Самые личные отношения

Николай ХРУСТАЛЕВ

В конце апреля в российской столице прошел фестиваль театральных школ «Подиум», на котором был показан и спектакл «Евгений Онегин» - совместный проект Эстонской Музыкальной академии и Музыкальной академии Сибелиуса из Финляндии. В Москве эстонский «Онегин» был встречен очень тепло, о чем свидетельствует и рецензия в газете «Время МН». А у нас в гостях сегодня постановщик спектакля - главный режиссер Национальной оперы Неэме КУНИНГАС.

Лирические сцены

- Неэме, прежде чем вернуться к визиту в Москву, давайте скажем несколько слов о самом проекте.

- Он уникален уже хотя бы потому, что впервые в истории отношений двух музыкальных академий была осуществлена их совместная постановка. Проект возник достаточно неожиданно. Я получил приглашение на постановку в Академии Сибелиуса и подумал об «Онегине», потому что в этом случае мы получали возможность занять интересной работой два, на мой взгляд, очень сильных состава. Было и еще одно немаловажное для меня обстоятельство. В свое время я пять лет учился в ГИТИСе, и один из наших преподавателей, Евгений Акулов - он учил нас анализировать музыкальную драматургию, - очень много времени уделял тщательному изучению партитуры как раз этой оперы, всему тому, что сопутствовало этому материалу, тому, наконец, что происходило и вокруг самой оперы Чайковского. Стоит вспомнить и о том, что 18 лет назад на сцене театра «Эстония» «Онегин» стал моей первой большой работой. Вот и выходит, что с этой оперой мои отношения самые-самые личные.

- Вы вспомнили об «Онегине», звучавшем в театре «Эстония» почти два десятка лет назад, но если продолжать вспоминать, то обязательно вспомнится и еще более ранний «Евгений Онегин», в котором главную партию пел Георг Отс.

- По сути «Онегин» - одна из жемчужин мирового оперного искусства, и каждый театр, который имеет его в своем репертуаре, может этим гордиться. При этом стоит помнить, что, сочиняя эту оперу, Петр Ильич выполнял заказ Московской консерватории, то, что писал, оперой не называл, именовал «лирическими сценами», и первоначально они предназначались для исполнения студентами консерватории, которые, если подумать, были ровесниками пушкинских героев. Это уже потом гениальная, честная музыка и замечательный сюжет сделали творение Чайковского таким, каким мы его сейчас воспринимаем. Сегодня «Онегин» не проходит мимо ни одного крупного театра, а уже более чем столетняя традиция постановки оперы приучила к мысли, что это писалось когда-то для студентов-консерваторцев и должно делаться скромно, малыми средствами. Как раз наш проект напоминает об этом, возвращает к тому, что задумывал Чайковский.

- Вы обронили только что - честная музыка. Что имели в виду?

- Знаете, мне нравится всякая хорошая музыка, и не имеет значения, симфоническая она, камерная или рок. В опере у великого композитора, о ком бы ни шла речь - Верди, Пуччини или Чайковском, - каждая нота выношена, прочувствована, потому честная.

Цилиндр и тросточка

- С «Онегиным» вы встретились не впервые. У вас уже был опыт работы над этой оперой, свое к ней отношение. Насколько давние воспоминания помогали вам или мешали в последнем эстонско-финском студенческом проекте? Вам хотелось продолжить или начать с чистого листа?

- Ни о чем подобном я не думал, поскольку речь шла и о педагогической задаче, о занятиях с молодыми, еще не слишком опытными певцами, которым, возможно, впервые предстояло выйти на оперную сцену. Так что здесь было несколько условий. Поэтому чисто творчески мне была интересна и эта часть процесса. Я открывал для себя новые индивидуальности, личности, старался им помочь открыть через призму прекрасного материала какие-то секреты актерской профессии, ее особенности. Так что для меня все это не было рутиной. А то, что в течение многих лет «Онегин» продолжал оставаться у меня в подсознании, продолжал «работать» в мозгу, - об этом я даже не подозревал. Потому, когда пришел на репетицию и услышал первые музыкальные такты, для меня стало большим сюрпризом, что, оказывается, до сих пор наизусть помню всю оперу, от начала и до конца. А ведь 18 лет ею не занимался. Надо иметь в виду, что и сам я за прошедшие годы стал поопытнее, более зрелым, дистанция времени и мне лично открыла в «Онегине» такие неожиданные нюансы и возможности, о которых по молодости я даже не думал. И вот теперь это показавшееся новым можно было попытаться реализовать.

- Насколько ваше понимание, видение, отношение к великой опере совпало с тем, как ее понимали студенты, которым ее предстояло исполнить?

- Это хороший вопрос, потому что в этом смысле нас в работе сопровождали даже достаточно курьезные ситуации. Например, один из наших Онегиных, эстонец, который сейчас учится в Финляндии, пришел на первую репетицию в одолженном где-то фраке, с цилиндром на голове и тросточкой в руках. То есть ему казалось, что он знает, каким должен быть Онегин, как его поют, как его надо петь. И тогда я у него спросил: если ты все уже знаешь, то я здесь при чем? Мне казалось, что нам придется вместе что-то искать, находить, соглашаться друг с другом или, что бывает, в чем-то не соглашаться. А открывать Онегина предстояло через вокал, через собственное понимание и отношение к нему. На первый взгляд, к фраку и цилиндру, к тому, что исполнитель на первой репетиции уже все знает, можно было отнестись действительно с юмором, но, с другой стороны, стало тревожно: даже у молодых, начинающих певцов уже присутствуют какие-то штампы, клише, они уже стараются копировать кого-то или что-то. Сейчас и вправду немало возможностей видеть, изучать, смотреть в Интернете что угодно. Но если это так, то зачем школа, учеба, когда можно делать копии, где одно будет похоже на другое. Копируют-то великих мастеров, а их как раз отличает непохожесть. Но ведь каждая эпоха создавала свои образцы, своих героев. Вот вы вспомнили о Георге Отсе. Думаю, что в наши дни этот замечательный певец понимал бы и эту оперу, и этого героя в совершенно ином ключе. Так что сегодня мы бы тоже услышали в его исполнении совершенно замечательного, но все же другого Онегина.

- Как-то видел где-то на зарубежном телеканале довольно неожиданного «Онегина», спетого международным составом артистов. Как теперь принято говорить, спектакль был продвинутым, реалии пушкинских времен перенесли в нынешний день.

- В таких случаях я, как ни странно, сначала думаю, что в подобных начинаниях не стоит забывать о совести. С другой стороны, я настолько люблю и уважаю «Онегина», что не вижу смысла в том, чтобы придумывать какие-то концептуальные трюки. В конечном счете этот сюжет может быть поставлен и понят где угодно, даже в Ираке, если хотите. Но в нашем случае мы говорим об учебной работе, и мне кажется, что ребята имели право почувствовать эпоху, окунуться в нее. А всяческие режиссерские изыски пусть занимают экспериментальные театры. Почему бы и так не делать, если уже имеются классическая основа и богатые традиции?

Учебный театр ГИТИСа

- Как проходила работа над проектом?

- Начали мы в августе прошлого года. Сначала в Таллинне, потом долгое время репетировали в Хельсинки, а выпускной период был в Йохенсу, где проходили генеральные прогоны, а затем было дано шесть спектаклей, прошедших при полных залах. Позже мы показали еще четыре спектакля в Национальной опере в Хельсинки, тоже прошедшие очень успешно, о чем свидетельствует и хорошая критика. Но на этом проект завершен не был, вот только что вернулись из Москвы, с «Подиума». Выступали в Учебном театре ГИТИСа, это в Гнездиковском переулке, в шаге от Пушкинской площади. Мне этот театр дорог особенно. Важно мне было и приехать в Москву именно с «Онегиным», в этом было нечто символическое, потому что на этой сцене когда-то мы с однокурсниками вкалывали, как шахтеры, целых пять лет без отдыха. Там ставились наши отрывки, дипломы. А теперь на спектакль пришли давние педагоги, пришел мой профессор Георгий Павлович Ансимов, чьим мнением я по-прежнему очень дорожу. Мы услышали хорошие, добрые слова о том, что в спектакле присутствует дух ГИТИСа. Рядом с нами выступали студенческие труппы из Австрии, США, Англии, интересная такая компания. Только что трижды представили «Онегина» на сцене нашей Национальной оперы, летом собираемся на Сааремаа, в Курессааре.

Прощаться рано

- У спектакля, о котором мы говорим, судя по всему, уже есть собственная биография, он звучал уже в разных залах и разных странах. Насколько совпадало или не совпадало зрительское восприятие?

- Это, мне кажется, отдельная тема. Мне показалось, что в его восприятии отразилась разница менталитетов, и зрительских, и критики. Надо иметь в виду, что наш спектакль идет без хора, который является как бы драматургической кулисой, перед которой или за которой развиваются события. «Девушки-красавицы» или сцены балов - это замечательные музыкальные номера. Кстати, хор «Девушки-красавицы» Чайковский сочинил уже после премьеры, потому что Татьяна без него не успевала переодеваться между сценой с письмом и встречей с Онегиным... Отсутствие хоров в нашем спектакле в Финляндии было встречено неоднозначно - как можно, сетовали там, исполнять «Онегина» без хора? И главная дискуссия шла как раз вокруг этого - можно или нельзя без хора? Певцов, художника, режиссера хвалили, а вот отсутствие хора огорчило. В Москве же получилось совершенно наоборот. Там, мне кажется, почувствовали дух спектакля, оформленного молодой художницей Марью Мартин минимальными средствами, при том, что на сцене четыре времени года и семь мест действия. Но, по мнению московских критиков, в спектакле присутствовали новизна и неожиданность подхода. К тому же он продемонстрировал традиционную для российского искусства школу переживания как способ существования на сцене.

- «Онегин» - спектакль студенческий. Услышим ли мы русскую оперу на сцене Национальной оперы, в которой вы главный режиссер?

- Думаю, во-первых, что и с этим «Евгением Онегиным» прощаться еще рано. А в будущем году на нашей сцене, надеюсь, будет поставлена и «Пиковая дама»...