Наши взрослые дети: как их учить?

В Социально-Гуманитарном институте на этой неделе прошел большой семинар для преподавателей русских вузов, посвященный вопросам современных инноваций в педагогике высшей школы. Его вела Татьяна Светенко, профессор Псковского государственного университета, профессор Сургутского университета, руководитель Всероссийского и Псковского центров образовательных технологий. Сегодня Татьяна Владимировна СВЕТЕНКО — гость «Соотечественника». Вместе с профессором Социально-Гуманитарного института Владимиром ПАРОЛЕМ и обозревателем Нелли КУЗНЕЦОВОЙ они ведут разговор о проблемах образования, о том, что происходит в этой важнейшей для нас области.

— До сих пор всегда говорили о высоком уровне и качестве российского образования. Известен пример, когда в США была создана специальная комиссия, которая должна была выяснить, за счет чего Советский Союз так вырвался вперед в освоении космоса, выведя на орбиту первый в истории человечества спутник. Комиссия и выяснила, что все дело в образовании, именно оно заложило основу, дало толчок этим достижениям. А сейчас говорят о грядущих реформах в образовании, которые вице-премьер Жуков назвал в ряду непопулярных. Для нас, живущих за рубежом России, все эти изменения отнюдь не безразличны. И потому, что некоторые наши выпускники хотят получить высшее образование в России, и потому что она, Россия, была и остается в определенном смысле примером, базой, если хотите, для развития русского образования здесь.

Все мы понимаем, что время диктует необходимость перемен, тем более, что речь идет об едином образовательном европейском пространстве, и все-таки... Нет ли здесь оснований для тревоги? Ломать всегда легче, чем строить. Но что именно хотят построить? Не потеряется ли во всех этих переменах то лучшее, что всегда отличало российскую систему образования?

Т.Светенко: — Потерять может только глупый, недальновидный человек. Образование, я говорю о системе без корней, без традиций ни в одной стране мира не имеет и не может иметь перспектив на развитие в будущем.

Российскую систему образования, российские традиции образования, которые во многом являлись эталоном в мире, в первую очередь, всегда отличали фундаментальность, академичность, широта. Но в окружающем мире сейчас многое меняется. И у нас все чаще стали говорить, что система, чересчур акцентированная на теоретические, главным образом, знания, в какой-то момент может стать или становится неповоротливой, не очень мобильной, гибкой для того, чтобы быстро реагировать на требования практической жизни, изменения, происходящие на рынке труда.

Вот вам пример... Наши школьники всегда занимали призовые места на всех европейских олимпиадах, когда требовалось применить, проверить объем знаний. Тут нам действительно равных не было. Но там, где вопросы касались непосредственного использования знаний на практике, перехода к применению этих знаний на творческом уровне, наши ребята стали несколько тускнеть.

Дело, конечно, не в призовых местах. Все гораздо серьезнее. Мы стали понимать, что в нашу систему образования надо внести, добавить практическую составляющую.

— Так просто? Но ведь об этом говорили всегда...

— Ну, не так просто, как я сейчас для краткости говорю. Была выработана национальная доктрина образования. Затем была прописана стратегия процесса модернизации российского образования. А год-полтора назад в Кремлевском Дворце съездов собрались делегации деятелей науки, образования из всех регионов России. Это был по сути своеобразный съезд работников образования. Мы обсудили там эту доктрину. Потом, позднее была утверждена и стратегия модернизации образования. В ней, кстати, особенно подчеркивалось, что все фундаментальные, базовые основы нашего образования должны быть сохранены. Но надо было делать существенный шаг вперед.

Не могу не сказать, что призывы к реформированию образования пошли не сверху, как это часто бывает, а именно снизу, от педагогов, от общественности. В России возникло интересное, уникальное даже, я бы сказала, движение — стали создаваться инновационно-образовательные учреждения. Это касалось и высшей, и средней школы. Причем средняя школа была даже наиболее активной.

— Но ведь уровень знаний у молодежи все же падает. Вузовские преподаватели говорят об этом все с большей тревогой.

В.Пароль: — Я скажу даже более жестко. В последние годы состав абитуриентов, как мы видим, настолько слаб, что волосы порой встают дыбом.

Я помню ситуацию, когда мы уже сталкивались с падением уровня знаний у выпускников. Это было в 70-е годы прошлого столетия, когда вводилось всеобщее среднее образование. Тогда возникло нечто вроде кризиса высшей школы. Сейчас, я думаю, ситуация даже более серьезна. Мы сталкиваемся с вопиющей безграмотностью, подчас с элементарным незнанием математики. Я уж не говорю о самостоятельном, о творческом мышлении, которого зачастую просто нет. Но ведь высшая школа базируется не только на традиционных знаниях, вынесенных из школы. Если в высшей школе не будет современного знания, рожденного прогрессом науки, техники, не будет творческого мышления, она может просто не состояться.

Мы действительно потеряли в базовом, среднем образовании. Но еще хуже то, что мы теряем творческое начало студента.

Пожалуй, единственное продвижение в средней школе, о котором можно говорить, это обучение языкам — эстонскому, английскому и т.д.

Т.Светенко: — Но зато, увы, теряется русский...

В.Пароль: — В эстонских школах, как я слышал, тоже проблемы с родным языком. Компьютеризация, интернетизация, конечно, облегчают получение знаний, но одновременно уменьшают самостоятельные усилия.

Т.Светенко: — Два года назад наши специалисты пришли к выводу, что в начальной школе не закладываются основы счета, грамотного письма, вдумчивого чтения. Видимо, переход на трехлетнее обучение в начальной школе, введение чрезвычайно сложных систем развивающего обучения не были в начальной школе достаточно продуманы. Точно так же, как и проведение некоторых других экспериментов в школе, последствия которых не были просчитаны, определены.

Решено было вернуться к тому, что было раньше, к 4-летней начальной школе, здесь все-таки закладываются основы, в том числе и креативного мышления, о чем говорит профессор Пароль.

Беда еще и в том, что в школы приходит сейчас много нездоровых или не совсем здоровых детей. Приходится открывать классы компенсирующего обучения. Но нездоровое поколение — это, мы считаем, национальная катастрофа.

— У нас в Эстонии действует единый государственный экзамен. Это ведь нововведение последних лет. В России, насколько мы знаем, по этому поводу идут немалые споры.

Т.Светенко: — Да, споры идут. Но мы в Псковском регионе поддерживаем это нововведение. Мы, кстати, в этом плане учились на примере Эстонии — школ Нарвы, Силламяэ, Кохтла-Ярве. И не просто учились. Мы оценили все плюсы и минусы, все сильные и слабые стороны этого нововведения. Надо отдать должное работникам этих школ: от нас не скрыли ничего, показали все, начиная с вопросов организации единого государственного экзамена и кончая контрольно-измерительными материалами. Это был, на наш взгляд, замечательный пример межрегионального сотрудничества. Благодаря этому сотрудничеству, которое продолжалось три года, мы смогли детально продумать предстоящую нам работу. И теперь вот уже третий год Псковская область держит первое место во Всероссийском рейтинге по качеству образования.

И хотя, вы правы, в России немало споров по поводу единого государственного экзамена, наш Псковский регион выступает «за». Мы видим тут многие преимущества, мы накопили немалый опыт, и к нам теперь за этим опытом ездят представители многих регионов России, включая Санкт-Петербург. Мы проводим для них обучающие семинары, которые мы подготовили, имея контакты, партнерские отношения с Эстонией, в том числе русскоязычной Эстонией. Они помогли нам обойти те ямы, куда мы могли бы свалиться.

В.Пароль: — Моя реплика будет очень проста. У нас самих тоже есть сомнения. И главное из них: вузы фактически лишились выбора. Раньше ведь были собеседования, какие-то встречи с абитуриентами, когда преподаватели вуза могли присмотреться к будущему или возможному студенту. А теперь просто приносят сертификаты...

Но, как известно, великий Эйнштейн был в средней школе середнячком. Как бы нам за всей этой новой системой, сертификатами и т.д. не упустить таких середнячков. Это было бы большой потерей не только для вуза, но и для общества в целом.

— А помнится, было время, когда большие вузы искали и находили одаренных ребят, заранее готовили их к учебе в вузе, к исследовательской, творческой работе.

Т.Светенко: — Вспоминаю интервью декана факультета журналистики МГИМО, которое мне довелось прочитать в одной из российских газет: «До чего мне надоели эти глупые глаза наших абитуриентов, где нет ни искорки творческой мысли, собственного мышления, какого-то просветленного взгляда. Натасканные репетиторами выпускники, у которых от зубов отскакивает материал, половину содержания которого они не понимают...»

Да, так уж получилось, что с годами наше образование стало ориентироваться на среднестатистического ученика, мы как-то вдруг забыли о том, что в классе есть и сильные, и средние, и слабые ученики. Мы работали на среднего, приравнивая к нему других, и теряли таланты, теряли творчество и непохожесть, теряли нечто иное, чем среднестатистический ученик. И в то же время не обращали внимания на того, кому трудно, у кого есть проблемы или у кого сказывается, быть может, элементарная педагогическая запущенность. Хотя, быть может, достаточно подать ему руку помощи, поддержать его, и он выйдет из этой опасной зоны.

Одно из направлений модернизации образования, о которой мы сегодня говорим, как раз и предусматривает усиление внимания к индивидуальности ученика, к личности, применение разнообразных креативных, то есть самостоятельных, активных, творческих форм работы учащихся и с учащимися. И в школе, и в вузе...

Самое дорогое, что сегодня особенно котируется на рынке труда, — это интеллект. И не просто интеллект на уровне воспроизводства знаний, а тот интеллект, который создает новый продукт.

— А что вы, Татьяна Владимировна, привезли на тот вузовский семинар, с которого мы начали сегодня наш разговор? Что именно хотели донести до преподавателей?

Т.Светенко: — Я привезла те методики, те педагогические технологии, которые позволяют постоянно выходить со студентами на этот самый новый продукт. Они являются инструментом, с помощью которого можно организовать учебную деятельность так, чтобы студент понял: только обучаясь всю жизнь, до самых последних дней, и создавая нечто новое, он может преобразовать не только свою частную жизнь, что, конечно, важно, но и преобразовать мир, в котором он живет. И это, быть может, еще важнее.

Я добиваюсь того, чтобы этот инструментарий работал, принося пользу обществу.

В.Пароль: — Есть триединая формула, триединая цепочка: преподаватель, учебник, студент... Но можно, пользуясь методиками, новым инструментарием, поменять местами компоненты в этой формуле: студент, информационная база, преподаватель. И заметьте, преподаватель тут становится дирижером.

— Всего-то? А как же великие педагоги, которые оставляли глубокий след в душах своих учеников? Они больше не нужны? Не нужны их таланты, их мучительные поиски, их блистательные находки? А их уникальный опыт? Вместо всего этого теперь — технологии?

Т.Светенко: — Сегодня стать мастером педагогического труда очень сложно. Надо долго жить и работать, набивать себе шишки, продираться с болью, со слезами, с кровью. Через ошибки, провалы. А те технологии, которые я предлагаю, позволяют молодому педагогу высшей или средней школы быстро стать профессионалом. Тем, собственно, они и хороши...

Это, по существу, выработка навыка. Но внутри этого навыка, если можно так выразиться, между определенными вехами, заданиями, теми или иными шагами и должны проявляться особенности, талант, уникальность того или иного педагога.

Я не раз говорила своим слушателям: мало овладеть этими технологиями. Главная составляющая профессионализма — ценностная основа, нравственный выбор, нравственный облик, если хотите, учителя. Можно использовать новейшие интенсивные техники, но если ты не соблюдаешь нравственных правил, которые их обеспечивают, ты не придешь к результату, который ожидаешь.

Я бы особенно подчеркнула: высокие технологии в образовании точно так же, как и в технике, без соблюдения моральных норм, сдерживающих рамок, правил чрезвычайно опасны. Они могут привести к манипулированию человеком, человеческим сознанием. И сам человек, который имеет доступ к таким тончайшим, высочайшим техникам, тоже опасен, если он не является носителем нравственных ценностей.

В.Пароль: — Это как раз то, что было показано великим Роммом в его знаменитом фильме «Обыкновенный фашизм». В истории это было, но и сегодня это актуальная тема, о которой нельзя забывать...