«Депутат, к барьеру!»

Так, очевидно, должны мы сказать в конце концов народным избранникам

С Михаилом СТАЛЬНУХИНЫМ, депутатом Рийгикогу, членом Конституционной комиссии парламента, председателем городского собрания Нарвы, беседует наш корреспондент Нелли КУЗНЕЦОВА.

— За последние дни уже многое сказано об итогах выборов в Европарламент, проходивших в Эстонии. Вы тоже участвовали в выборах, набрав немалое количество голосов. Скажите, как вы чувствовали себя внутри, так сказать, этой предвыборной кампании?

— Я бы сказал, что она носила какой-то судорожный характер и в то же время была достаточно грязной. Приемы черного пиара использовались в ней полной мерой. И это все-таки удручает. Я даже опасался, что люди могут купиться на эти нечистоплотные приемы. Но избиратели все-таки разобрались...

— Да, народ в общем не так глуп, как некоторые его себе представляют. Хотя жаль все-таки, что среди парламентариев от Эстонии не будет русского депутата. Голос русскоязычного меньшинства должен был бы все-таки звучать. Иначе наши проблемы во многом будут оставаться неизвестными Европе. Никто, кроме нас, не будет о них говорить. А как вы объясняете себе, почему столь низка была явка? В европейских структурах на это обратили внимание...

— Видите ли, прежде я считал, что осенью прошлого года народ в основном высказался за вступление Эстонии в Евросоюз. Но с тех пор настроения несколько изменились. Люди уже почувствовали повышение цен, акцизов и т.д. Но все-таки сторонников Евросоюза довольно много. И я думал, что эти избиратели будут, в основном, поддерживать именно те партии, которые особенно ратовали за Евросоюз — Res Publica и реформистов. Тем более что давление этих партий в ходе предвыборной кампании было очень сильным. Надо сказать, что и средств у них было много. Мы такими деньгами не располагали. Моя личная предвыборная кампания, например, обошлась в 50 тысяч крон. Это почти ничего. Просто люди меня поддерживали без всяких подарков и денег. И я благодарен им за это...

Но результаты показали, что я в своих предположениях ошибся. У правящей коалиции сторонников оказалось мало. И это было неожиданно для многих.

— Так ли уж неожиданно? За год многие увидели, поняли, почувствовали, что предвыборные обещания — это одно, а практика, реальная жизнь — другое. К тому же люди, очевидно, устали от политических игр, неожиданно возникающих политических союзов. Преимущество на выборах получают одни, у власти оказываются совсем другие. Зачем же голосовать?

— Если бы мне 3-4 года назад сказали, что я буду с некоей ностальгической грустью вспоминать прежний Тройственный союз, я принял бы это за неумную шутку. Тогда нам казалось, что хуже быть просто не может. Оказалось, это возможно... Работать с правящей коалицией, прежде всего с партией Res Publica, очень трудно.

Вспоминаю, кстати, что в самом начале, когда эта партия возникла и приняла участие в парламентских выборах, я видел в них серьезных политических соперников. Нам казалось, что мы, в сущности, будем заниматься одним и тем же — социальными проблемами и политикой нацменьшинств. Помнится, мы даже удивлялись, почему мы так «собачимся» вместо того, чтобы договориться. Впрочем, многое стало ясно на протяжении этого года, когда предвыборные обещания были просто отброшены в сторону.

— Многие избиратели воспринимают центристов как партию социальных проблем, партию, занимающую в политическом спектре место чуть левее центра. Скажите в этой связи, почему на европейской сцене центристы сотрудничают с либералами, с реформистами? Это как будто бы нечто иное...

— Постараюсь объяснить... В прошлом году у нас был очень интересный и чрезвычайно насыщенный период, когда партия определялась, в какую фракцию Европарламента она будет вступать в лице своих представителей. Речь шла о выборе между двумя направлениями: социал-демократическим и либеральным. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что социал-демократия по-европейски — это не совсем то, что мы имеем в виду, говоря о социал-демократии. То же самое можно сказать и о либерализме... Иными словами, если иметь в виду нашу главную партийную цель — создание большого и успешного среднего класса, — нам ближе философия европейского либерализма. Он, кстати, имеет достаточно ясно выраженный социальный характер и не имеет ничего общего с позициями наших реформистов. Они, по существу, чужие в этом Интернационале.

— Но все-таки, несмотря на сложности взаимоотношений с другими политическими силами, о которых вы говорите, на трудность работы вообще в парламенте, вам все же удалось внести поправки в Закон об основной школе и гимназии, как-то отодвинуть этот пресловутый переход на эстонский язык обучения в 2007 году. Скажите, как работается вам, русскому депутату, в эстонской политической среде?

— А знаете, почему нам удалось внести эту поправку? Я согласен, это было важно, мы фактически исключили у себя латвийскую ситуацию в связи со школами, этот резкий, ничем не оправданный переход. Фракция нас поддержала.

Что же касается других, то сначала мы старались доказать: это нужно русским, живущим в Эстонии, их детям. Нас не понимали, пока мы не пошли другим путем. Мы сказали: да, вы можете закрыть русские школы. Но в результате вы потеряете и эстонские...

— Каким образом?

— Да возьмите хоть Северо-Восток... Представьте себе, что русские дети в массовом порядке придут в эстонские гимназии. Придется ведь к гимназическому курсу добавить еще по крайней мере пару лет, чтобы эти дети могли усвоить весь тот объем материала, который они до сих пор осваивали на русском языке. И представьте себе учителей, которые, выбиваясь из сил, будут втолковывать непонятное ребятам, для которых эстонский язык не является родным. А если в этом же классе, говорили мы эстонским депутатам, будет сидеть ваш сын? Он ведь будет скучать, бездействуя, напрасно теряя время половину урока, пока другие как-то усвоят предлагаемый материал. Полезно ли это? Целесообразно ли? Но избежать этого не удастся, потому что нельзя же вообще закрыть этим детям возможность обучаться в гимназии.

— Неужели такие доводы подействовали? И неужели непонятно, что иметь массу плохо образованных людей для Эстонии — не полезно?

— Представьте себе... Очень трудно объяснить другому человеку необходимость сделать так, а не иначе, если он не видит в этом чего-то, значимого лично для него. Или для его близких...

Расскажу вам совсем смешную историю... В году 99-м или 2000-м вдруг резко возросло количество краж цветных металлов. На Северо-Востоке это вообще приобрело характер эпидемии.

— Да, помню... Лифты останавливались, потому что с электродвигателей снимали цветную проволоку...

— А знаки на дорогах исчезали через час или два после того, как их ставили. Было и многое другое. Словом, урон наносился большой... Мы несколько раз предлагали законопроект, который резко ограничил бы возможности приема и скупки такого металла. Он не прошел в первый раз, не прошел и во второй. А на третий был вдруг принят. И знаете, почему?

— Почему же? Быть может, кто-то осознал вдруг наносимый ущерб?

— Просто у одного из депутатов, очень, я бы сказал, небедного человека, пропало энное количество кабеля из так называемого «лесного домика». Вот после этого возникла поддержка реформистов, их понимание необходимости такого закона, и он был принят.

— А ведь мы голосуем за кандидатов в депутаты не для того, чтобы они решали свои личные проблемы в парламенте. Или слова «общественные интересы» совсем уже не звучат?

— Судите сами... И в прежние годы, когда работал прошлый созыв парламента, и теперь много говорилось и говорится о том, что эпидемия СПИДа нарастает, что мы рискуем потерять молодежь. И это страшно, это трагедия... Но, судя по всему, никто всерьез не хочет заниматься этой проблемой. И, очевидно, так будет до тех пор, пока, не дай Бог, не возникнут проблемы, связанные со СПИДом или ВИЧ-инфицированными, у кого-нибудь из парламентариев. Я понимаю, что это звучит цинично, и очень хотел бы ошибиться. И все-таки...

Вот мы недавно с одним из журналистов обсуждали странный, быть может, вопрос...

— Какой?

— Почему депутаты, избранные на Северо-Востоке, столь активно работают против своего региона... Ну, например, они голосуют за такую редакцию законопроекта о родительской зарплате, которая матерей на Северо-Востоке фактически лишает значительной части денег. Нарва в этом году, скажем, недополучит 40-45 миллионов крон. А надо было всего-навсего при обсуждении этого вопроса согласиться со средней по Эстонии зарплатой, вернее исходить из нее. Но этого сделано не было.

— Не хотелось бы показаться наивной, но все же получается, что своим голосованием мы, что называется, подсаживаем депутата на «хлебное место», а он потом и думать перестает о нас, о наших нуждах. Может быть, этим и объясняется столь явное отторжение людей от выборов?

— Понимаете, тут все, в сущности, просто. Один проходит в парламент благодаря своим заслугам. Избиратели видят, что он постоянно работает, что он тесно связан с ними, добивается решения их проблем. Ему много денег в избирательной кампании не надо. То есть какие-то деньги для технического обеспечения выборов, конечно, должны быть. Но это очень скромные деньги... Люди его поддерживают именно потому, что своей работой он показывает: на него можно надеяться, ему можно верить. Меня как-то, то ли в шутку, то ли всерьез, упрекнули в том, что я будто бы начинаю следующую избирательную кампанию прямо с того дня, как избран. А я просто работаю...

А другой бросает на избирательную кампанию огромные средства. Он фактически покупает свое место в парламенте. И считает, что дальше ничего и никому не должен. Ну, может быть, тем спонсорам, которые наиболее заметно его субсидировали. Он будет лоббировать их интересы. А избиратели... Зачем о них думать? Он им ничего не должен. Он просто получает назад свое.

— Звучит достаточно цинично. И горько...

— Но я не могу не видеть того, что происходит вокруг. Эстония такая маленькая. Тут все знают всех. И очень многое решается, исходя из личных отношений, личных интересов.

— Да, известный журналист и писатель Рейн Вейдеманн, прежде один из активнейших деятелей Народного фронта, потом отошедший от политики, как-то сказал, что одна из главных бед Эстонии — корпоративность...

— Между прочим, и поэтому о русских, об их интересах тут думать не принято. Мы. знаете ли, не та корпорация...

В начале 90-х было сделано все или почти все, чтобы нас оттолкнуть от приватизации, не допустить к дележке государственного пирога. А позже появилась и другая проблема. Поскольку в Эстонии возникла, сформировалась когорта профессиональных политиков, та самая эстонская политическая элита, для которой пребывание у власти, пребывание в парламенте — средство для существования, то надо было не допустить туда русских. Что и было опять-таки сделано. Будь среди неэстонцев граждан Эстонии побольше, да если бы они голосовали активнее, с умом, эстонским фракциям в парламенте пришлось бы потесниться, а каких-то вообще бы не стало. Но и многие вопросы, очевидно, решались бы иначе.

— На этой неделе парламент принял решение отпустить цены на жилье для вынужденных квартиросъемщиков. Многие люди окажутся в тяжелейшем положении. Почему-то считается, что это, так сказать, не русская проблема, она касается, в основном, эстонцев. Но ведь это далеко не так...

— Конечно, не так. Мы делали все, чтобы не допустить этого бессовестного, несправедливого решения. Но... Наших голосов не хватило.

А знаете, в чем тут дело? Почему-то считается, что семьи, оказавшиеся в домах, возвращенных бывшим собственникам, — это, в основном, избиратели центристов. И, значит, для других партий политической ценности не представляют. А домовладельцы, с другой стороны, люди, в общем-то, небедные, могут своими средствами поддержать политиков, которые это решение протолкнули.

— А ведь можно было найти другое решение. Скажем, развивать программы строительства социального жилья...

— Ну, в это вкладывать деньги не хотят. Их ведь можно вложить во что-то другое, потратить с большим политическим эффектом. Я мог бы привести и другие примеры, подтверждающие те же подходы.

— А почему все-таки не получилось объединения русских депутатов, входящих в разные фракции? Ведь такая идея была...

— Я побывал в целом ряде объединений разного рода и убедился, что работать серьезно можно только с единомышленниками. Вот, скажем, было у нас Ида-Вирумааское объединение депутатов. Острейшие проблемы Северо-Востока известны, тут надо много работать. Но мы не могли найти общий язык даже с той же Нелли Каликовой, которая избрана, кстати, от того же региона. Она и другие эстонские депутаты не поддерживали ни одной нашей инициативы. И мы создали свое, альтернативное объединение «За решение проблем занятости и социальных вопросов Северо-Востока». Та же Каликова, очевидно, должна понимать, что и СПИД, и наркомания на Северо-Востоке — побочный продукт, следствие острейшей безработицы. Но создание проблемной комиссии по занятости она тем не менее не поддерживает. А ведь такая комиссия помогла бы разработать и заставить правительство принять Программу занятости для этого региона. Пока она откладывается и откладывается...

— Да, нам, избирателям, есть о чем подумать. Чтобы не быть дураками, простите за грубость...