"Молодежь Эстонии" | 08.10.04 | Обратно
Русские вузы в Европейской Эстонии
Александр ЛУКЬЯНОВ,
профессор Силламяэского института экономики и управления, доктор экономических наук
При встрече с непривычным пока словосочетанием «Европейская Эстония» (по аналогии с «Советской Эстонией»), наверно, еще мало кого сразу охватывает чувство гордости за страну и уверенности в своем положении. Скорее, наоборот — многие по-прежнему продолжают жить в ожидании возможных перемен в разных сферах, ищут определенности в ответах о будущем.
Один из таких общих для всей русской общины вопросов — образование на русском языке, и в частности, в вузах. Что будет в перспективе с ним и с ними в ЕС? Какие новые факторы станут оказывать влияние? О судьбе небольших частных вузов Эстонии с русским языком обучения в свете последних изменений в законодательстве о высшей школе речь уже шла на страницах «Молодежки». Ответ о будущем других тесно связан с вопросом о развитии всей системы высшего образования в нашей стране, которая все чаще и не без оснований подвергается критике. Возможные очередные преобразования в ней могут существенно повлиять на положение всех частных вузов. Как начало подготовки (сигнал) к ним общественности можно рассматривать статью руководителя Центра аккредитации высшего образования Тийта Лаасберга «Перегрев в системе» («МЭ», 21.09.2004). «Охлаждать» ее предлагается ужесточением требований к качеству образования и его аккредитации, сокращением числа дублирующих программ и другими административными методами. Как и в пользу кого это будет сделано — выводы сделать нетрудно. На такие изменяющиеся факторы внешней среды вузов следует обратить внимание. Они не противоречат директивам ЕС. Жаль, что такой прекрасный специалист в области высшего образования, как Т. Лаасберг, не обратил одновременно внимание на общие недостатки самой системы нашего высшего образования и пути ее совершенствования. Часть из них стала одной из причин споров между университетами Таллинна и Тарту. Речь идет прежде всего о перекосах в подготовке специалистов, явном крене в сторону академического образования. По большому счету — это тоже вопрос его качества и эффективности для страны. И он, без сомнения, будет устраняться.
Сложившееся положение объясняется прежде всего принятой концепцией высшего образования, закрепленной законодательно. По критерию соответствия потребностям практики ее трудно назвать достаточно обоснованной. Нашу систему высшего образования как будто специально создавали для того, чтобы непрерывно совершенствовать и использовать в политических целях. В сложившемся виде она получилась скорее «тартуцентристской», т.е. построенной по опыту работы, представлениям и в интересах университетского образования с хорошо развитыми научными традициями. Отсюда — перекос в сторону академического подхода, «конвейерный» выпуск «полуакадемиков» — бакалавров с 3-летней подготовкой, не имеющих на выходе из вуза достаточных знаний и умений для практической работы. С такой достаточно жесткой оценкой пригодности к реальной жизни первой ступени академического образования в наших университетах, высказываемой в печати работающими в них профессорами, можно согласиться.
Если мы хотим действительно, а не из романтических или каких иных побуждений добиться эффективности системы 3+2, программы подготовки бакалавров в университетах должны быть приближены к прикладным программам, а в последних доля практических занятий несколько снижена (например, с 30% до 20%) в пользу усиления теоретической подготовки. Может быть, пора также задуматься, а правильно ли вообще ее устанавливать одинаковой для различных профессий? Звание бакалавра в таком случае следовало бы присваивать и всем заканчивающим программы прикладного обучения, т.е. и выпускникам прикладных вузов, или совсем отказаться от его использования. Сегодня оно стало как бы дополнительной рекламой незаконченного академического (университетского) образования, в то время как прикладное образование несет с собой такую завершенность.
В связи со сказанным хотелось бы обратить внимание читателя на само понятие «университет», которое приобрело сейчас несколько иной смысл, чем тот, что первоначально вкладывался в него. Попытайтесь ответить на вопрос, чем должна отличаться подготовка, например, врача (или экономиста) в медицинском (экономическом) институте и в университете, если требования к их квалификации одинаковые? Ничем. Оба должны быть прежде всего хорошими специалистами, из которых в дальнейшем можно отбирать способных к научной работе, т.е. будущих «академиков». Это логичная, понятная и опробованная годами схема. Сейчас она перевернута с ног на голову. А если университет готовит врачей — это прикладное или академическое учебное заведение? Или универсальное? Университет — это прежде всего учебное заведение, где подготовка специалистов с высшим образованием идет по различным направлениям и специальностям. Институт — это учебное заведение, специализирующееся на подготовке определенных специалистов. Все остальное — профиль вуза, широта подготовки специалистов, сроки и программы обучения, доля научных и исследовательских работ, научные школы и направления и т.д. — лишь дополнения к данной основе, определяемые традициями, масштабами страны, финансовыми ресурсами, целесообразностью, образовательной политикой и т.д. Для условий Эстонии наилучшим вариантом для университетов является еще большее сочетание прикладного и академического (теоретического) образования. По содержанию ряда программ обучения (например, для бакалавра по управлению бизнесом) оно в значительной мере уже является таким, хотя формально провозглашается иное. По темпам изменений в структуре занятости населения несложно подсчитать, что «академиков» в стране и через 5 лет потребуется не более 20%. С их отбором вполне справятся магистратура и докторантура.
В системе образования, отвечающей потребностям практики, у каждого из видов образовательных учреждений может и должно быть свое место. По хорошему счету, в ней не должно бы быть ни пасынков, ни привилегированных по любым критериям. Соизмеримым должно быть и качество подготовки в них специалистов. И поддержание здоровой конкуренции между ними пошло бы только на пользу всем. Сегодня это далеко не так, и рынок образовательных услуг все более регулируется административными методами. Последние (апрель 2004 г.) изменения в законодательстве о высшем образовании, как уже отмечалось в печати, дают для этого еще больше возможностей. По существу, об их использовании и идет речь в статье Т. Лаасберга.
Вузы с русским языком обучения сегодня в основном являются прикладными, т.е. они в большей мере, чем университеты, ориентируются на необходимые для страны потребности, на практику. В этом их сегодня при прочих равных условиях определенное конкурентное преимущество. При качественной подготовке (а оно улучшилось в последнее время) их выпускники в «стартовом» положении на рынке труда как специалисты в целом также имеют некоторые преимущества перед «полуакадемиками». Разумеется, из-за различий в личных качествах и способностях людей в каждом отдельном случае эта закономерность не обязательно наблюдается. Такие преимущества наших выпускников с пользой для Эстонии могли бы быть усилены, если бы Министерство просвещения и науки в реализации программ интеграции некоренного населения в эстонское общество рассматривало вузы с русским языком обучения как свои опорные точки, как центры реальной интеграции. В совокупности со школами это могло бы быть мощным стержнем интеграционных программ. Сейчас этого нет, и все держится прежде всего на инициативе самих вузов, программы обучения которых содержат немалое количество часов для изучения эстонского языка, истории и культуры Эстонии. Но для частных вузов, кроме всего прочего, сегодня это и немалые дополнительные затраты, снижающие их общую конкурентоспособность как вузов и возможности развития. Например, если мы хотим идти в ногу со временем и обновлять хотя бы раз в 2 года учебники по эстонскому языку, то для более чем 200 первокурсников, поступающих ежегодно в Силламяэский институт экономики и управления, только сумма на покупку учебников составит порядка 40 000 крон. При соответствующих запросах Министерство просвещения и науки чаще всего рекомендует нам обращаться не к ним, а в Фонд интеграции, но у него несколько иные приоритеты или принципы распределения ресурсов, По крайней мере, были до сих пор.
И еще одно размышление. Если университет — это прежде всего совокупность различных факультетов (сейчас институтов), почему бы не поставить вопрос о Русском университете в другой плоскости, а именно — как о прикладном университете с прикладными программами обучения, объединяющем несколько действующих вузов? Одной из имеющихся предоснов для такого шага является объединение четырех прикладных вузов «Балтикум». Идти от него к прикладному университету при соответствующей поддержке со стороны Министерства просвещения и науки (объективно оно должно быть заинтересовано в ускорении такого процесса), а также законодателей было бы сегодня проще. Вопрос о магистратуре в нем можно было бы решить позднее. Хотелось бы, чтобы читатели высказали свое мнение и о такой возможности, правда, пока маловероятной. Вузы с русским языком обучения сегодня являются важной составляющей в системе высшего образования в Эстонии, выполняющей не только образовательные и воспитательные, но и многие другие функции: социальные, политические, интеграционные и т.д. Тысячи их выпускников работают на благо страны, увеличивая ее богатство и конкурентоспособность в мире. Понимание этого уже есть в Эстонии, в том числе на самых высоких уровнях. Но дальнейшая судьба вузов по-прежнему зависит прежде всего от нас самих, от наших общих шагов и активности. Вступление в ЕС и декларации о правах национальных меньшинств не решают наших проблем автоматически и не дают дополнительных ресурсов для развития.
|