Листая страницы жизни

Светлан СЕМЕНЕНКО

Поэзия, стихотворчество — далеко еще не вся жизнь. В этом убеждает нас книга Леонида Столовича «Стихи и жизнь. Опыт поэтической автобиографии» (Таллинн, изд-во «Ингри», 2003)

Книга Л.НСтоловича — уникальный опыт автобиографии. Название «Стихи и жизнь» невольно заставляет вспомнить о другом столь же многообязывающем названии книги в русской литературе — «Жизнь и судьба» Василия Гроссмана. Ассоциация неожиданная и в какой-то мере даже пугающая… Но, слава Богу, это совсем другой жанр — тут не художественное произведение, это мемуары.

Да, понятно, Леониду Наумовичу Столовичу, человеку, образно говоря, славному в своем отечестве (известный философ-эстетик, профессор Тартуского университета, автор многих книг по философии и эстетике), давно была пора обратиться к мемуарному жанру — столько позади прожитого и пережитого…

В издательской аннотации говорится: это своеобразный сплав автобиографии и стихотворного творчества автора, а также воспоминаний о встречах с интереснейшими людьми. Это ленинградская писательница Е.Верейская, литературоведы Д.Максимов и В.Мануйлов, выдающийся философ А.Ф.Лосев, славный тартуский ученый Юрий Михайлович Лотман, поэты Иосиф Уткин, Михаил Лозинский, Глеб Семенов, Давид Самойлов, Лев Мочалов, Нонна Слепакова, Вальмар Адамс, Алексис Раннит, Владимир Микушевич…

Список знакомцев (друзей, наставников, учителей) Леонида Столовича этим, разумеется, не исчерпывается, но он верно ориентирует читателя: творческое и научное становление автора неразрывно связано, во-первых, с Ленинградом и, во-вторых, с Эстонией, с университетским городом Тарту, где автор живет с 1953 года и здравствует по сей день.

Эту картину существенно дополняет вторая аннотация, по-видимому, авторская, вынесенная на оборот обложки. Из нее (не раскрыв, в сущности, еще самой книги) мы узнаем: «…это рассказ о жизни и о той исключительной роли, которую в ней играла поэзия. Это воздействие началось с самого раннего детства, когда будущий философ делал первые неуклюжие еще шажки на этом пути. Но именно стихи помогли уже подростку Лене Столовичу выжить в условиях ленинградской блокады и жизни в Казани во время эвакуации». Здесь же говорится о том, как протекали школьные и студенческие годы Л.Столовича в Ленинграде в 1944-1952 годах, когда учебу он совмещал с занятиями в разных литературных студиях; как он снова обратился к стихотворчеству спустя 30 лет, уже став ученым и ступив на преподавательскую стезю в Тарту; о знаменитых летних школах в Тарту и Кяэрику, положивших начало так называемой «московско-тартуской» семиотической школе в науке, возглавленной Ю.М.Лотманом; об активном участии автора в деятельности Народного фронта накануне обретения Эстонией независимости в 1991 году…

Жанр книги, повторим, необычный: это не просто автобиография, а повесть о жизни, нанизанная на стержень поэзии. Во всяком случае, все стихи, которые автор счел достойными опубликования и набранные курсивом жирным, перечислены в завершающем книгу «Указателе стихотворений Л.Столовича», представляя собою, надо полагать, Полное собрание стихотворений автора. Кроме того, в книге цитируется еще очень много стихов других авторов, но они набраны другим шрифтом, так что со стихами самого Л.Н.Столовича их не спутаешь.

Тут мы оказываемся на распутье.

Одним, допустим, интереснее узнать побольше о Столовиче-поэте: что за стихи пишет известный ученый, маститый профессор?

Другим, наоборот, интересней сама биографическая канва, люди, встреченные Леонидом Наумовичем на жизненном пути.

Все, о ком пишет или упоминает автор, чрезвычайно интересны, каждый по-своему. Стихи же (вернее, поэзия) — дело интимное, и тут мы можем быть лишь благодарны автору, включившему множество стихов в рассказ о жизни. Ибо, поступив таким образом, он совершил необычное — он решительно сократил дистанцию между собой и читателем, тем самым выразив ему предельное доверие.

«Он был в высшей степени бескорыстным и благородным человеком, обуреваемым возвышенными идеями, как бы к ним ни относиться. И я… благодарю судьбу за встречу в моей поэтической юности с таким человеком» (стр. 45). Здесь речь идет о чрезвычайно важном моменте — о наставнике, встреченном подростком-автором в эвакуации в Казани, о человеке, решительно повлиявшем на его дальнейшее нравственное (да, я думаю, и эстетическое) формирование. Личность этого человека, Валентина Сымонувича, подробно описана автором. Он явно был, что называется, человек не от мира сего; он познакомил подростка Леню с Данте и корифеями мировой истории; он первым произнес звучащие наподобие музыки сфер слова: «ГЕГЕЛЬ. ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ДУХА»; он преподал ему первые уроки нравственности и, видимо, подтолкнул на путь самообразования, в дальнейшем оказавшийся эффективным. Словом, здесь речь идет о встрече, которую называют судьбоносной, и счастлив должен быть тот, в чьей жизни такая встреча состоялась.

В жизни Леонида Столовича было именно так — встреча с наставником привела ни много ни мало к поискам смысла жизни. Эту благородную, но старую, как мир, цель будущий философ осмыслил достаточно рано, в 1945 году. И тогда же написал одно из своих лучших, как мне кажется, стихотворений — «Завещание Екклезиаста»:

Я у конца великого пути,
И только суета сует за мною.
Но нужно было весь его
пройти,
Чтоб каждый шаг
назвать в нем суетою…
Кто столько приобрел
и стад, и нив,
Рабов и славы, в счастии
страдая,
Познаний плод добра
и зла вкусив,
Душевного навек
лишился рая?..
В последний раз сияет
мне луна.
Свет вечных звезд гнетет
меня тоскою.
Я вижу смерть…
Так, стало быть, одна
Есть участь над глупцом
и надо мною.
Все суета, но только для
меня…
Последнее дух
умудренный скажет:
— Пройдите все дороги
бытия,
А сердце вам путь
истины укажет.

Приходится лишь удивляться, в какие чеканные строки удалось автору (в совсем еще юном возрасте) переложить известную библейскую мудрость. И я думаю: вот результат нормального воспитания, вот плоды тех семян, что были брошены в благодатную почву. Вот знак удачи, когда ни суховей тотальной подозрительности (первые послевоенные годы), ни злостный сорняк доносительства, ни зловещая метка «пятого пункта» не погубили молодого таланта, позволили ему выжить и развиться.

Еще одна несомненная жизненная удача — знакомство автора с известным ленинградским наставником поэтической молодежи Глебом Сергеевичем Семеновым. Его студию посещали многие; одни стали впоследствии обычными советскими функционерами по ведомству поэзии (Лев Куклин, Олег Шестинский, Владимир Торопыгин), другие не предали своего поэтического первородства и кое-чего достигли (Вл. Британишский, Нонна Слепакова, Лев Мочалов). Каждый, по точному выражению эстонского поэта Вальмара Адамса (с ним автор еще познакомится и подружится), «сам выбрал свой собственный жребий». Одни бросились в служение системе, другие ушли в диссидентство и стали отверженными… И что же? Оказывается, сколь ни беспросветным порой кажется путь, всегда можно сказать: еще не все потеряно. Недаром именно с Глебом Семеновым оказался связан и важнейший жизненный вывод, сделанный автором в опасном 1946 году (только что, в августе, вышло известное постановление ЦК о журналах «Звезда» и «Ленинград», то есть начались ждановские репрессии). Вывод документирован дневниковой записью, он гласит: «ПОЭЗИЯ НЕ ДОЛЖНА БЫТЬ ПРОФЕССИЕЙ, НО ОСНОВНЫМ В ЖИЗНИ.»

Тартуские страницы воспоминаний Л.Н.Столовича, надо думать, будут особенно интересны нам, жителям Эстонии, — столько знакомых имен, ситуаций, событий возникает в памяти при их чтении. В первую очередь это главы, посвященные Юрию Михайловичу Лотману, Заре Григорьевне Минц и их окружению, ведь наверняка среди первых читателей книги окажутся те, кто тоже относит себя к этой незримой, но душевно ощутимой до сих пор человеческой общности. Во-вторых, это страницы, окрашенные неизбывной тягой автора ко всякого рода юмору (вспомним одну из предыдущих книг Леонида Столовича, имевшую оглушительный успех, — «Евреи шутят»). Юмор пронизывает нашу жизнь, думаю, в не меньшей мере, чем поэзия. И мы видим: чем дальше, тем больше лирика замещается на страницах повествования другим жанром (эпиграмма, дружеское послание, лаконичная зарисовка). Думаю, и сам автор, признанный специалист в той области философии, которая называется аксиологией (наукой, занимающейся системами ценностей), прекрасно осознает это смещение и не особо печалится о том, что юмор оказался к конечном счете для него большей ценностью, чем чистая лирика, и что главный жизненный вывод, сделанный им еще в юности (ПОЭЗИЯ НЕ ДОЛЖНА БЫТЬ ПРОФЕССИЕЙ), подтвердился.