Сплетены судьбою...

Нелли КУЗНЕЦОВА

Это строчка из стихов Марие Ундер, эстонской поэтессы, которые всю жизнь любил и переводил Игорь Корейша, горный инженер из Кохтла-Ярве.

На днях вышел сборник его переводов. Скоро он появится на прилавках книжных магазинов, возможно, в библиотеках. Не пропустите эту книгу с портретом милой, улыбающейся женщины на обложке и надписью: «Марие Ундер. Стихи. Баллады. Легенды в переводах Игоря Корейши».

Обычно имя переводчика не выносится на обложку, это не принято. Но издатель Валентина Кашина посчитала необходимым сделать это в память об удивительном человеке из Кохтла-Ярве, в знак уважения к нему, к тому, что он сделал...

Жаль, что сам Игорь Олегович не увидит этого сборника, он умер в прошлом году. Наверное, эта книга будет горькой радостью для его жены, его близких. Но главное, она будет радостью, своего рода открытием для читателей. Открытием поэта, которого большинство русских читателей до сих пор не знало. Открытием переводчика, который тоже был поэтом...

Игорь Корейша окончил Таллиннский Политехнический институт. Работал горным мастером, начальником подземного участка, начальником смены шахты, главным экономистом и директором разреза. А как бы параллельно шла другая жизнь, жизнь его души. Его стихи публиковались в журналах «Огонек», «Звезда», «Таллинн», в альманахе «Таллиннские тетради», в газетах «Советская Эстония», «Молодежь Эстонии» и т.д. Его творчество в свое время оценили такие мастера, как Александр Твардовский и Давид Самойлов. Но главной его темой, его страстью, его любовью была Марие Ундер, ее стихи...

Наверное, это понятно. О ней говорили, что она, Марие Ундер, в эстонской поэзии то же, что в русской — Анна Ахматова и Марина Цветаева вместе взятые... Ее стихи действительно прекрасны. Они лиричны, они полны глубокого смысла, они трогают до глубины души... «Счастье входит не разом, как мечтала, не вдруг: оно зреет годами из страданий и мук». Или прочтите вот это: «Теперь я вновь юна от счастья и чутка и слышу песню сердца, что часами звучит прекрасно так и нежно...»

Впрочем, что толку цитировать, вспоминая клочки, обрывки строк. Надо войти в атмосферу этой книги, пропитаться ее чувством, почувствовать ее тончайший аромат.

Книга открывается именно такими стихотворными строчками, полными юной прелести, ожидания счастья. А потом в них прорывается боль одиночества, тоскливые ноты. И это тоже понятно. Жизнь поэтессы была не так уж легка. Эмиграция, оторванность от родины, разлука с друзьями-поэтами, с которыми так радостно начинала...

Да и у Игоря Корейши такие скрыто тоскливые ноты есть. Может быть, его под конец жизни мучила горечь некой непризнанности, невозможность показать многим читателям то, что нашел, что любил, что выстрадал? Как видно по этой последней, посмертной книге, он был талантливым, умным переводчиком, тонко чувствующим стиль, манеру, а главное, душу другого поэта.

Незадолго до смерти он позвонил Валентине Кашиной с просьбой посмотреть его переводы. А потом написал письмо... Вот оно, лежит передо мной. Горько его читать. Он, поэт, цитирует Булгакова. Помните, в «Мастере и Маргарите» есть строчки: «...чтобы убедиться в том, что Достоевский — писатель, неужели же нужно спрашивать у него удостоверение? Да возьмите вы любых пять страниц из любого его романа, и без всякого удостоверения вы убедитесь, что имеете дело с писателем. Да я полагаю, что у него и удостоверения-то никакого не было. Как ты думаешь? — обратился Коровьев к Бегемоту.

— Пари держу, что не было, — ответил тот, ставя примус на стол рядом с книгой и вытирая пот рукой на закопченном лбу.

— Вы — не Достоевский, — сказала гражданка, сбитая с толку Коровьевым.

— Ну, почем знать, почем знать, — ответил тот».

Да, почем знать... Наверное, и сам Корейша, особенно в последние годы, сумбурные, полные перемен, когда переоценивалось то, что казалось незыблемым прежде, и становились важными иные ценности, он сам думал, что ему приходится что-то доказывать о себе. Но вот вышла книга... И стало ясно, что доказывать ничего не надо. Есть поэт, есть мастер-переводчик. Сам человек ушел из жизни, но остались стихи. Остается имя... Остается память...