"МЭ" Суббота" | 07.02.04 | Обратно Белая бабочка удачи«Меня купили, чтобы я поставил спектакль о том, что не все можно купить» С Эльмо НЮГАНЕНОМ встретилась наш корреспондент Этэри КЕКЕЛИДЗЕ  На прошлой неделе в Москве состоялась театральная премьера, о которой сообщили все без исключения крупные российские средства массовой информации и написали все крупные критики: эстонский режиссер Эльмо Нюганен поставил в «Ленкоме» с Инной Чуриковой и Олегом Янковским легкую французскую комедию драматурга Ива Жамиака «Tout Paye, или Все оплачено» («Мсье Амилькар»). Посвидетельству очевидцев, после премьеры театральные барышники взвинтили и так не дешевые цены на билеты вдвое, так что антреприза - американский продюсерский центр NWJC - может быть довольна.
Как Эльмо Нюганен, не замеченный в страсти к коммерции, оказался участником коммерческого проекта? Как ему работалось в Москве, с замечательными актерами? И вообще - как дела? «Я понял, что делает человека великим»- Вашей первой постановкой в России была «Аркадия» Тома Стоппарда в петербургском БДТ, и она была отмечена Государственной премией. Второй стала пьеса популярного французского драмодела Ива Жамиака в «Ленкоме». Ясно, что пьесу эту выбрали не вы, значит, приманкой послужили актеры. И еще что-нибудь? - Я уже вам рассказывал, что история началась со звонка из Америки: незнакомые люди сказали, что со мной хочет работать Инна Михайловна Чурикова. Разве режиссер может отказаться от работы с такой актрисой? Потом выяснилось, что Олег Янковский тоже будет участвовать в этом проекте. Конечно, я клюнул на актеров, поехал в Москву ради них, и то, что хотел увидеть, понять, достичь, - все получил. Я видел, как работает гениальная актриса. Не знаю, понимает ли она сама, что гениальна, но это так. Видел, как работает великий актер, интеллигентный, умный, красивый не только внешне, но душевно. Несмотря на возраст, который записан в паспортах, они удивительно молодые люди. И я понял, что делает человека великим.  - И что? - Только великий человек может по-настоящему увидеть нечто маленькое - человека, или деталь, или нюанс. Люди духовно маленькие видят только больших, великанов. А великаны видят только великанов. Вот в этом разница. - Легко с ними, великими, работалось? - И легко, и трудно. Но больше все-таки трудно. В Москве вообще трудно.
Москва не верит не только слезам- Трудно жить или трудно работать? - Неблагоприятный для творчества город. Об этом сейчас уже все говорят - город перешел границы города, это уже мегаполис, он слишком велик, агрессивен, безжалостен, бессердечен. Этому городу наплевать на людей, которые в нем живут. И те, кто в нем живет, и те, кто в него приезжает, должны или смириться с этим обстоятельством, или город через них переступит. Нужно смириться с этим бешеным темпом, с этой рвущейся вперед слепой энергией, нужно стать таким же, нужно соответствовать городу. «Москва слезам не верит» - не зря такая поговорка родилась. - То есть Петербург вам ближе? - Конечно! Но все сказанное о Москве совсем не означает, что там нет талантливых, интеллигентных, приятных для души и глаза людей. Конечно, они есть. Но и им там трудно. - А творческий бум, который в Москве царит? Переполненные театральные и концертные залы, неподдельный интерес к искусству, книжный бум… - Город трудный, вот и тянется к искусству - люди должны хоть где-то чувствовать себя комфортно. Каждому свое, кому-то близки картинные галереи, кому-то театры, филармония… У меня такое ощущение осталось, что театр в Москве как крепость - он защищает человека от города. - Где вы там жили?  - Мне сняли квартиру на Сухаревке, и я жил, как рядовой москвич, ездил на метро… Очень много накопилось всяких заметок о Москве. - Так «Господин Амилькар» для Москвы стал именно тем, в чем так нуждаются люди? - Я вот что вам скажу, о чем раньше никогда не упоминал. Пьесу «Аркадия» для БДТ предложил я… - И открыли для России Стоппарда. - Мне казалось, что эта драматургия должна принадлежать именно этому городу, а они об этом не знали. А Москва - город, который платит. Продюсеры, грубо говоря, купили меня «в пакете» с замечательными актерами - чтобы я для них поставил пьесу, в которой говорится, что не все можно купить… Если кто захочет вдуматься, в этом есть глубокий смысл. Конечно, случайность, но я к этому как к случайности не отношусь.
«Не царское это дело»- Мне говорили, что американские продюсеры, из бывших, очень хотели получить на гастроли с какой-нибудь убойной пьесой Инну Чурикову. Она, в свою очередь, давно хотела работать с Эльмо Нюганеном. Так все и завертелось. А когда выбрали пьесу, встал вопрос о Янковском, а он, как известно, в антрепризах не участвует принципиально. - Не знаю, так или не так все было, но когда речь как-то зашла об антрепризе, Олег обронил: «Не царское это дело»… Просто в нужное время и в нужном месте сказал нужные слова. - Не просто сказал - он действительно в антрепризных спектаклях участия не принимал никогда. А Инна Михайловна принимает, вспомнить хотя бы «Старую деву», которую привозили и в Таллинн… Так как они договорились?  - Я знаю только то, что «Все оплачено» идет в «Ленкоме» как обычный репертуарный спектакль, доступный постоянным зрителям. А вот если его куда-то везут, то это уже антрепризный спектакль, и везут его на других условиях. Вроде, такой вариант всех устроил. - А вас «поймали» на актерскую приманку - и вы тоже довольны. - Конечно, доволен. Теперь понятен пьесы смысл- Помню, перед вашим отъездом мы говорили о том, что пьеса эта шла в восьмидесятых годах в «Студии Старого города», и что тогда она воспринималась как придуманная история. - Так и есть - в это невозможно было поверить: чтобы человек за деньги покупал себе семью? А сейчас совершенно иная ситуация, в нее уже верится легко. - Напомню читателям сюжет: богатый одинокий мсье Амилькар нанимает себе за деньги жену, дочь и друга. На роль жены выбирает актрису-неудачницу, на роль дочери - юную проститутку, а друга предлагает изобразить сидящему на мели художнику… Потом выясняется, что Амилькар вовсе не богач, а мелкий банковский клерк, обокравший родной банк, и его сажают в тюрьму, но к этому времени все уже успели друг друга полюбить и стать настоящей семьей. И как эта история воспринималась актерами и залом? - Актеры, например, рассказали мне, что в Москве существуют частные театры, в основном, балетные труппы, где актеров держат как крепостных - они не имеют права выходить за ворота. - Такой сюжет уже в телевизионном сериале даже обыгран. - Но я этого не знал и был просто в шоке. Но это в какой-то степени ответ - одиноких людей с неистраченным запасом любви в Москве полно. Таких, как герои пьесы - маленькие люди, которые мечтают о любви, о тепле, о семье… - Удивительное дело - такие пьесы пишут абсолютно благополучные люди. - Не хочу сравнивать Жамиака с Чаплиным, но ведь благополучный Чаплин сумел заметить маленького человека - потому он и велик. - А как актеры? Чурикова, Янковский, Збруев - элита. - Элита, конечно, но театр живет трудно, совсем не роскошно. - «Ленком», с его постоянными аншлагами, живет трудно? - Во всяком случае, нелегко. - Хотя, судя по состоянию зрительного зала, в роскоши действительно не купается. Я узнал ее в толпе- Как вы с Чуриковой в первый раз встретились? - У театра. Я должен был с нею встретиться и перед тем, как войти в здание, стоял, курил. Толпа вокруг нескончаемая. Вдруг вижу - метров за триста, женщина идет. Одетая просто, в платок замотанная, лица не видно. Думаю - это она. Так и оказалось. Она мимо прошла, и я почувствовал: она подумала, что это я и есть. Потом рассказала, что так и было.
Бабочка удачи- А с Янковским? - На репетиции. Народу много, я волнуюсь, конечно. Актеры меня разглядывают, может, тоже волновались. У них в зале репетиционном такой большой стол черный стоит, я что-то говорю и вдруг вижу краем глаза - бабочка белая летает. Конец октября, да и откуда взяться бабочке в центре Москвы, в театральном зале? И все эту бабочку видят. Смотрю, Андрис Фрейбергс, который у нас «Отцов и детей» оформлял, ее взглядом провожает, не веря - у него в оформлении на столбах ведь бабочки сидят. Я тогда ничего никому не сказал, а после премьеры актерам напомнил, и оказалось, что все-все помнили - первая репетиция, поздняя осень, белая бабочка… - Наверное, это был знак, символ. Но все-таки - легко было найти с актерами общий язык? Инна Чурикова, известно, очень взыскательная, нелегкая в работе. - Были вопросы, конечно. Вот, помню, репетировали одну сцену, и она великолепно сыграла 99 процентов. Осталась концовка, буквально две-три реплики. И вдруг Инна Михайловна говорит: «Я не знаю, как закончить». Я предлагаю одно, второе, третье - вроде. Все не то. И тут я понимаю, что на этих двух репликах можем застрять. - И сидеть до посинения. - Именно. Говорю: «Инна Михайловна, давайте вернемся в начало, всю сцену снова пройдем, она короткая, и конец станет яснее». А она отвечает: «Нет! Я не могу играть сцену, когда не знаю концовку!» Хотя только что великолепно сыграла почти до конца. Потом мы нашли, конечно, решение. Актриса она великая. Еще момент помню, уже перед самым выпуском, когда уже было ощущение, что все меня актеры узнали, поверили, поняли. И вдруг Инна Михайловна поворачивается своим особым поворотом, вроде и ко мне, и к другим актерам, и говорит: «Эльмо, вы так тонко работаете, я сама даже не знала, что здесь в сцене есть». Было радостно услышать. - А Марк Анатольевич Захаров - встречались с ним? - Да, встречался. Он дал этой работе «зеленый свет». Достоинство, маленькая дистанция, но не закрытость - примерно так я его и представлял.
Театральная Москва- В других театрах что-то сумели посмотреть? - Очень мало, вечерами репетировал. В «Ленкоме» видел спектакли. К Фоменко, конечно, ходил - шел не его спектакль, но у него в театре все интересно. Дело не в том, ставят они классику или не классику, мне просто нравится этот театр, нравится, как они существуют на сцене. - Критик Марина Тимашева один раз сказала: «Хочу хоть веником у Фомы на занятиях за дверью постоять, чтобы понять, что он им говорит, что они у него такие». Я с нею согласна. Хотя сами «фоменки» на этот вопрос плечами пожимают, ничего, говорят, особенного, просто говорит именно то, что нужно, и в нужное время. - А может, и вообще молчит. И в этом молчании они угадывают правильное направление.
Не надо ставить каждый спектакль, как последний- В Москве на «Балтийском доме» я видела, что вы пришли смотреть «Времена года» Някрошюса, хотя знаю, что его «Отелло» вам не очень понравился. - Някрошюс - великий режиссер, и я всегда защищаю его от тех, кто смеет на него нападать, не понимая сути. С «Отелло» - моя проблема, я в какой-то момент, видимо, устаю от обилия метафор. Я вообще со временем стал другим. Молодые режиссеры в первые свои работы вкладывают все, что они думают о мире. И я такой был. А сейчас думаю, что есть вещи, которые хороши для Шекспира, а есть такие, которые хороши, когда ставишь Чехова. Не надо ставить каждый спектакль, как последний, вкладывая в него все, что знаешь и о чем думаешь, чем болеешь и чему радуешься. Напротив - нужно уловить стиль автора, его боль и радость… Ну и так далее. На этом этапе я думаю так, мне сейчас минимализм милее большого размаха.
В седло!- Если вас опять позовут в «Ленком» на постановку - поедете? - Если бы была такая возможность, я бы хотел снять фильм с участием российских актеров, которых я знаю, - с Янковским, Чуриковой… - С Петром Семаком из Петербурга, о котором после «Аркадии» вы говорите с придыханием… - Там столько хороших актеров! А знаете, я ведь чуть было не снял Семака в «Именах на мраморе», но он как раз тогда снимался в другой картине. - Театр что - на второй план уходит? - Нет, конечно. Я уже репетирую у себя. - Что? - Выбор пьесы связан с нашей проблемой малого зала. Он на ремонте уже больше года. Денег достаточно город нам не дал, и неизвестно, когда он вступит в строй. Все спектакли этого зала стоят, и невозможно играть в один вечер на двух площадках - малый был связующим звеном всего репертуара. Мы приняли решение - строим временный малый зал в доме рядом. - В том здании, где игрался спектакль Камы Гинкаса «К.И. из «Преступления»? - В том самом, но зал другой. Там уже ставит Яанус Рохумаа. И я искал пьесу на двух-трех актеров. Вспомнил про «Американского буйвола», о котором когда-то уже шла речь. Почему-то думал, что там должны играть актеры поколения Индрека Саммуля и Марко Матвере. Посмотрел - а героям лет по 50. И я представил себе в этих ролях Аго Роо и Андреса Отса, и пьеса сразу повернулась, заиграла по-другому… Это о поколении, которое вынуждено держаться в седле, несмотря ни на что. Это о наших пожилых людях, которые должны соперничать с молодыми, с трудом учиться компьютеру, языкам и так далее, чтобы оставаться конкурентоспособными, как будто вся их жизнь вдруг оказалась прожитой зря… Вот эту пьесу сейчас и ставлю.
Всегда прав только зритель- Вы работали в России в таких разных театрах - роскошный зал БДТ. И маленький, битком забитый стульями и людьми зал «Ленкома». А зрители тоже разные? - Как сказать? Чем больше я работаю в театре, тем больше думаю, что зритель всегда прав. Больше прав, чем те, кто на сцене, и больше прав, чем критики… Зрители, конечно, разные, даже по маленькой Эстонии можно сказать, что в нашем театре один зритель, а в Студии Старого города другой, в «Ванемуйне» третий, а в Раквере четвертый… Но если вдуматься, то зритель всегда идет в театр с открытой душой, он хочет увидеть хороший спектакль, и в этом смысле зритель везде одинаков - и в Эстонии, и в России, и во Франции, и в Англии, и в Тарту, и в «Ленкоме»… Актеры должны сделать зрителя своим, чтобы он поверил им, думал вместе с ними, смеялся и плакал… |
