Николай Кормашов: человек и художник

Нелли КУЗНЕЦОВА

К юбилею принято подводить итоги. Так уж повелось… Тем более в год, когда исполняется 75. Но выставка картин Николая Ивановича, хоть и была названа юбилейной, отнюдь не походила на подведение итогов.

Я бы даже сказала, наоборот… Все словно увидели какой-то новый этап. Недаром гости Николая Ивановича на открытии выставки, а это были известные в Эстонии художники, не менее известные искусствоведы и люди, близкие к искусству, к живописи, удивлялись, сколь много новых работ показал на этой выставке Николай Иванович. Как будто это новый всплеск творчества… Он и выставку свою назвал символически, даже, если хотите, полемически: «Мой дом — моя не крепость». Словно хотел сказать тем, кто думает, будто к 75 годам художник уже успокаивается, его тянет на покой, а муки и радости мира его уже не волнуют, что они ошибаются. Он по-прежнему открыт всем ветрам времени, по-прежнему на перекрестке дорог, событий, мнений, разговоров.

Впрочем, я, возможно, преувеличиваю, что-то додумываю за него. В самом деле, зачем ему с кем-то полемизировать, кому-то что-то доказывать. За него говорят его картины… Художник Валерий Смирнов, председатель Объединения русских художников Эстонии, замечательно сказал, что в течение более чем 40 лет Николай Иванович был одним из ведущих художников республики. Менялись времена, возникали новые имена и новые художественные течения, менялась мода на тех или иных художников, приливы зрительской любви сменялись разочарованием, равнодушием к кумирам, привлекавшим прежде внимание, а он, Николай Кормашов, все равно оставался на первых ролях. Как Пеэтер Улас в графике, так Николай Кормашов в живописи…

Сам он говорит, что в жизни человека обычно различаются три периода: детство, взрослость и старость. В детстве, в юности мы кажемся самим себе всесильными. Эдакие смелые, юные боги, которым все подвластно… И кажется, что сложностей мира не существует, что все и всегда легко преодолимо. Но со временем ощущения, взгляды, отношение к жизни, к миру меняются.

Художническая молодость, юность Кормашова была отдана увлечению урбанизмом. Резкие геометрические конструкции, острые углы архитектуры, торжество техники и технологии… Теперь он с улыбкой вспоминает, что тогда и не думал о пейзажах. Ему казалось, что это ниже достоинства настоящего, серьезного художника — рисовать деревья, цветочки, впадать в эдакую сентиментальность. И потребовались годы, чтобы понять: речь не просто о деревьях, кустиках и цветочках, речь о чем-то несравненно более сложном, важном, речь о взаимоотношениях человека с природой, с окружающим миром. И постепенно Земля, люди на ней, взаимоотношения между ними, дом человеческий в его конкретном и символическом выражении стали главной темой в его творчестве.

…В день открытия выставки с утра лил дождь, холодный пронзительный ветер валил с ног, ломал зонтики. И когда совершенно мокрая, исхлестанная дождевыми потоками я вошла в помещение галереи, теплое, светлое и уютное, картина на противоположной стороне, в которую сразу же уперся взгляд, словно заворожила. С нее струился солнечный свет… И сразу отступили дождь, непогода, какие-то рабочие огорчения, которые еще несколько минут назад казались важными. Уже потом, позже Николай Иванович, улыбнувшись, негромко сказал, что иной раз берет отчаянье. От этой осенней темноты, непогоды, каких-то житейских тягостей. И вдруг ловишь этот солнечный всплеск. Как луч надежды… И хочется передать это ощущение, это видение, это настроение. И если сумеешь воплотить все на полотне, чувствуешь себя сопричастным. Этому свету, этой нечаянной благодати природы, этой надежде. Николай Иванович замечательно сказал о той энергии, которую дает ему общение с бесконечным миром природы, энергии, которую мы так явственно ощущаем в его работах. Живопись Кормашова вообще очень светла, как-то по-молодому оптимистична. Быть может, это даже странно для 75-летнего человека. А может быть, как раз и не странно, если этот человек — Кормашов, для которого обретенная с годами мудрость, как мне кажется, именно и заключает этот свет, эту надежду.

Уже уходя с выставки, мы с Верой Станишевской, великолепной художницей, которой тоже очень свойственны тонкие переливы чувств и настроений и для которой тоже характерна эта радость жизни, снова оглянулись на картины Кормашова. И чуть брезгливо Вера сказала: «Что толку, если иной выбросит на полотно весь гной, накопившийся в душе. Он может заразить этим гноем, этой грязью другие души. И болезнь пойдет гулять, внося разрушения, смуту…»

А Май Левин, умный и тонкий знаток живописи, вообще искусства, сказала, что Кормашов уже более 40 лет остается ее любимым художником. По ее выражению, он родился с кистью в руке. В наше смутное, сложное время, когда все ломается, изменяется, такая живопись, как у Кормашова, быть может, несколько оттеснена новомодными изысками. Но мода приходит и уходит, а настоящая, умная, глубокая живопись, словом, то, что действительно хорошо, как говорит Май, остается. И ей можно верить. За многие годы она, истинный любитель и знаток, тонкий ценитель, к мнению которого, безусловно, прислушиваются все, не раз видела, как приходят и уходят художники, оставляя или не оставляя после себя то, что важно и нужно.

Вот удивительно… На многих, почти на всех картинах Кормашова — его дом в Печорах. Но картины совершенно разные. Каждый раз с трудом осознаешь, что это, в сущности, тот же дом. Всегда в картине — новая мысль, иное настроение, иной колорит. Это страшно увлекательно для художника, говорит Май, следовать за этими бесконечными изменениями в природе, стараться поймать момент, Миг.

Поразительно, но Кормашов в своих изобразительных средствах очень строг, даже аскетичен. Вот он берет чистую краску из тюбика, кладет ее на полотно. Смотрите, показала Май Левин на одну из картин, здесь много темного кобальта. У менее талантливого, менее умелого художника это выглядело бы отвратительно — скучно, тускло, банально. А Кормашов играет этой краской, он создает ощущение полноты, богатства красок.

Действительно, на его картины можно смотреть и смотреть. Они как будто очень просты, но есть в них некая таинственность, загадка. Как это делается? Как этого можно достичь? Вот здесь, например… Немножко темного фона, немножко лиловатых тонов — и возникает впечатление, что ты уловил эту изменчивую атмосферу, художник остановил для тебя момент в этой длинной череде стремительных изменений. Май говорит, что для этого надо абсолютно владеть кистями и красками. Под силу ли это многим?

И вот еще интересный взгляд художника на работы этого Мастера. Валерий Смирнов говорит, что Кормашов замечательно передает характер вещи, будь то стул, крынка, ведро или нечто другое, и что через всю жизнь он пронес это трепетное уважение к характеру вещи. И слушая его, я вспомнила, как знаменитый русский художник Фаворский говорил о другом известном мастере — Татлине, что «он любил материал, и материал открывал ему свои тайны». То же и у Кормашова, как мне кажется. Те, кому приходилось, скажем, слушать рассказы Кормашова в Русском музее о каких-то деталях печорского быта, о вещах, привезенных оттуда, наверное, поражались, как поражалась и я, насколько увлекательно он рассказывает о них, насколько много и подробно знает об их истории, их происхождении, о том, что значили они в жизни и культуре печерян. Вещи словно оживали в его рассказах, в его руках. То же и на картинах… И Смирнов недаром говорит, что, не будучи историческим живописцем, Кормашов тем не менее осуществляет в своих работах связь времен, соединяет прошлое с будущим. Ведь вещь, которую он создал на полотне, со всем тем, что он вложил в нее, его настроением, его духом, его умением, предстанет перед будущими поколениями не только как изделие ремесленника, некогда создавшего его своими руками, но и как творение художника, передавшего на полотне его характер, отпечаток времени, культуры, места.

Мы заспорили с художниками, русский ли мастер Николай Иванович Кормашов, русский ли по духу, по стилю, по манере творчества. Мне-то всегда казалось, что это истинно русский талант. Где еще можно увидеть, почувствовать такую мягкую лиричность, такую задумчивость, такую глубокую эмоциональность, взволнованность? И такую искренность. Без всяких формалистических вывертов… И Смирнов согласился, что «русский пласт Николай Иванович копнул глубоко». А Вера Станишевская возразила, что Кормашов не стал бы тем Кормашовым, которого мы знаем, если бы у него не было глубинной связи с Эстонией. И я поняла ее мысль. Ведь можно нарисовать на полотне или на листе бумаги таллиннские дома и улицы. Но это не будет настоящим Таллинном, потому что тот, кто не проникся его духом, не уловил его скрытое очарование, не почувствовал суть его своеобразия, не сможет передать все это в картине.

Быть может, Кормашов и есть то уникальное явление, тот не столь уж часто встречающийся феномен, который рождают две культуры, глядя друг на друга и соединяясь в какой-то момент талантливого прозрения и уважения друг к другу.

И, может быть, особенно важно, что такой художник работает именно сейчас, в наше сложное время, когда, по словам Владислава Станишевского, тоже талантливого мастера, но совсем другого, со своим собственным стилем, направленностью творчества, так вот, когда все дозволено и все доступно, но не хватает профессионализма, какой-то крепкой основы, молодые художники нередко теряют себя. Да, мир изменился, все изменилось вокруг и все продолжает меняться. Но должно быть что-то такое, на что можно опереться…

У самого Кормашова тоже бывали сложные времена, период, как выразился Станишевский, «поникших цветов», «сломанных цветочных головок». В начале 90-х многие, а художники, люди искусства, быть может, в первую очередь, пережили внутренний разлад, некий слом, спад творчества, растерянность перед надвигающимися обстоятельствами. Но Николай Иванович эти сложности преодолеть сумел. И как человек, и как художник… И нынешняя выставка еще раз подтверждает это. Недаром в его работах появилась эта молодая энергия, то, что Май Левин назвала «бравурностью», и лилии на картине снова гордо тянут свои головки вверх.

Что можно к этому добавить? Открытие юбилейной выставки Николая Ивановича Кормашова в галерее «Артлайн» в немалой степени подвигнуто Объединением русских художников в Эстонии и его председателем Валерием Александровичем Смирновым. Он говорит, что в этой галерее, возможно, будут организованы и выставки других наших художников, благо как будто найден общий язык и взаимопонимание с создателем галереи, ее владельцем Майтом Лайдмаа, спасибо ему, он делает хорошее дело.

Валерий Смирнов, кстати, и раньше говорил, что смотрит на это объединение как на группу передвижников, как на труд передвижников, считая, что русских художников в Эстонии надо не только поддерживать, но и, как он выразился, возвеличивать, давая возможность талантам показать себя, окрепнуть или, по его собственному выражению, взойти. И, может быть, нынешняя выставка положит начало другим, что действительно очень важно. Во всяком случае хочется на это надеяться.

P.S.Выставка картин Николая Ивановича Кормашова открыта в галерее «Артлайн» (Койдула, 11) до 1 декабря, со вторника по пятницу с 12.00 до 18.00, в субботу — с 12.00 до 16.00.