Власть, соленая на вкус. Как море

С председателем конституционной комиссии Рийгикогу Урмасом РЕЙНСАЛУ беседует Татьяна ОПЕКИНА

— Мы познакомились с вами, г-н Рейнсалу, три года назад. Тогда атмосфера в штаб-квартире партии Res Publica, готовящейся к своему первому организационному съезду, была насыщена энергией, туда-сюда сновали молодые люди, устанавливались компьютеры, на стенах развешивались подробнейшие карты Эстонии... Партия почти родилась, ее явление народу вот-вот должно было состояться, но... любопытная деталь: у нее не было лидера! То есть энтузиасты, активисты, генераторы идей и организаторы были (потом в печати их назвали четверкой неподкупных, да они и сами так себя называли), а лидера не было. Им, как известно, согласился временно, на полгода, стать профессор Рейн Таагепера. Вы — один из этой четверки, один из идеологов партии. Почему вы тогда не решились выдвинуть лидера из своей четверки, а пригласили «свадебного генерала»?

— Для нас было важным, чтобы лидером новой партии стал человек, умудренный жизненным опытом, широко известный. Наши же имена тогда были мало кому знакомы и вряд ли могли вызвать интерес, серьезно восприниматься.

— То есть вы надеялись, что новая, никому не известная партия, кот в мешке, интерес вызовет, а новый молодой лидер — вряд ли?

— Вызвать интерес — это одно, завоевать доверие — другое. Имя Рейна Таагепера в Эстонии было широко известно, а его авторитет — бесспорен. Через полгода, когда Таагепера покинул пост председателя партии, на эту должность уже выдвигались четыре кандидата, в том числе и мы с Кеном-Марти Вахером. Правда, и он, и я сняли свои кандидатуры в пользу пришедшего в партию Юхана Партса.

— А Юхан Партс — настоящий лидер партии? Тот же Таагепера — правда, очень дипломатично, очень осторожно — высказывает сомнения на этот счет.

— Партс — глава правительства и председатель партии.

— Для вашей четверки неподкупных (Урмас Рейнсалу, Кен-Марти Вахер, Таави Вескимяги, Индрек Раудне) Рейн Таагепера нашел новое определение — молодые робеспьеры. Которое из этих определений вам более по душе?

— Что касается неподкупных, то, помните, был такой американский фильм с Кевином Костнером о неподкупных полицейских, боровшихся с преступностью и коррупцией. Такая параллель мне понравилась бы больше, нежели сравнение с Робеспьером. Французы его действительно прозвали «неподкупным», но он много чего натворил, был подвержен крайностям, и конец его был ужасен.

— После ошеломляющей победы партии Res Publica на парламентских выборах весной прошлого года вы могли занять любую должность в правительстве или парламенте. Но возглавили конституционную комиссию. Чем был продиктован именно такой выбор? Планы внести какие-то поправки в Конституцию?

— С одной стороны, сыграло роль мое юридическое образование, в частности, специализация по государственному строительству, предыдущая работа в Министерстве юстиции именно в этой сфере. С другой стороны, в партии, как вы уже упомянули, я занимаюсь главным образом идеологией, и парламентская деятельность предоставляет для этого значительный простор. Конституционная комиссия в Рийгикогу — одна из самых серьезнейших, здесь требуется сочетание политики и юридических знаний. Все тут сошлось, и мне это импонирует.

— Ваша фракция сегодня, после раскола фракции центристов, — самая большая в Рийгикогу. Но не самая заметная. Нет в ней таких ярких депутатов, как, например, Лийна Тыниссон, Михаил Стальнухин или Эйки Нестор. Ханнес Вырно от вас ушел, так и не заинтересовавшись депутатской работой. Юло Вооглайд тоже ушел, не согласившись с принципами работы республиканцев. Не является ли большая ваша фракция просто послушной машиной для голосования?

— Конечно, для новой фракции новой партии первый год в Рийгикогу был временем обучения. Правда и то, что мы пытаемся толковать роль парламентария иначе, чем наши предшественники. То, что Сийри Сисаск посещает детские дома, занимается проектами разнообразной помощи детям, в них проживающим, не столь бросается в глаза, как иное яркое выступление с трибуны парламентского зала заседаний. Но это тоже депутатская работа — быть среди людей, знать их проблемы, чтобы соответственным образом формировать или корректировать политику. Вместе с Эне Эргма мы объехали все уезды, чтобы на месте ознакомиться с проблемами государственного управления, рассказать о наших планах, получив обратную связь. Внутри фракции мы сформировали три группы, исходя из профессиональных знаний депутатов. Одна группа тяготеет к вопросам правовым, вторая — экономическим, третья — социальным. В группах ведется подготовительная работа, результат которой потом обсуждается на общем собрании фракции. Еженедельно к нам во фракцию приходят премьер и министры-республиканцы, отчитываясь о текущих делах. Здесь, во фракции, бывают очень серьезные дебаты, как, например, по вопросам Закона о лекарствах, который интересует всех и каждого. А уже потом, в зале, мы голосуем. Так что я бы не назвал нашу фракцию машиной для голосования.

— То, что вы сейчас рассказали, расходится с высказанным в печати мнением профессора Юло Вооглайда, писавшего с горечью, что все решения фракции принимаются закулисно (tagatoas), многие депутаты некомпетентны, над ними довлеет диктат таких влиятельных в партии персон, как Тынис Пальтс и Олари Тааль...

— Юло Вооглайд — человек со стратегическим мышлением, его глубокие представления о школе, образовании вообще, об основах государственного устройства, безусловно, интересны и заслуживают внимания. Как идеалист я могу во многом с его критикой согласиться, но практическая жизнь, практическая политика далеко не всегда совпадают с нашими идеалистическими представлениями. Что касается Тыниса Пальтса и Олари Тааля, то и вправду во фракции есть люди более или менее компетентные в той или иной области. Олари Тааль, как известно, был министром внутренних дел, Тынис Пальтс — министром финансов. Разумеется, в этих областях они являются экспертами. А ведет собрание фракции ее председатель Сийм Кийслер. Думаю, что логика фракционной работы достаточно либеральна.

— «Моя партия потерпела поражение на выборах в Европарламент, и она это заслужила», — начал свою статью, анализирующую причины поражения республиканцев на евровыборах, Рейн Таагепера. Могли бы вы, кандидат номер один от республиканцев на этих выборах, так же начать свою статью? В том смысле, что RP свое поражение заслужила?

— Думаю, что мог бы. Хотя мы очень много работали в этом полугодии, и поражение было для нас неожиданным. Для строительства партии, для нашей дальнейшей работы оно не только не пройдет даром, но станет большим уроком. За три года существования Res Publica выросла до 5 тысяч членов, прошла уже через третьи выборы. Сейчас мы в правящей коалиции в государстве, в 40 местных самоуправлениях. За три года пройден большой путь, мы учимся в более спрессованное время, чем другие партии, чей возраст солиднее нашего. Но, знаете, все партии знают лучшие и не лучшие времена.

— Вопрос вдогонку прошедшим евровыборам. Почему вы пригласили участвовать в них Кармен Кассь? Конечно, имя ее широко известно, у нее удивительная судьба, но очень далекая от политики.

— Вы сами сказали, что человек она очень заметный.

— Но в другой области. При чем здесь Европарламент?

— В нашу партию, как и в любую другую, приходят люди из самых разных областей. Не знаю, выиграли мы или проиграли от того, что Кармен Кассь участвовала в нашем избирательном списке. Возможно, проиграли. И все-таки это внесло в избирательную кампанию какие-то дополнительные краски. Во всяком случае, для молодых людей это уж точно не прошло незамеченным. И вот немаловажная деталь: Кармен получила голосов больше, чем спикер парламента.

— Сегодня Рейн Таагепера, остающийся в рядах партии, является вашим открытым, наиболее последовательным оппонентом, регулярно выступающим в печати с конструктивной, доброжелательной критикой политики республиканцев. Профессор считает, что партия изменила своим первоначально заявленным принципам, ведь она обещала избирателям hooliv konservatism (социально ориентированный консерватизм), но отошла вправо настолько, что реформисты могут отдыхать. Что вы об этом скажете?

— Я очень уважаю Рейна Таагепера. В том я с ним полностью согласен, что о проблемах милосердия, социальности, помощи тем, кто в этом нуждается, мы недостаточно говорили в средствах массовой информации. До выборов 2003 мы делали это в большей степени, после выборов — в меньшей. Но мы ведь работали в этом направлении! И многое сделали — и в сфере социальной, и в области образования, и т.д. За полтора года у власти мы выполнили многое из того, что обещали.

— Res Publica должна занять правоцентристскую нишу политического спектра — считает Таагепера. Вы с ним согласны?

— Думаю, что вся эстонская политика, все партии, не только Res Publica, должны сейчас как-то переформироваться в условиях, когда социал-демократы стали самой левой политической силой с определенно возрастающим идеологическим влиянием. Я бы не согласился с теми, кто считает, что победа социал-демократов на евровыборах была личной победой Тоомаса Хендрика Ильвеса. Res Publica, безусловно, должна уделять больше внимания социальному аспекту, больше говорить о том, что мы хотим сделать, что мы уже сделали.

— Не слишком ли преувеличенное значение вы придаете словам? Или вы идеолог, и в этом — ваша миссия? Рейн Таагепера предъявляет руководству партии претензии по содержанию деятельности, а не по идеологическому ее обеспечению.

— Политика — это и то, и другое. Я думаю, что Рейн Таагепера в первую очередь имеет в виду налоговую реформу. А также и то, что RP должна быть в центре политического спектра.

— В центре место уже занято. Там Центристская партия. И давно. И плотно. Кстати, почему вы так неприязненно к ней относитесь? Так и норовите — во время избирательных кампаний особенно — запустить в нее чем-нибудь эдаким. Вы ведь уважаете своих избирателей, которые привели вас к власти. Почему же не уважаете избирателей центристов, голосующих за них и их лидера?

— Во время избирательных кампаний — так уж повелось — все дискуссии обостряются, накаляются страсти. Но сейчас мы сотрудничаем с центристами в органах многих местных самоуправлений, поддержали несколько их предложений в Рийгикогу. Я лично приходил приветствовать съезд центристов от имени нашей партии. Конечно, у нас с ними разные взгляды на отдельные проблемы, несовпадающие точки зрения. На сегодняшний день мы действительно не видим возможности работать в одной правящей коалиции с центристами из-за того стиля руководства, который характерен для Э. Сависаара.

— Почему республиканцам было столь важно выступить с инициативой осуждения на уровне Европейского союза преступлений сталинского режима, которого уже нет, и коммунизма, которого никогда не было? Ведь партия, обращенная лицом к прошлому, в Эстонии уже есть — Исамаалийт. Старшее поколение Европы, разведенное событиями прошлого по разные стороны баррикад, уже примирилось со своим прошлым и потихоньку уходит со сцены, а молодежи предстоит продолжать строить новую и новейшую Европу. Быть может, Эстонии стоило бы стать инициатором какого-либо иного общеевропейского проекта? К примеру, попытаться хоть как-то обуздать аппетиты фармацевтических фирм, снизить стоимость лекарств? Ведь бюджеты всех стран Европы (да и не только Европы) трещат по всем швам при попытках облегчить своему населения бремя расходов на приобретение лекарств.

— Вы высказали мысль о стандартизации цен на лекарства по всей Европе. А ведь она была в моей избирательной программе перед выборами в Европарламент. Доходы фармацевтических фирм действительно огромны, и проведение соответствующих исследований для всех стран Европы было бы полезно. Что касается осуждения коммунизма, то Эстония здесь не уникальна. И другие восточноевропейские страны — новички ЕС, и европейская Народная партия, имеющая самую многочисленную фракцию в Европарламенте, считают, что тоталитаризм и коммунизм заслуживают общеевропейского осуждения. Если новая Европа объединилась со старой, то было бы очень важным, чтобы у нас было общее понимание истории. И я не боюсь обсуждения этих проблем, если стоять на платформе общечеловеческих ценностей. Европа — это ведь не только географически очерченная территория. У нас и идеология должна быть общей.

— Человек не понимает сам себя, люди не понимают друг друга. Какое уж тут общее понимание истории? Общечеловеческие ценности — да, основополагающие демократические принципы — да. На этом фундаменте может и должно строиться законодательство. А в остальном... Дискуссии, полемика, поиск компромиссов. Не правда ли? Под занавес еще раз вернусь к Рейну Таагепера. Рассуждая о том, есть ли будущее у партии Res Publica, он писал, что все или почти все тут зависит от робеспьеров, которые сосредоточили сейчас в своих руках все контрольные функции, от того, захотят ли они, обладающие замечательными организаторскими способностями, поделиться властью внутри партии, демократизировать ее.

— Мы выбрали для своей партии направление развития как партии народной, которой есть что предложить всем группам общества. У нас есть пенсионная политика, семейная, политика в области образования, развития предпринимательства, национальная политика. Думаю, не случайно одна из самых заметных и успешных наших организаций действует как раз в Нарве. А Ида-Вирумаа был тем регионом, где у нас были самые лучшие показатели на евровыборах. Конечно, мы не самообольщаемся, сделано много ошибок, в августе во всех регионах предстоят обсуждение сегодняшнего положения в партии, поиски ответа на вопрос, верна ли наша сегодняшняя модель управления партией и т.д. и т.п.

— Вас иногда называют «серым кардиналом» партии...

— Пару раз я такое слышал, но это не соответствует действительности.

— Какой власть оказалась на вкус? Сладкой, горькой, соленой, кислой?

— Соленой, как море.

— Спасибо за беседу.