Судебное состязание

Инквизиционный процесс «уходит», инквизиция остается

Леонид ОЛОВЯНИШНИКОВ,
присяжный адвокат

Создатели нового УПК утверждают и даже готовы присягнуть, что основное и главное отличие нового УПК от старого заключается в том, что в отличие от прежнего инквизиционного процесса нам предоставляется возможность с помощью и на основе нового УПК почувствовать всю прелесть состязательного процесса.

Однако даже беглый анализ нового УПК позволяет сделать вывод, что в этом аспекте создание нового Кодекса можно назвать покушением с негодными средствами.

Известно, что суть инквизиционного процесса (во времена инквизиции) заключалась в том, что суд брал на себя функции всех участников процесса. Он выполнял не только судебные обязанности, но и обязанности прокурора и защитника.

В «худшие» советские времена суд перестал обременять себя функциями защитника и ограничился тем, что надежно исполнял только обязанности прокурора, помимо, естественно, судейских. Но, учитывая весьма строгое отношение к соблюдению процессуальных норм, — здесь надо отдать должное советскому правосудию, — у защиты находилось достаточно процессуальных возможностей, чтобы отстаивать свои позиции не только в кассационном порядке, но и в порядке надзора. Причем последний порядок не ограничивался во времени и количеством реальных обращений. В период с 1980 по 1990 г. процент отмененных в порядке надзора обвинительных приговоров достигал 30 (!) от обращения с надзорными жалобами.

После восстановления независимости Эстонии и до сего времени суды, как правило, по-прежнему прилежно исполняют, помимо своих, обязанности прокурора. Причем к такому процессуальному поведению их обязывает и ныне действующая позиция Государственного суда, который призывает суды в случае неподтверждения предъявленного обвинения бросить все силы на поиски другого, даже если на этом и не настаивает прокурор. (А зачем ему настаивать, если суд отлично справляется с его задачами.)

И при этом резко сужены возможности защиты. Решение о приеме к рассмотрению кассационных жалоб проходит без участия защитника, чего никогда не было в бытность судебного надзора. Существовавшая строгость процесса предана забвению. И вообще, возможность обращения в Государственный суд для исправления судебной ошибки ограничена сроком в один год. (А если ошибка обнаружится позже?) Кстати, в новом УПК и эта возможность упразднена. Осталась романтическая перспектива обращения по вновь открывшимся обстоятельствам, но статистика Государственного суда в этом направлении твердо убеждает, что рабочее положение шлагбаума на пути в высший суд — «закрыто».

Таким образом, на сегодняшний день у нас существует не только инквизиционный процесс, но и процесс его консервирования.

В этих условиях защитник, участвующий в процессе, все равно что выброшенный на территорию врага десантник, против которого, удачно дополняя друг друга, проводят процессуальную операцию прокурор и суд.

Находясь в таком осадном положении, адвокаты с нетерпением ждали, что подкрепление к ним прибудет вместе с новым УПК, который обещанной состязательностью поможет уравнять шансы защиты и обвинения.

Бог с ним, с состязательностью, просто, чтобы иметь равные шансы с прокурором, нужно было в новом УПК обеспечить независимость суда, причем в принудительном порядке. Ведь многие судьи так вошли во вкус инквизиции, что переместить их в иное время можно только процессуальной силой. Что, по существу, обеспечивало (и обеспечивает) инквизиционный порядок процесса. Это процессуальная возможность суда собирать доказательства (на 99 процентов в пользу обвинения, исходя, в том числе, и из упомянутой позиции Государственного суда) и возможность задавать обвинительные вопросы. Кроме того, в основу обвинительного приговора зачастую берутся не показания в суде, когда свобода их изъявления очевидна, а показания на невидимом для суда и участников процесса следствии, несмотря на утверждения допрашиваемых лиц о сомнительных способах их получения. Подобные утверждения сейчас вызывают у судей или ироническую усмешку, или рассеянную усталость на лицах. После этого следует глубоко интеллектуальный вопрос с ссылкой на протокол допроса: «А это ваша подпись?» Как будто подпись является рентгеновским аппаратом, позволяющим сделать вывод о безупречности досудебного допроса.

Что же изменилось на этот счет в новом УПК. Отбросьте надежды – НИЧЕГО.

Статья 297 ч.1 нового УПК позволяет суду по собственной инициативе назначить собирание дополнительных доказательств. А часть 6 ст. 288 УПК разрешает суду после перекрестного допроса допрашивать обвиняемого, свидетеля, потерпевшего и т.д. Учитывая умелое сохранение обвинительного уклона в судах Эстонии, можно смело утверждать, что никакой состязательностью даже не пахнет. Воз и ныне там. По-прежнему можно сшивать обвинительные приговоры из ниток досудебных допросов, не обращая внимания на результаты судебной «состязательности».

А ведь для обеспечения истинной состязательности нужно внести в УПК всего три позиции.

1. Исключить для суда возможность собирать по своей инициативе доказательства. Пусть этим делом занимаются стороны: прокурор и защитник. Вот тогда суд и сможет вынести решения, учитывая, кто лучше справился со своими обязанностями на основе состязательности.

2. В ходе перекрестного и вторичного допроса суд может задавать только вопросы, разъясняющие ему суть полемики или выражения допрашиваемого лица, но не в пользу обвинения или защиты.

3. УПК должен установить приоритет показаний всех допрашиваемых, данных в суде по отношению к их показаниям на досудебном следствии. В этом случае, во-первых, у ряда оперативных работников пропадет интерес к физическим упражнениям и другим неаппетитным воздействиям при получении досудебных доказательств, а во-вторых, у суда не будет сомнений в том, что состязательность в судебном заседании является именно таковой, поскольку она зрима.

Только в этом случае упоительные мечты создателей УПК о состязательности воплотятся в процессуальную жизнь.