Приносящий зимнюю радость

Йосеф КАЦ

19 декабря у православных, а за тринадцать дней до того у католиков - день одного из самых популярных святых - Николая-угодника.Того самого, который известен на Западе, а теперь уже и у нас как Санта-Клаус.

У церковных святых, как и у их земных подопечных, - разные судьбы. Одни из века в век волнуют воображение живописцев, скульпторов, композиторов. Другие попадают на щиты городских и государственных гербов. Третьи запечатлевают свои имена на географических картах. Иные, словно позабыв о своем традиционном покровительстве какой-нибудь незамысловатой профессии вроде разносчиков или курьеров, превращаются в патронов телевидения или Интернета.

И все же превзойти славу и известность епископа из малоазийского города Миры, входившего некогда в древнеримскую провинцию Ликия, не удалось, пожалуй, никому. Дело даже не в том, что почитается он в равной мере практически всеми христианскими конфессиями, а его день отмечается за год дважды: весной и зимой. Удивительно другое: практически утратив связь как со своим историческим прототипом, так и религиозной ипостасью, изменив имя, он превратился в олицетворение чуда и сказки для миллионов людей по всему миру. Вне зависимости от цвета кожи, языка да, похоже, уже и вероисповедания.

От Азии до Балтии

О личности и жизни исторического Николая, епископа города Миры Ликийские, известно не много: подобно морозным узорам на окне, легенды и сказания сопровождают его биографию буквально с самого рождения. В крестильной купели он простоял без чьей-либо помощи три часа кряду, постился, еще кормясь от материнской груди, с малых лет обладал мудростью зрелого человека и был рукоположен в священники в юном возрасте. И при этом оставался, вероятно, человеком непримиримым и прямолинейным: недаром церковное предание, повествующее о споре Николая с александрийским проповедником Арием, признанным еретиком, не опускает и тот эпизод, когда возмущенный поведением вероотступника, он награждает последнего пощечиной.

Но вовсе не бескомпромиссностью в теологических вопросах запомнился согражданам Николай. Милосердие и сострадание - черты характера, практически не известные античной цивилизации, - выделяли его среди других жителей Мир Ликийских. Незаметно подкинуть дочерям бедняка несколько монет на приданое и спасти их от занятий блудом, обогреть и накормить бездомного ребенка - в глазах человека эпохи заката Римской империи такие поступки казались почти чудом. А вслед за воспоминаниями о реальных добрых делах епископа стали множиться бесчисленные легенды о воскресении мертвых, о защите от злых духов, о власти над морскими волнами и бурями, о спасении гибнущих в шторме моряков. Неудивительно, что очень вскоре после канонизации Николай стал считаться «заступником всех скорбных, утешителем всех сущих в бедах прибежищем»: доброты его хватало и на молодоженов, и на детей, и на мореходов, и на торговцев.

Здесь-то и таится ключ к разгадке популярности святого Николая в богатых портовых городах средневековья. Судите сами: церковь Нигулисте в Таллинне, Николайчюрка - главный собор Стокгольма, пярнуская Николаевская церковь, разрушенная в последнюю войну... Любопытно, что и церкви торговых подворий псковских и новгородских купцов тоже выбирали себе в небесные защитники того же святого: перестроенная в духе классицизма таллиннская и сгинувшая без следа рижская православные Никольские церкви - тому свидетельство.

Превращения епископа

«До Бога высоко» - присказка, безусловно, средневекового происхождения. Христос, грозный судья над порталами романских и готических соборов, виделся человеку той эпохи чем-то слишком абстрактным, туманным, далеким. А потому заботу о повседневных делах поручали бесчисленным святым, видя в них прежних духов-хранителей. Такой заступник был практически у каждой социальной группы: королей, наемников, проповедников, новобрачных, вдов и даже нищих с преступниками.

Как некогда языческих богов, новых святых нужно было чтить, устраивая в их честь торжества и праздники. Свой праздник в средневековье был и у покровителей детей. В разных странах и в разные периоды их насчитывалось несколько, но именно Николай зимний 6(19) декабря становится где-то на рубеже Нового времени наиболее популярным. Нравоучительное полотно одного из «малых голландцев», Яна Стена, дает представление о том, как праздновала его бюргерская семья три с лишним века назад: прилежные дети радуются подаркам, а недотепа в одежде школяра трет слезы на глазах - нерадивым ученикам святой Николай мог запросто подкинуть в ботинок не конфету или пряник, а насыпать золы. Кстати, этот «педагогический прием» запечатлелся в имени главного персонажа зимнего праздника: голландский Sinterklaas можно перевести как Николай-золовик - вспомните, что Золушку европейцы называют Синдереллой, и все станет понятно.

Как праздновали и праздновали ли вообще день святого Николая в нынешних балтийских столицах - неизвестно. Во всяком случае, на страницы таллиннских и рижских хроник этот праздник не попал. Но вот на противоположном берегу Балтики он, без сомнения, был известен. Подтверждение тому - популярный в Швеции и по сей день праздник святой Люсии. Проследить превращение бородатого епископа в девочку в украшенном горящими свечами венке не просто. Дело в том, что после победы Реформации культ католических святых был запрещен. Раздача подарков детям была перенесена на вечер рождественского сочельника, а святой Николай заменен младенцем Иисусом, изображать которого поручалось почему-то… девочке в белых одеждах. Новый обычай приживался у шведов плохо, и к XVIII веку родился компромисс: детским праздником стали считать 13 декабря, а его покровительницей - Люсию, само имя которой происходит от латинского «люкс» - «свет».

Оказавшись в Стокгольме в самый разгар «длинного Рождества» и увидев там или на таллиннских улицах - обычай этот распространяется мало-помалу и на нас - группу поющих девочек со светящимися венками в волосах, призадумайтесь на мгновение: перед вами - потомки средневекового покровителя ребятни, далекие родственницы Санта-Клауса и Деда Мороза…

Возвращение на небеса

Путь от справедливо-строгого святого до толстячка-балагура в короткой красной куртке и шароварах полон неожиданных метаморфоз ничуть не меньше. Чтобы проследить их, стоит вновь вернуться в Голландию в ту пору, куда мы уже заглядывали сквозь полотно Яна Стена. Точнее - в первую половину XVII столетия. Граждане Нидерландов, находящихся на пике могущества, осваивали мир. В далеком 1626 году на трех островах в устье реки Гудзон ими было основано поселение, нареченное Новым Амстердамом. А спустя несколько лет судно Ост-Индской компании доставило туда первых колонистов. Нос судна украшала резная фигура святого Николая: кто лучше традиционного покровителя мореходов мог помочь в долгом плавании?!

Надо полагать, что святой не подвел и на этот раз: до цели путешественники добрались быстро и благополучно. А потому одной из первых построек в Новом Амстердаме стала часовня, посвященная почитаемому на покинутой родине Николаю. Скульптура с корабельного штевня - старик «в широкополой шляпе, в широченных фламандских штанах до колен» - была установлена перед ней. В руки святому по моде тех лет «вручили» длиннющую голландскую трубку. Появляющийся из нее, если верить преданиям, время от времени дым был отменным лекарством от хворей, мучивших колонистов в малознакомых краях…

Так оно было или не совсем так - навсегда останется на совести одного из зачинателей американской литературы Вашингтона Ирвинга, изложившего легенду в опубликованной им в 1809 году на газетных страницах сатирической «Истории города Нью-Йорка». Кстати, началась публикация не когда-нибудь, а точно 9 декабря. Не забыли еще, что это - день Николая зимнего?

Впрочем, популярности святому Николаю было не занимать и до того: основанное пятью годами ранее Нью-Йоркское историческое общество выбрало его своим небесным патроном. А в преддверии Рождества 1822 года еще один житель Нью-Йорка, профессор Клемент Кларк Мур воспел его в стихах. Став героем поэмы «Приход святого Николая», любимец детворы утратил черты жившего когда-то епископа. С ослика, замененного, впрочем, еще в Нидерландах белым конем, он пересел в сани, влекомые по небу восьмеркой северных оленей. Отныне он стал не подбрасывать подарки в стоящие у двери туфли, а, спустившись по дымоходу, оставлять их в чулках и носках.

Говорят, сам Клемент Кларк Мур, человек почтенный и серьезный, был недоволен, что его имя стало упоминаться не в связи с научными трудами, а с шутливым стихотворением о летящих над крышами санях с пассажиром-волшебником. Но процесс было уже не остановить: в 1841 году филадельфийский коммерсант Паркинсон усадил для рекламы очень похожего на описанного Кларком святого Николая на крыше своего магазина, а во время Гражданской войны в США превратившийся из голландского Синтерклааса в привычного современному человеку Санта-Клауса, он уже парил на рождественских плакатах над позициями северян...

* * *

Удивительная история, не так ли? Пройдя путь от реального человека до святого небожителя, «приземленный» народными легендами до воспитателя нерадивой детворы, Николай Мирликийский вновь вернулся на небеса. Правда, уже не в религиозном, а, скорее, сказочном обличьи. И это, может быть, и к лучшему - сказки близки даже самым непримиримым атеистам...

И еще. «Сдвинутым» на 19 декабря Николин день оказался в православной традиции из-за календарной реформы 1918 года. Но именно с этого дня, как полагают американцы, Санта-Клаус начинает свой вояж по миру. Вглядитесь воскресным вечером в закат - может, повезет и вам, и на темнеющем небосклоне вы разглядите запряженные летящими оленями сани с сидящим в них седобородым дедом.