Лесная быль

В галерее «Артлайн» открылась выставка картин Василия Гречко

Нелли КУЗНЕЦОВА

Это уже вторая выставка, организованная здесь Объединением русских художников в эти осенне-зимние месяцы. Собственно, об этом и мечталось руководителям Объединения, его зачинателям — иметь площадку, где можно было бы представлять членов Объединения, русских художников, живущих и работающих в Эстонии. И не одной-двумя-тремя картинами, а целой выставкой. Пока такое понимание нашли у Майта Лайдмаа, владельца галереи «Артлайн». И дай Бог, чтобы оно ничем не омрачалось.

Конечно, запев был взят с очень высокой ноты: в ноябре здесь была юбилейная выставка Николая Ивановича Кормашова, поразительного художника, давно и прочно занявшего одно из самых заметных, главных мест в искусстве Эстонии. Возможно, не всегда удастся удержаться на этой высоте. Художники разные — и по направленности, и по характеру творчества, по масштабу таланта. И все-таки… Может быть, нам предстоят открытия, если все это сбудется.

Открывая выставку работ Василия Гречко, Валерий Смирнов, председатель Объединения русских художников, бросил фразу, которая вызвала немалое оживление в зале. «Этот художник, — сказал он, — известен тем, что совсем неизвестен». И хотя фраза прозвучала парадоксально, доля истины в ней есть. В самом деле, давно уже ходили слухи, что где-то в лесу под Кийза живет художник и пишет картины, которых никто никогда не видел. Может быть, их так и не увидели бы, если бы не усилия самого Смирнова, искусствоведа Галины Балашовой, а, может быть, в первую очередь, жены художника Галины. Она была тут же, на выставке. Коренная русачка, со взволнованным лицом, как будто вся ее жизнь замкнулась здесь, на этой выставке. Галина Балашова недаром вспомнила знаменитую Галу, жену Сальвадора Дали… Не будем сравнивать величину талантов, просто отдадим должное женщинам, у которых, как сказал поэт, «брошены таланты и дипломы на алтарь профессии жены». Она, можно сказать, вытащила художника из его лесной «берлоги».

А биография у Василия Гречко необычная… Отец его, кадровый военный Красной Армии, погиб на фронте в 42-м… Через несколько лет мать вышла замуж за ссыльного эстонца, попавшего в Красноярский край по пресловутой статье за антисоветскую деятельность, хотя в свое время, еще в той Эстонии, которую принято было называть буржуазной, он участвовал в революционных событиях. «За что и поплатился потом Колымой», — горько сказал Гречко. Где-то в 53-м, после смерти Сталина семья вернулась в Эстонию. Бог знает, как сложилась бы судьба Василия, не попади он однажды в Таллиннский Матросский клуб, в руки Ивана Петровича Чуба, создавшего там изостудию. Вот там, под пристальным взглядом Ивана Петровича он нарисовал ухо. Странный, быть может, сюжет для первой работы подростка, но что-то, очевидно, разглядел или почувствовал Чуб в этом мальчишке. С его легкой руки Василий и пошел потом в Таллиннский Художественный институт, нынешнюю академию. Правда, это было нескоро. Еще надо было окончить вечернюю школу. И еще пришлось работать, чтобы как-то обеспечивать семью. Студентом Художественного института Василий Гречко стал в 28 лет, когда уже был женатым человеком, с двумя детьми. Днем учился, а по ночам работал, благо уже успел приобрести 7-й разряд электрика. И можно только удивляться упорству, настойчивости этого человека, с таким трудом нащупывавшего пути к своему призванию. Так, наверное, можно было бы сказать, хотя сам Василий Васильевич не произносит никаких красивых слов — о призвании, о творчестве и т.д.

Долго работал в Нижневартовске. Было нечто романтическое в том, чтобы постараться художественными средствами оформить, украсить этот город нефтяников, где летом задыхались в жаре и пыли, в запахах нефти, машинного масла, а зимой погибали от холода. Может быть, там, в этом странном городе и родилась мечта — жить в лесу, зеленом и прохладном, где воздух чист и свеж, и влажен, и напоен запахом трав, и ягод, и грибов?

В 85-м, когда уже начиналась перестройка, Василий Гречко с семьей вернулся в Эстонию. С трудом обзавелся куском земли в лесу под Кийза, и вдвоем с женой, собственными руками они начали возводить дом. Он получился светлым, большим и просторным. Может быть, даже слишком большим. Василий Васильевич говорит, что так привык мотаться по общежитиям, по маленьким комнатенкам, где приходилось картины складывать под кроватью или за шкафом, что долго не мог привыкнуть к этому, как ему казалось, простору. В лесу, почти у самого дома появлялись волки, рыси, как появляются и теперь, а на стенах висят картины, где тот же лес, лесные прогалинки, тропинки, по которым он бродит вместе со своей собакой.

Этот лес мы увидели и на выставке. Василий Васильевич сказал, что море у него не получается, он его, как ни странно, не чувствует. А вот лес ему близок, и душу леса он пытается поймать, оставить ее след на картине. И хотя порой на его картинах изображены вполне конкретные, реальные места — кусок дороги в лесу от Кийза до хутора Гречко, сосны на Тартуской дороге, лесная прогалинка недалеко от дома — Галина Балашова говорит, что не раз бывала в Кийза и даже на хуторе у Гречко, но никогда не видела там таких красивых мест. Нашел их художник или вымечтал этот образ леса в прежние свои трудные времена?

Впрочем, была на этой выставке, казалось бы, такой спокойной, с этим художническим путешествием по лесам, своя интрига, какой-то подспудный спор. Сразу возник негромкий, чтобы не задеть художника, но вполне острый разговор: можно ли писать в столь традиционной манере сейчас, когда мир вокруг так изменился, стал таким сложным, взрывоопасным? Может ли художник позволить себе жить в лесу, не в буквальном смысле, конечно, а так, словно все тревоги, все боли мира его как бы обтекают, не задевая, не отражаясь в его душе, в его сердце, в творчестве? Может ли он позволить себе не знать о современных течениях в живописи, в искусстве, об исканиях и находках многих современных художников, которые сделали искусство таким, каким сегодня мы его видим, знаем?

Искусствовед Галина Балашова, размышляя на эту тему, сказала, что однозначные утверждения тут не годятся, и односложных решений не существует. В самом деле, мир растерян, он словно раздваивается между традициями, от которых нельзя отвернуться, и поисками новых дорог. И то, что происходит теперь в литературе, в живописи, во многом можно назвать пограничным состоянием. Недаром, кстати, у известных московских художников есть работы, в которых традиционная манера сочетается — или спорит? — с чем-то остро новым. Скажем, в лес, выполненный в обычной, привычной нам всем реалистичной манере, врывается, врезается стремительный новенький автомобиль со сверхсовременными формами. Впрочем, у каждого художника своя судьба, свой выбор, свой путь в искусстве. Русский музей, сказала Галина Балашова, не становится хуже от того, что иные искушенные посетители обходят, скажем, зал Шишкина стороной, считая, что он устарел.

А он, как выясняется, ничуть не устарел. Может быть, даже правильнее было бы сказать, он возвращается. Как возвращается, например, Айвазовский. Сегодня его картины на знаменитых европейских аукционах ценятся очень высоко. Так же, как и картины Репина… Означает ли это, что реалистичное искусство снова возвращается? Впрочем, есть ведь непреходящие ценности…

Владислав Станишевский, умный и тонкий художник с его сложной, глубокой, многослойной, многоплановой графикой, признаться, несколько удивил, когда, вмешавшись в разговор, сказал, что очень любит пейзажи, сам потихоньку пишет пейзажные картины. Для того, чтобы осмыслить жизнь, все, что происходит вокруг, что волнует, тревожит, надо посидеть, подумать, сосредоточиться. И природа этому очень способствует.

Станишевский тоже считает, что реалистичное искусство не может уйти, не может перестать быть нужным. Может быть, сегодня оно даже нужнее…

Вспоминается, между прочим, поразительный рассказ одного из великих европейских фантастов. Сюжет его очень прост, но многозначителен. Люди, обреченные жить в городе будущего, где властвуют машины и механизмы, где искусственные формы жизни, управления ею, полностью вытеснили все естественное — траву, деревья и т.д., — люди тоскуют, потихоньку сходя с ума. И власти решили выделить за городом небольшой участок, где есть живая природа, чтобы люди могли отдохнуть душой. Но один пытливый человек обнаружил вдруг, что под травяным покровом в этом саду так же тянутся провода, какие-то механические соединения. То есть этот сад с его деревьями, кустами, травой был тоже искусственным, придуманным, сооруженным с помощью механизмов. И за человеком началась охота, его надо было убить, чтобы никто не узнал, что живой природы больше нет, что негде отдохнуть душой, прийти в себя, почувствовать себя человеком. В конце концов, вернуться к истокам, к тому, что было до тебя, к тому, чем жили отцы, деды, прадеды. Поучительная история, не правда ли?

Ну, а если вернуться к картинам Василия Гречко, то, как сказал Валерий Смирнов, это итог прошедших лет. А художник стоит теперь на пороге нового десятилетия. И эта выставка, эти разговоры с коллегами, их советы, их размышления, возможно, подтолкнут его к новым решениям, новым замыслам. И очень может быть, что в недалеком будущем мы увидим Василия Гречко с его темами, с его тягой к природе таким же, но уже в чем-то и другим, новым. Время ведь не стоит на месте. И творческий человек не может замыкаться в своем искусстве, стоять на месте…

P.S.Выставка открыта в галерее «Артлайн» на улице Койдула, 11 (со вторника по пятницу с 12.00 до 18.00, в субботу — с 12.00 до 16.00).