Сила искусства

Лев ЛИВШИЦ

Памятник классику эстонской литературы Антону Хансену-Таммсааре. 2 х фото Александра ГУЖОВА

О память! Слабый свет среди теней!
Заоблачная даль тех давних дум!
Прошедшего чуть различимый шум!
Сокровище за горизонтом дней!
Виктор Гюго

В Национальном музее Неаполя есть две мраморные скульптуры — «Тираноубийцы Гарнодий и Аристогитон», изваянные в 477 году до н.э. Кто эти юноши? Через две с половиной тысячи лет мрамор сохранил память о том, что в 514 году до н.э. они пытались убить тирана Гиппарха и погибли при этом. Как первых мучеников за свободу их изваяли в мраморе, установили статуи при входе в Акрополь. В богатой событиями и героями античной истории — эпизод не столь уж значительный, но статуи двух молодых афинян, не богов, не героев или философов, а просто жителей древнего города, донесли до нас через толщу времени не только их облик, но и частицу истории, без которой невозможно создать подлинную картину жизни Греции VI века до Рождества Христова.

Вспомнил об этом потому, что в эти дни мы отмечаем 110-ю годовищину гибели в сентябре 1893 года броненосной лодки «Русалка». К этой дате провели ремонт окружающей памятник площадки, обновили имена погибших моряков на тумбах ограждения. Стоя у монумента, подумал о значении памятников событиям и людям в нашей жизни. Они — страницы истории, о которых очень точно сказал Гюстав Флобер: «Прошлое — это то, чего уже нет, будущее — то, чего еще нет, а настоящее мимолетно, оно находится в непрерывном движении, и искусство черпает из этого потока ключевые моменты и делает их вечными». И еще я вспомнил, как десять лет назад отмечали столетие со дня гибели в штормовом Балтийском море «Русалки». Была панихида по погибшим, были речи моряков из Петербурга и Таллинна, были венки, спущенные на воду. Стоя в тот день среди других у памятника, невольно подумал: многие тысячи кораблей погибли за эти сто лет, а у любого человека на памяти три-четыре, не больше, и у каждого свои. Мы же отмечаем столетие со дня гибели небольшого военного корабля, не участвовавшего ни в одном морском сражении, чтим память моряков, не совершивших ничего героического, моряков-мучеников. Чтим и помним потому, что есть этот памятник, воплотивший в камне и бронзе всю скорбь по погибшим, охватившую людей в конце ХIХ века, когда мир еще не знал великих потрясений и войн, миллионов жертв.

памятник писателю и школьному учителю Эрнсту Петерсону-Сяргава.
В популярном до 1917 года журнале «Нива» за сентябрь 1902 года появилось следующее сообщение: «7 сентября в г.Ревеле происходило торжественное освящение памятника морякам, погибшим на «Русалке». В описываемый день еще с утра на берегу моря, на бульваре, стал собираться народ. Море было особенно бурным и невольно напоминало своим грозным видом о той ненастной поре, когда погибла «Русалка»... Наступил торжественный момент: завеса упала, и пред взорами присутствующих моментально предстал красивый, легкий и стройный памятник». Лучше и не скажешь.

Стоя сегодня у памятника, созданного эстонским скульптором Амандусом Адамсоном, невольно сравнил его с монументами, воздвигнутыми в столице Эстонии в послевоенные годы. Конечно, мое мнение субъективно, но все-таки бесспорно самый достойный из них это памятник классику эстонской литературы Антону Хансену-Таммсааре (скульптор Я.Соанс, архитектор Р.Лууп). В нем нет пафоса, он полон достоинства и глубины, и у памятника писателю собираются люди в судьбоносные дни нашей современной истории.

И еще о двух памятниках. На кольцевой дороге Кадриорга под вековыми дубами стоял лучший, на мой взгляд, памятник писателю и школьному учителю Эрнсту Петерсону-Сяргава. Скульптор М.Варик высек из гранитной глыбы круглую колонну, похожую на ствол мощного дуба, из которой как бы вырастала голова сильного и мудрого человека, прожившего долгую и нелегкую жизнь. Теперь этот памятник в центре города, но там нет дубов, и он затерялся в городской суете. Стоял недавно в Кадриорге и прекрасный памятник Юхану Смуулу. Бронзовый писатель сидел на валуне и всматривался в морскую даль, туда, где его родной остров, провожал корабли, уходящие в плавание. Несколько лет назад памятник под каким-то не очень понятным предлогом убрали из парка. Скорее всего, в ходе кампании по борьбе с памятниками, охватившей определенные круги в последнее десятилетие ХХ века. Слава Богу, кажется, на пороге нового тысячелетия эта эпидемия уходит в прошлое. Люди начинают понимать, что отношение к памятникам — это показатель культуры общества, понимать, что коли памятник — искусство, он должен быть сохранен, если даже не согласуется с современным взглядом на событие прошлого или личности, коим он посвящен.

О памятнике Солдату (авторы Е.Роос и А.Алас) еще недавно писали и спорили много, да и сейчас нет-нет да заговорят о его неуместности рядом с Музеем оккупации. Повторяться не буду. Лучше о том, что в семидесятые годы прошлого века приезжали в Таллинн старики-родители погибшей в 1944 году под Таллинном студентки Музыкального училища им.Гнесиных, санинструктора одной из частей Ленинградского фронта Ленины Варшавской, чье имя было среди других на этом мемориале. Они привезли виолончель погибшей дочери и подарили ее одному из учеников Таллиннского музыкального училища. Так вот, когда в дни Победы стою у поля цветов вокруг памятника и вспоминаю о том, что есть люди, все еще мечтающие убрать бронзового Солдата на фоне суровой таллиннской стены, — мне стыдно перед памятью юной москвички и ее родителей.

В 1980 году мне довелось показывать Таллинн госпоже Парини, архитектору из Бразилии, работавшей в свое время в мастерской великого зодчего современности Нимейера. Наибольшее впечатление на нее произвел... нет, не Старый город, в Европе он далеко не единственный, ее поразил... мемориал на Маарьямяги. Околдовали, как сказала она, мужественная простота архитектурного решения и слияние всего комплекса с природой. И все-таки... главное - не оценка со стороны, а то, что мемориал произведение высокого искусства. Но... давно погас Вечный огонь, сквозь плиты пробивается сорная трава, обвалилась штукатурка на треугольном холме под склоном Ласнамяэ. Особенно заметно это запустение и пренебрежение к памяти погибшим на фоне бережно ухоженного кладбища немецких солдат по соседству с мемориалом.

И еще об одном памятнике. Долго будет жить в сердцах скорбь о погибших на пароме «Эстония» в осенний шторм 1994 года. Уже через несколько дней после трагедии, не знаю, кто, но, без сомнения, по наитию свыше поставил деревянный крест на горке у Больших Морских ворот. А потом был конкурс, и создан мемориал, не ставший местом памяти и скорби. Смотрю на почти не заметные со стороны дуги разорванной арки и думаю, что лучшего символа, чем крест, и лучшего места, чем горка близ моря и порта, найти трудно. Видится мне на месте деревянного большой беломраморный крест на низком широком постаменте из черного полированного гранита с высеченными на нем именами всех погибших, чтобы крест, как и памятник морякам броненосца «Русалка», воплотил в камне всю скорбь по погибшим, охватившую людей в конце ХХ века.

Такова сила искусства!