Много шума из-за «омлета»

Ирина БУТЯЕВА

Лаури Леэзи. Фото Александра ГУЖОВА

Стратегический план развития Министерства образования и науки по предотвращению и уменьшению насилия в школе, представленный на днях общественности, вызвал однозначную реакцию среди учителей – сугубо отрицательную.

Некоторые предложения министерства прокомментировал директор Французского лицея Лаури Леэзи.

«Максимальное число учащихся в классах должно быть не более 24 человек. В классе, в котором более 30 учеников, дети, остающиеся без внимания учителя, чаще становятся жертвами насилия в школе», — гласит одно из положений плана.

Лаури Леэзи считает, что в данном случае термин «насилие» вторичен, хотя с моральной точки зрения, жестокость в детях школьного возраста, действительно, серьезная проблема.

«Я и об этом конкретно скажу, но как директор начну с истоков. Это — финансы, — говорит директор лицея. — В моей школе учится 755 учеников. На каждого из них я получаю от государства «подушные деньги», которые, по идее и по закону, должны составлять на каждого ребенка в год 8 070 крон. Если принять эту сумму за единицу, то таллиннские школы получают лишь 0,89 процента, так как Таллинн в системе образования имеет собственный индекс.

А вот в регионах этот индекс составляет 1,2 процента! Почему забрали у нас, добавив периферийным школам? Да потому, что в столице у детей имеются те особые блага, коих лишены дети регионов.

Можете себе представить, что значат для любой из школ Таллинна те отобранные проценты?

Это же школьный фонд, из которого я плачу людям зарплату. Или я должен сказать своим учителям, что деньги нужнее тем, кто лишен столичных удовольствий? Понимаете, отняв у меня деньги, которые я должен людям, государство вынуждает изыскивать непонятно как возможности для того, чтобы выжить. Судите сами: в каждом классе у меня 36 человек. Так как школа «языковая», ребята изучают английский, французский и русский языки. В 12-м классе французского — 5 часов, английского и русского языка — по 4 часа. Классы делятся на две группы. Между прочим, государство оплачивает лишь один такой урок. Все остальные — исключительно мои проблемы, если я хочу, чтобы дети получили хорошие знания. Но как я должен решать этот вопрос, если из выделяемого финансирования ничего не остается?

Но если же я еще уменьшу количество учеников в каждом классе, как требует министерство, то потеряю еще одну треть от нынешней небольшой суммы.

Данное решение ставит меня перед фактом роспуска учителей, потому что мне нечем им будет платить!»

Статус человека зависит от его зарплаты

Директор лицея считает, что пока государство не озадачится поднятием статуса учительского ремесла, все указы и приказы в системе образования — сотрясение воздуха. Зарплата учителей, особенно молодых, слишком низка, чтобы люди желали получить эту работу.

Зато, по словам Леэзи, в последнее время заметно выросла зарплата уборщика, что дает возможность выпускникам вузов, взяв две ставки и потратив в день часа три, получать ту же зарплату учителя. Ответственности при этом никакой, как и нервотрепки.

Начинать любое реформирование, считает директор Французского лицея, необходимо с решения денежного вопроса. Если педагогов оставят на сегодняшних бобах — грошах, все стратегические планы по образованию можно будет пустить по ветру, уверен Л.Леэзи, и даже не стоит суетиться, пуская пыль в глаза: «Хочу сказать следующее: министерству, когда они начинают говорить о чем-то подобном, следовало бы изначально нам рассказать, каким образом они собираются финансировать свои многочисленные и масштабные проекты… Народ имеет право это знать».

Новое — это хорошо забытое старое

«Обучение дает результат только тогда, когда учитель способен заметить каждого ученика. Понять, какие у него проблемы и каковы их причины. Тогда учитель может оказать ученику помощь. Учитель должен учитывать индивидуальность каждого ученика, при необходимости составить ему индивидуальный план занятий и работать по нему», — еще один постулат министерского плана.

Комментируя этот пункт, Лаури Леэзи говорит, что и в данном случае министерство забыло, что каждое индивидуальное занятие представляет собой наличие дополнительного учительского времени. При том, что каждый день педагога, говорит директор лицея, включает в себя минимум пять уроков классной непрерывной работы. Если чиновники этого не знают, то скажу: учительский день равнозначен восьмичасовому рабочему дню каменщика: «В министерстве, вероятно, плохо знакомы с тем, с какой нагрузкой работает учитель в школе. Он ведь не просто дает предмет, а, как правило, еще является и классным руководителем, который всегда (!) общался и общается с родителями учеников. И всегда наш учитель работал с детьми индивидуально. Потому говорить о том, что теперь учителя должны будут это делать, просто смешно. Другое дело, что их хотят обязать и не собираются за это платить. Но тогда и скажите честно.

Мое мнение таково: все указания, не подтвержденные деньгами, — муть… пена!».

Нечего на зеркало пенять…

Следующая выдержка из плана министерства гласит: «Планируется, что по Закону об основной школе и гимназии школа будет нести обязательства по применению мер, предотвращающих физическое и психологическое насилие, при необходимости сотрудничая с родителями (опекунами), владельцем школы и полицией».

На это Лаури Леэзи сказал следующее: «Мы когда-то тоже были подростками, учились в школе и знаем, что может произойти... И я, и все учителя стараемся всегда находиться среди ребят. Да только отвернешься, как кто-то кого-то дернул за волосы, толкнул… Но говорим, разбираемся.

Если случай неординарный, мы связываемся с родителями ребенка. Изначально в школе были и есть ученический совет, педсовет. Я и сам принимаю решение о наказании… Если же происходит что-то из ряда вон выходящее, на это существует полиция. Так было и будет. Стоило ли изобретать велосипед?

Неужели неясно, что борьбу с насилием требуется начинать с общества, а не со школы. Школа лишь его отражение. И так было, есть и будет.

Насилие в школе – не государственная проблема, потому что в школе ребенок все-таки под надзором. Самое сильное зло — улица в широком смысле этого слова.

Министру образования, на мой взгляд, прежде чем браться за реформы, следовало бы встретиться, например, с телевизионщиками. Невозможно переварить тот поток насилия, что льется каждый вечер с экранов телевизоров… По-моему, понятие «культурная цензура» еще осталось. Или мы и от него избавились? Он должен бы встретиться и с главными редакторами журналов и газет, на страницах которых пропагандируется неправильная, я бы сказал — нехристианская, идеология. Если бы это было сделано, только тогда мы имели бы право говорить о школах.

Я хочу сказать, что бороться, как всегда, начали не с того конца. Сегодня же идет обычная политическая пропаганда, а не борьба за будущее детей».

Много шума из-за одного омлета

Лаури Леэзи обращает внимание на то, что чиновники, говоря о реформировании, используют исключительно сослагательное наклонение: «следовало бы… нужно было бы…». Потому в обществе все и делается «как бы..» и «вроде бы…». Он также предполагает, что в написании предписаниий по реформированию в образовании тренируются студенты, причем стараются на совесть. «Я уверен, что народ не запомнит никого из них, — предсказывает Лаури Леэзи. – Он вообще забудет, кто и когда был министром образования. Давайте спросим любого прохожего на улице, кто, например, был министром четыре-три года назад? Вряд ли кто вспомнит, потому что не за что их помнить.

У меня лично складывается впечатление, что первые лица государства пытаются успеть на поезд, идущий в Евросоюз. Но учителей с собой брать не хотят. Как и врачей. А тех, кто пытается запрыгнуть на подножку, они сталкивают с нее ногами. Французы в таких случаях говорят: «Много шума из-за одного омлета».