"МЭ" Суббота" | 24.12.04 | Обратно

Алла ПУГАЧЕВА: «Самую горькую правду о себе я знаю лучше других»

Элла АГРАНОВСКАЯ

29 декабря на сцене Таллиннского Горхолла поет Алла Пугачева. А четверть века назад...

Cтояло лето, жара сменялась теплым дождиком, и тоненькие людские ручейки стекались по нынешней улице Лийвалайа к спортхоллу «Калев», где вечером должно было состояться открытие Декады российского искусства. По такому ответственному случаю в Таллинн съехались самые популярные певцы, артисты, музыканты.

Артисты спешили на репетицию торжественного концерта, журналисты спешили на отлов артистов. Впереди нас, точно так же торопясь, шла молодая рыжеволосая женщина в джинсах и темно-синем облегающем джемпере. Было видно, что они со спутником, тоже джинсово-синим, не очень хорошо знают дорогу, потому что постоянно озирались, то и дело норовя свернуть в подворотню. «Пугачева, - указала на нее Этэри Кекелидзе. - Это хорошо. Значит, успеем». - «Или опоздаем вместе, - вздохнула я, движимая пожизненной неприязнью к опозданиям. - Сейчас они спросят у нас, как пройти в «Калев». И мы ее уже не выпустим».

Я оказалась права лишь наполовину: они действительно обратились к нам за помощью, последние метры мы преодолели вместе, но поговорить не удалось, потому что Алле Пугачевой надо было выходить на сцену.

«И рукоплещет потрясенный зал»

Пугачева репетировала всего две песни, с которыми вечером и выступала в сборном концерте. Ее победительный «Арлекино» уже был хитом, и можно было сильно не утруждаться, можно было пройти наспех, вполголоса, вполжеста, чтобы просто опробовать площадку и аппаратуру. А она повторяла вновь и вновь, на чем свет стоит ругала своих музыкантов, которые не могли понять, чего же все-таки от них добиваются, старались изо всех сил, зеленея от злости, пока она, наконец, не взмахнула резко рукой, прервав на середине такт, и не заорала во всю мощь своего голоса, стократно усиленного микрофоном: «В этой песне вся соль в концовке...» Далее последовал краткий, но убедительный набор ненормативной лексики - она осеклась, смолкла на долю секунды и шепотом продолжила: «... которую вы, конечно же, заглушаете». Повторять не пришлось - музыканты ее поняли. Второй песней была премьера - «Женщина, которая поет». И в зале, где сидели только артисты, обслуживающий персонал и журналисты, раздались аплодисменты.

В тот вечер Алла Пугачева навсегда покорила таллиннскую публику. Ее приездов ждали, к ним готовились, обмениваясь накопленными впечатлениями: похудела - поправилась, постарела - помолодела, платье от Зайцева - Юдашкина, муж третий - четвертый... Никто никогда не обсуждал, как она поет. Она всегда поет одинаково и всегда - по-разному. Всегда - честно, по-разному - потрясающе.

Зеркало души

Накануне одного из таллиннских концертов у нее разболелось горло: она с трудом могла говорить. Вызвали врача - принимали срочные меры, чтобы вечером Пугачева могла выйти на сцену. Наступил вечер - начался концерт. Три часа она держала в напряжении потрясенный зал, который не желал ее отпускать, да и было непохоже, чтобы она, Алла Пугачева, хотела с залом расставаться. Закончился концерт - и голос пропал вовсе. А у нас была предварительная договоренность: за пару месяцев до концерта в «Молодежке» был объявлен «Вопрос Алле Пугачевой» - и в редакцию потекли десятки, сотни писем с вопросами к обожаемой певице. Читатели ждали ответов, да и мне, признаться, было неловко пролететь со своим обещанием, хотя объективно ситуацию понимала.

Конечно, можно было объявить в газете, мол, Алла Пугачева на ваши вопросы отвечать не будет, потому что заболела. С другой стороны, кто в это поверит, если Алла Пугачева еще вчера резвилась на сцене. С третьей стороны, надо иметь совесть и поумерить свои журналистские амбиции. С четвертой стороны, кто мне и моей газете в следующий раз поверит...

Устав считать эти стороны, я направилась, нет, не к Пугачевой, которая, кстати, совершенно не стремилась со мной повидаться. Я направилась к Славе Борисовне Ставицкой, моей старшей и очень уважаемой коллеге из газеты «Советская Эстония». Дело в том, что во время первого приезда Пугачевой в Таллинн Слава Борисовна опубликовала интервью с певицей под заголовком «Зеркало души», и именно его Алла Пугачева позаимствовала, разумеется, с согласия автора, для своей пластинки. С тех пор у них сложились особые отношения, и Пугачева всегда выкраивала время, чтобы неформально пообщаться со Славой Борисовной.

Явившись к Славе Борисовне в состоянии, пограничном между отчаянием и яростью, я завопила, чтобы она передала своей ненаглядной, что... Что именно, я и сама не знала, но мы обе хорошо себе представляли, чем был голос прессы в те годы. Слава Борисовна поняла с полуслова, и хотя догадывалась, что рамки интеллигентности никто преступать не будет, приняла валидол и поехала к певице. Я ждала в редакции. Часа через полтора она вернулась и вручила мне листок бумаги с собственноручными извинениями примадонны и обещаниями читателям «Молодежки» ответить на их вопросы в следующий приезд.

Почему я вспомнила этот эпизод? Вовсе не затем, чтобы уточнить, что очень скоро читатели получили ее исчерпывающие ответы, более того, спустя несколько лет мы повторили этот эксперимент с «Вопросом Алле Пугачевой», и на сей раз он прошел без предварительных осложнений. Но лично меня, повидавшую на своем профессиональном веку немало артистов в разные периоды их творчества и на очень разной высоты пьедесталах, - изумляет? поражает? восхищает? - пожалуй, точнее всего - вызывает глубокое уважение чувство, которое именно эта певица вкладывает в свои отношения со зрителями. Замечу, певица, которой по степени популярности вот уже долгие годы нет равных. А может, именно поэтому и нет ей равных?

А воля проявляется в борьбе

Мы сидим в номере «Олимпии» и обсуждаем вчерашний концерт. На сей раз Пугачева привезла в Таллинн шведское трио «Херрейс», прибывшее на гастроли вместе с мамой, папой и женой старшего брата. Но даже если бы в придачу к этой многочисленной родне прикатили еще четыре сестры, которые, к счастью, не поют и не танцуют, но зато подарили родителям шестерых внуков, вряд ли кто-нибудь запомнил бы это рыжеволосое и розовощекое трио, не будь рядом с ним на сцене Аллы Пугачевой.

Мне очень хочется съязвить на этот предмет. Но держу себя в руках.

- Как вы думаете, - спрашиваю про другое, - можно ли запрограммировать жизнь вообще и жизненный успех в частности?

На ее лице отражается изумление.

- Не задумывалась над этим, честно скажу. Смотря что понимать под словом - «программировать». Если знание себя, своих возможностей, учет своих реальных желаний, сил, здоровья - конечно, это может стать основой жизненной программы. А в творчестве сложно что-то программировать. В творчестве может быть цель, к которой идешь, идешь, трудно идешь, но ясно видя ее перед собой, не выдавая желаемое за действительное.

- И вам никогда не хочется выдать желаемое за действительное?

Пугачева засмеялась, откинув голову, и солнечный луч подпалил ее медную гриву.

- Конечно, хочется, - она выдержала короткую паузу, - иногда.

- А как долго, по-вашему, можно оставаться популярной?

- Ой!

И это «ой!» тоже звучит совершенно искренне. Она вообще настроена благодушно, и только Евгению Болдину, тогдашнему директору и мужу, периодически вставляющему в ее ответы свои комментарии, за это слегка перепадает.

- А что понимать под популярностью? - в свою очередь интересуется она. - Популярность при жизни артиста - это одно. Но мы знаем и другое, как бы второе дыхание популярности, когда артиста уже нет, а то, что он делал, - есть. Трудно ответить на этот вопрос. Существует популярность, внедряемая средствами радио, телевидения, - она, как правило, длится недолго. Длиннее ее протяженность при непосредственном контакте со зрителями. Мне кажется, прежде всего популярностью считается то, что было при жизни артиста, плюс память о нем, долгая счастливая память. Хотя тоже небесконечная, - вздохнула грустно. - Я ответила?

- Ответ исчерпывающий. Как на экзамене. А песню - ее обязательно прожить или достаточно артистичности?

Конечно, сейчас скажет, что каждую свою песню артист обязан проживать душой, печенью, поджелудочной железой. Она ответила:

- Иногда хватает артистичности.

Немного подумав, пояснила:

- Нет, разумеется, прожить должна, но - сценический образ, а не случай из жизни. И это проживание образа, рожденного самой жизнью, не означает, что он полностью адекватен действительности. Когда я дома, у мамы, у близких, пою хорошие песни военных лет, это ведь вовсе не значит, что я была участницей войны. Но я вижу, я чувствую, понимаю...

- Вам достаточно собственной воли, чтобы отстоять свою самобытность, свой характер, или необходимы еще какие-то внешние влияния?

Вопрос был построен, что называется, «от противного». В Таллинне снимался фильм с участием Пугачевой. Она надела на шею бархатную ленточку, украшенную по тогдашней молодежной моде лезвием безопасной бритвы, и вознамерилась войти с ним в кадр. Наиболее отважные товарищи посоветовали ей временно расстаться с этой роскошью. Она расстроилась, но почти согласилась. Но тут налетел режиссер и завизжал, что украшение прелестное, что оно ей очень к лицу и к шее, и чтобы не вздумала его снимать. Пугачева обрадовалась, и бритва осталась на месте.

Естественно, этот незначительный эпизод она не помнила, но зато знала жизнь.

- Как бы это поскромнее сказать? Я не о себе скажу. Человека всегда надо рассматривать в окружении тех, кто находится рядом с ним. Конечно, все решает не только твоя собственная воля. А вокруг каждого из нас - не только положительные люди и явления, и все оказывает свое воздействие. Самобытность проявляется в отношении к каждому явлению, в том, как ты на него откликаешься. Своя воля - разобраться, почувствовать ответную реакцию, ведь ты можешь и ошибиться. Идет постоянный анализ...

Она принялась рассуждать о том, что на эстраде, на любой эстраде, и уж тем более на нашей, нужно ориентироваться только на свою собственную волю: человек должен быть убежден в том, что он прав.

- Воля где проявляется? В борьбе. Это прекрасно. Было бы совсем хорошо, если бы при этом не возникало искусственных проблем, на решение которых тратишь столько сил! Я говорю о проблемах, которые возникают не от вкуса - от вкусовщины. И здесь, ох, какая нужна сила воли! Но ее ведь можно было применить с большей пользой и потратить на достижение совсем иных, настоящих целей. Силы-то не безграничны.

- А вы согласны с тем, что «мои года - мое богатство»?

Мы обе еще в том счастливом возрасте, когда подобными формулировками позволительно манипулировать без ложного кокетства. Она ответила мгновенно и убежденно:

- Согласна, конечно. Годы - это опыт, это такой проницательный взгляд в прошлое, где можно покопаться, как в бабушкином сундуке, и столько познать, увидеть стольких родных тебе духом людей, которые были для тебя чем-то таким...

«Не хочу уйти со сцены немощной и больной»

Мы встречались еще не раз. Но никогда больше я не видела ее в таком лирическом и, я бы даже сказала, философском настроении.

- Вам не страшно, что может наступить время, когда придется расстаться со сценой? Стояла золотая осень 1983-го, время ее звездной славы. В этом вопросе не было, да и не могло быть, никакого подвоха - был только неподдельный интерес. Она его почувствовала.

Надо признаться, что я уже несколько раз пыталась со сценой расстаться, так что для меня это не страшно. Другое дело - как? На эстраде процесс возраста и старения протекает в другой форме, нежели в жизни. Я бы не хотела уйти немощной и больной.

- А кого у вас больше - друзей или врагов?

- Друзей не много, но хороших. И не много врагов. Но - настоящих. Все остальное меня меньше всего волнует.

- А почему вы не сказали, что не волнует вовсе?

Она поняла и хмыкнула:

- То есть я просто стараюсь об этом не думать.

- Вы допускаете, что судьба певицы Аллы Пугачевой могла бы не сложиться?

- Сложилась ведь, что уж теперь допускать, - она отмахнулась своим характерным жестом кистью. - Но характер свой знаю - наверное, он проявился бы в чем-то другом. Меня воспитали человеком ответственным, и это качество непременно сказалось бы в любой сфере деятельности.

- А где вас больше всего любят?

Пугачева кокетливо улыбнулась. Не мне, конечно, а двоим присутствующим при разговоре мужчинам - Болдину и нашему редакционному фотографу Николаю Шарубину.

- А действительно - где меня больше всего любят?

Выдержав небольшую, но убедительную паузу, ответила:

- Там, где лучше всего знают. Вероятно, все же в близком кругу. Надеюсь, что и на репетициях, где больше всего раскрываюсь.

Я вспомнила парочку ее репетиций и предпочла закрыть тему. Замечу, она тоже не стремилась ее развить.

- Ваша дочь Кристина - она поет, танцует, появляется на телеэкране, снимается в кино. Вы готовите ее к актерской карьере?

- Да как к этому подготовишь, - она тоскливо вздохнула. - Это уж как сложится, - и снова вздох. - Я своей дочерью довольна. А чем она будет заниматься, не знаю. Маму в таких случаях не спрашивают. Но стараюсь расширять ее кругозор, раскрывать суть нашего дела - со всех сторон. И если, все узнав, она пойдет на это, я мешать не стану, слово останется за ней. Она и сейчас уже понимает, что дело наше сложное. И потом, ей предстоит нести собственное имя, свою индивидуальность, а не шлейф матери. Кристина это понимает.

- Вам легко ее воспитывать?

- Конечно, и нас с ней не обошла проблема «отцов и детей». Но мы стараемся понять друг друга.

- Правда, стараетесь?

- Правда. Стараемся обе. И если вдруг возникает непонимание, то я здесь не диктатор и не наставник, а старший товарищ. Знаете, мне многое бывает непонятно, но я не собираюсь возводить в степень отрицания то, что она делает. Я могу расстроиться, но диктовать все равно не стану.

- А вообще вы часто в жизни расстраиваетесь и обижаетесь?

- Раньше это бывало чаще. Теперь - реже. Стараюсь из своих обид вынести для себя положительный заряд.

- И как, получается?

- Получается. Я актриса и не должна свои обиды и злость выносить на публику.

- Чем же утешаетесь в трудную минуту? Что-то ведь становится поддержкой?

- Музыка. И природа. Больше ничего.

- А как вы относитесь к людям, которые мешают вам жить?

- А я с ними не живу - с теми, кто мешает.

Вечером я принесла Пугачевой готовый текст - она хотела увидеть его перед публикацией. Внимательно прочитав, спросила: «А почему вы не написали, что я - режиссер этого концерта?» И своей рукой внесла в интервью это уточнение. В те времена у нас в типографии гранки отливались в металле - это был довольно долгий и муторный процесс. Из-за одной фразы мы выбились из графика, но творческие амбиции Аллы Пугачевой были удовлетворены.

«И время ни на миг не остановишь»

Мы не виделись двенадцать лет. После концерта, после долгих оваций, после цветочных снопов, упавших к ее ногам, после охапок благодарственных слов, брошенных ею обратно в зал, в гримерке Горхолла напротив меня сидела незнакомая уставшая женщина. Да и мне дико хотелось спать. Но я задавала вопросы, а она - отвечала. Заложницы профессии, мы обе честно выполняли свою работу, не испытывая друг к другу ни малейшего интереса.

- Легко ли вы расстаетесь с людьми, с которыми были близки?

Она курит. Сделав очередную затяжку, интересуется потухшим голосом: В каком смысле?

- Не только в интимном - с друзьями, единомышленниками, коллегами.

- Нет, конечно.

- А приходилось расставаться?

- Конечно, приходилось. Давно живу - по-всякому приходилось. Но самое сложное - остаться в хороших отношениях с этими людьми, даже расставаясь. Это самое тяжелое, но так всегда лучше.

- Покой и счастье для вас - синонимы?

- Нет, не синонимы. Счастье, оно ведь разное бывает: и мятежное, и тихое, покойное. В зависимости от того, чего хочется в данный момент. Если хочется покоя, а его нет - какое же это счастье? Но когда он наступает, чувствуешь себя по-настоящему счастливой. А если все время покой, тоже несчастье.

Так и тянет спросить, чего же хочется в данный момент. И знаю, что ответит: спать.

- А чего хочется в данный момент?

- В данный конкретный? Спать.

- Мне тоже, - честно говорю я.

- Ночью не выспалась: граница, проверка паспортов.

- Помню, раньше за вами по стране ездили безумные «фаны». Сюда они тоже добирались. Теперь им мешает визовый режим. В России они по-прежнему вас преследуют?

- Да, но это неприятное преследование, оно мне не нравится. Они не очень хорошие люди и странно выражают свое внимание к моей персоне. Я так думаю, что это просто хулиганье под видом поклонников.

- Разве вы никогда не были инициатором пристального внимания к вашей личной жизни?

- Инициатором - не была. Интересно, что прикажете делать, когда вас преследуют с камерами, а потом показывают?

- Мне сложно это понять. Лично я никого не преследую.

- Но скажите, куда от этого денешься? - спросила и сама же ответила: - Никуда не денешься. Остается только спокойно улыбаться и делать вид, что все нормально.

Она напрягла мышцы лица и через силу улыбнулась. Мне захотелось немедленно оставить ее в покое и уйти. Но у меня еще оставались читательские вопросы.

- В прошлую нашу встречу вы тревожились, как сложится судьба у Кристины. Она еще не сложилась. Складывается потихоньку. Пока ничего: я довольна тем, что она не поверхностный человек, прекрасно понимает, чем занимается и степень сложности этого занятия. Не знаю, получится или нет, но она любит свое дело.

- Вы имеете в виду кино или пение?

- Пение. Как ни странно, она запела, и очень хорошо. Только не говорите, что я об этом сужу как мать.

- Я не говорю. В конце концов, у матери тоже есть уши.

В ответ послышался знакомый смешок.

- Вот именно. А что касается кино, то пока роли, которые ей дают, требуют одного: быть на экране самой собой. Это положительные роли, и ей не нужно нести образ, потому что Кристина в жизни очень положительный человек. Вот если бы играла отрицательные, было бы интересно посмотреть, какая она актриса.

- И она действительно так же хрупка и беззащитна в жизни?

- Я думаю, в жизни Кристина более стойкая. Все-таки литовская кровь дает себя знать: она очень сдержанная, и это ей в жизни помогает. Хотя как знать, может, от этого ей тяжелее.

- Меня просили задать вам такой вопрос: ваше добровольное затворничество принесло вам больше пользы или разочарования?

- А у меня было затворничество?

- Не знаю. Я как-то не отслеживала так пристально.

Она снова отреагировала выразительным смешком.

- Просто иногда я хочу показываться, а иногда не хочу. И еще периодически стараюсь не высовываться, чтобы не надоесть. А некоторым кажется, что это затворничество. Но настоящего затворничества у меня не бывает. Это просто не в моем характере, как вы, наверное, догадываетесь.

Конечно, я догадывалась. Но, присылая в редакцию свои вопросы Алле Пугачевой, читатели моим мнением не интересовались. И я послушно работала рупором.

- Из чего состоит ваша жизнь?

- Из сцены и любви.

Судьба на «бис»

Через полгода жизнь Аллы Пугачевой уже в который раз круто изменилась. И она снова приехала в Таллинн. Выглядела радостной и умиротворенной. А попросту говоря, счастливой. Неожиданной была и на сцене: исполняя знакомый репертуар, играла совершенно новый спектакль.

- Это намеренный режиссерский ход?

- Очень просто сказать: да, знаете ли, режиссирую. Нет, все гораздо глубже. Это еще природа диктует, наверное. Ведь раньше как было? Возраст и внешние данные подсказывали одно, а мироощущение подсказывало другое. Режиссер - сама жизнь. Конечно, есть профессионализм и какой-то каркас, и я продумываю какие-то вещи, но за кулисами. А выходишь на сцену - и все немножко по-другому. Сцена - великий режиссер.

- Вы теперь заговорили со сцены о своей личной жизни...

- Иногда говорю, а иногда - нет. Иногда сама себя подстегиваю.

- Зачем?

- Не знаю. Мне интуиция многое подсказывает. Но вы же знаете, я всегда веду беседу с публикой, иногда дружескую, товарищескую, иногда такую, знаете ли, полусветскую. А песни - сами по себе, как бы дополнение к этому разговору, к этому общению. Одним словом, «пришла и говорю»!

Эту тему - «пришла и говорю» - мы обсудили очень подробно. Пора было прощаться.

- Давно хотела спросить, - поинтересовалась я напоследок, - как вы воспринимаете правду, которую вам говорят, если эта правда не очень приятна или не соответствует вашим представлениям о ней?

- Знаете, надо вовремя ее говорить.

- И если ее сказать вовремя, она не будет вас раздражать?

- Будет. И всегда раздражает, если я сама знаю эту правду, а тут еще приходят и говорят, да еще какие-то близкие люди - я их сразу посылаю: вы что, не понимаете, что и без вас все это знаю! Потом утихомириваюсь. Но с годами научились мне эту правду говорить. А потом уже и перестали, потому что знают: самую горькую правду о себе я сама себе говорю, - сказала убежденно.

Она вдруг взглянула на меня с любопытством:

- А вы что, хотите сказать мне правду?

- Не хочу.

- Тогда все напишите, - привычным жестом она махнула рукой.

Пожалуй, написала все. Нет, не все. Алла Пугачева - великая певица. Но пусть теперь другим достанется это непомерное счастье - в толпе поклонников томиться под дверью ее гримерки и терпеливо ждать, пока тебя соизволят пригласить.

Мой лично резерв исчерпан.