, что они очень хорошо понимают друг друга, а потому, что они вовсе друг друга не понимают. Расскажите подробнее, что вы тогда имели в виду.

— После Второй мировой войны мы решили, что должны остановиться. Что нам нужно научиться разговаривать друг с другом. И с тех пор мы все время разговариваем. Такова жизнь! Мы можем взять любой предмет и непременно подойдем к нему с противоположных сторон. Франция и Германия – это не одно и то же. Значит, им нужно разговаривать. И в общем, я считаю, что так лучше для всех, кто с нами работает. Поскольку, если мы достигнем договоренности, то в ней всегда можно найти основу для общего решения. Потому что это будет надежное решение. Если возможностей для соглашения не предоставляет Брюссель, их предоставляют Франция и Германия. Без них мы получим либо плохое согласие, либо никакого. Потом это соглашение можно обсудить с другими и, если будет много возражений, внести существенные изменения. Потому что, если мы не будем действовать, это будет означать, что у нас нет политической воли. Я думаю, будущее моей страны — историческое, географическое, какое угодно — заключается в отношениях с Германией. Такова жизнь!

— Бывший премьер-министр Эстонии Март Лаар написал в Wall Street Journal, что прежде чем вступить в Европу, мы хотим перестроить Европу. А что вы сами в старой Европе ждете от новоприбывших?

— Играть по правилам. Если вы хотите играть по другим правилам, то я не понимаю, для чего вступать. Играть по правилам означает делать Европу настолько мирной, настолько экономически сильной, насколько это возможно.

— Даже если менять правила необходимо?

— Правила постоянно меняются. Для этого у нас есть Конвент. Для этого у Эстонии есть место в Конвенте. Мы изменяем правила, но идея и дух остаются прежними.

— Кстати, а вы сами верите в существование «старой» и «новой» Европы?

— Абсолютно нет. Я не понимаю, почему рождаются такие термины. В каком-то смысле они означают крах европейской конструкции. Я надеюсь, что с десятью новыми членами наше желание жить вместе и понимать друг друга только усилится.

— Какую цель преследует Франция в споре вокруг Ирака?

— Основной целью Франции, как, думаю, и остальных стран, является заставить Ирак разоружиться. Это основной вопрос. Единственный. Но мы не думаем, что сейчас подходящее время для второй резолюции. Международное сообщество, принимая резолюцию 1441, попыталось задействовать инспекторов. Мы доверяем инспекторам. И я думаю, пока у Совета Безопасности есть такой ресурс, нам есть над чем работать. Мы можем остановиться лишь в том случае, если инспектора скажут: «Все! Настало время принять очень серьезное решение». Но до сих пор это было далеко не так. Инспектора утверждают обратное. Поэтому мы думаем, что новая резолюция сейчас только расколет международное сообщество, и это будет очень-очень печально, поскольку единственный способ разоружить Ирак – это продолжать давить на него совместными усилиями.

— Кто, вы думаете, в конце концов выиграет этот дипломатический бой в Совете Безопасности?

— Мы знаем, что такое война. Мы знаем и потребности Ближнего Востока. И мы уверены, что прежде чем воевать, мы должны использовать все средства, чтобы заставить Ирак разоружиться.

— Что было для вас самым трудным во время работы в Эстонии?

— Делать все, что я делаю. Мне бы хотелось, чтобы в сутках было 48 или 72 часа. Мне нужно встречаться со слишком многими людьми, посещать слишком много мест, делать слишком много дел. Делать все, что я хочу делать, слишком трудно. Я хочу успеть сделать что-то для себя, полюбоваться пейзажем, поездить на лошади или на машине по сельской местности. Делать то, что делают эстонцы. Но даже по выходным мне нужно работать. Когда я начинаю вспоминать, что вот и с этим человеком я не успела встретиться, и с этим...О, Боже, думаю, я никуда не годный посол!