У меня в сердце полно оптимизма

Николай ХРУСТАЛЕВ

Вяйно Пуура в комической опере «Умница».

С солистом Национальной оперы Вяйно Пуура мы знакомы давно. Лет 20 назад, а возможно, и пораньше я брал двойное интервью у молодыхпевцов театра «Эстония» Сирье и Вяйно Пуура, и после его публикации, помнится, Сирье начала получать из мест не столь отдаленныхпослания с предложением переписываться для начала возможных отношений... Теперь Сирье была занята, и мы говорили только с Вяйно.Прошли годы, а кажется, ничего не изменилось. Он по-прежнему все так же оптимистичен, заряжен на работу и не упускает случая пошутитьнасчет собственной персоны.

- Скажу тебе откровенно: для оперы я человек чуть-чуть легкомысленный, опере требуется мыслитель и философ. А я и оперетту люблю, и эстрадные песни. От пения я получил немало - и известен, кажется, и зарплата в принципе нормальная. У меня есть дети, и я не холостяк. Так что мне нравится жить. И когда еще могу общаться с людьми, так это мне совсем по сердцу. Артисту требуется любовь, как и любому человеку. Когда поешь что-то легкое и понятное всем, то получаешь много народной любви. А когда поешь в театре одну-две серьезные оперные партии и приезжаешь в Южную Эстонию, то обнаруживаешь, что там тебя никто не знает. Но если ты артист, то тебя должны знать везде.

- Получается, что серьезная опера только для небольшого числа искушенных слушателей в Таллинне или Тарту?

- Может, так, а может, и не так, но мне кажется, что в наше время оперная музыка - это рутина. Возможно, я преувеличиваю, но серьезные певцы, поющие оперу или оперетту, обязательно должны быть популярны так же, как и эстрадные. Как раньше. А раньше оперные певцы были действительно и знамениты, и популярны. Их знали все. А чего теперь ждать от певца, который только о том и думает, как прокормить семью и с проблемами справиться. Забот так много...

- Если все так не просто, что же детей послал учиться музыке?

- Я их послал не музыке учиться, а получать образование. В школе мы химию, например, учили, но все же химиками после этого не стали. Хотя кто-то и стал все-таки. Мне все равно, какое занятие выберут в жизни мои дети, но если они учились музыке, то их можно назвать образованными людьми.

- С этим можно бы поспорить, но давай о другом. Если бы золотая рыбка пообещала выполнить любое твое желание с условием, что навсегда откажешься от музыки, от Онегина или графа Альмавивы в «Фигаро», согласился бы?

- Так и я могу у тебя спросить, откажешься ли от любимого дела ради исполнения одного желания? Наше дело идет с нами всю жизнь, с молодости. Этого не поменять, навсегда остается. Тут, конечно, можно предполагать, но разве в любви что-то можно предположить? В нашей маленькой Эстонии артист должен уметь петь все - и Верди, и оперетту, и эстраду. И не только в Эстонии, в любом небольшом государстве. Не получается у тебя с эстрадой - не надо. Но попробовать необходимо, потому что слушателю все нужно.

- А вот Тийту Куузику не надо было петь эстраду, его и так знали в любом уголке Эстонии.

- Когда он пел, у нас везде и всегда говорили об оперных певцах. Их постоянно по телевизору показывали, о них в газетах писали, в то время они были известнее любого министра. Потому что власть искусство не то что уважала - оно ей нужно было. Политика была такая, что народу внушали: раз артисты у нас хорошие, значит, и власть хорошая. Я же помню, как к нам за кулисы приходили высокие начальники, руки жали, спрашивали про жизнь, здоровье. Когда начальник отправлялся куда-нибудь в поездку, обязательно брал с собой в делегацию артистов, и они в посольстве или еще где-то пели народные песни, танцевали народные танцы. А теперь, когда политики отправляются в Брюссель, им артистов не надо, они сами артисты. Они так сами хотят быть артистами, что сейчас КROONIKA больше о политках пишет, чем о певцах и музыкантах. О них она теперь совсем не пишет. А чтобы журналист пришел узнать, какие у нас в «Эстонии» есть новые таланты - это вообще теперь трудно представить.

- А политики в театр сегодя часто на спектакли ходят?

- Только тогда, когда на премьере можно себя показать. Приходят не для того, чтобы наслаждаться искусством, а чтобы себя продемонстрировать. Ни разу еще не слышал, чтобы на десятый, например, спектакль пришел Сийм Каллас или министр культуры. Вот почему у правительства потом и денег не допроситься на ремонт. И зачем их давать театру, когда к нему нет интереса.

- Всегда знал тебя неунывающим и романтичным. Невеселые обстоятельства нынешней жизни не делают тебя менее оптимистичным?

- Ни в коем случае. У меня в сердце полно оптимизма. Но, конечно, я стал человеком реальным, мне уже 50, и теперь хочется просто жить. Не хочу, как 10 лет назад, считать сенты до следующей зарплаты, надоело. Но если бы я сейчас жил только на театральную зарплату, то опять пришлось бы считать. Спасибо, в рекламу, бывает, приглашают, иногда выступать где-то, так что не пропадаю. Вообще-то я уже пенсионер, певцы и танцовщики на пенсию раньше выходят. И если бы был миллионером, то сейчас пел бы только в свое удовольствие, потому что мне не надо было бы зарабатывать. А ведь уже иногда и отдохнуть хочется.

- Захотят ли теперь в оперные певцы молодые люди, видя жизнь от зарплаты до зарплаты и то уважение государства, о котором мы говорили. Не подумают ли: а зачем нам это надо?

- Понимаешь, молодые всегда уверены, как и надо молодым, что перед ними открыт весь мир. А к 40 годам начинаешь понимать, что нужен только здесь, только своему народу. И что с акцентом делать в Англии или Германии? Ведь там практически все поется на своем языке. Только мы в маленькой Эстонии поем на языке оригинала. Но молодой об этом пока не думает. На сцену он идет, чтобы получить известность, ответную любовь.

- Ты тоже когда-то пришел на сцену ради популярности?

- Тут 50 на 50. Если у артиста нет желания стать знаменитым, то ничего у него не получится. И искусство тогда кончится сразу, умрет. Смысла не будет в работе, которую никто не замечает.

- Недавно слушал тебя в замечательном трио из «Ночи в Венеции». Ты ведь в Венеции бывал?

- Бывал. Я же в Милане учился тоже, а там до Венеции недалеко. В жизни артиста всякое случается. И неудачные спектакли, и плохие рецензии, но чаще всего вспоминаешь хорошие, удавшиеся спектакли, гастроли, застолья праздничные, когда иногда забывал, что завтра выступать надо. Когда-то случалось такое... А вообще в молодости мне нравились математика и офицерская форма. Хотелось командовать, а получился из меня певец. Все вокруг твердили: раз у тебя есть голос, зачем мучаешь себя математикой, зачем тебе университет, иди учиться петь. Вот я и пришел из деревни и начал петь.

- В твоей деревне на юге Эстонии теперь гордятся, что их земляк поет в Национальной опере?

- Мне сосед как-то сказал: я знаю, что ты в городе поешь, а серьезного-то что там делаешь, какая у тебя профессия? Они знают, что я - певец, что песни пою, но про «Эстонию» не спрашивают, от них наш театр так далеко, что им все равно - филармония это, драматический театр или еще что. Наше время в этом тоже виновато.

- Разве лет 30 назад такого не было?

- Нет. Тогда знали, что есть театр «Эстония», что приедут из него артисты, концерт будет. Теперь пожилые люди про это забыли, а молодые ничего такого не знают. К нам в деревню теперь может заехать разве что какой-нибудь рок-ансамбль или артист, лицо которого по телевизору знают.

- Мне вопрос твоего соседа понравился насчет того, какая же у тебя сейчас профессия...

- Теперь, кроме того, что в одном театре работаю, пошел еще поработать и в другой, городское собрание называется. Так что теперь сразу в двух числюсь. Выбираться в горсобрание меня центристы пригласили по своему списку, а я подумал: почему бы и нет? В «Эстонии» мне почему-то вдруг тесно стало, захотелось познакомиться с новыми людьми, нового общения захотелось.

- Горсобрание показалось тебе интересным театром?

- Иногда там интересно, иногда не очень. Но теперь уже понимаю немного, как постановления принимать. На самом деле мне не хочется работать в опере до старости - не люблю ничего просить, хочу получать за работу, за то, что умею делать...