Мы стали католиками?

Опрос, проведенный фирмой социологических исследований EMOR, дал удивительный результат: оказывается, самой влиятельной фигурой последнего столетия, по мнению жителей Эстонии, является покойный папа Иоанн Павел II. Этот феномен аналитики связывают все же не с массовым изменением мировоззрения людей, а с актуальностью кончины главы католической церкви и тем, как ее отразили средства массовой информации.

Значительно глубже социальных аналитиков в проблему заглянул писатель Тыну Ыннепалу. Своими мыслями он поделился с читателями Eesti Päevaleht, озаглавив их «Вера и жизнь».

Почивший папа не напрасно начинал актером, замечает писатель. Свой уход из жизни он поставил как грандиозный и трогательный спектакль с массовыми сценами и публичными слезами, после которых трудно поверить в утверждения о дехристианизации Европы, ее отход от Церкви и ее учения.

По мнению писателя, спектакль папского ухода оказался столь впечатляющим потому, что указал на тот духовный вакуум, который как бы собственной силой втянул в себя растроганные народные массы. Чтобы потом снова тихо стать пустотой…

Кого сегодня еще интересует недельной давности событие?.. Гениальность почившего папы заключалась в том, что он умел в современном постхристианском обществе указать на образовавшиеся пустоты и темы, которые тяготят людей тем больше, чем меньше о них говорится публично. Своим уходом он продемонстрировал публике болезнь, физические страдания, агонию и смерть.

Столетиями, до побед медицины, эти темные сферы входили в компетенцию церкви и веры. Человек был беспомощен перед физическими страданиями. Единственным лекарством от них было духовное: примирение с конечностью существования, вера в очистительную силу страдания и вечную жизнь. К одру умирающего звали не врача, а пастора; никому в голову не приходило отправлять умирающего родственника в госпитальный приют. В госпиталях тогда умирали единицы — отверженные, бродяги и сироты.

И даже победы медицины, помогающие облегчить физические страдания, не способны одолеть смерть, а могут лишь отодвинуть ее приход. Бесспорным результатом медицинского прогресса стало то, что болезнь, страдания и смерть оказались изолированными от общества, замкнутыми в стены специальных учреждений.

Явив публике свой физический упадок, агонию и смерть, папа в определенном смысле напомнил всем, как умирали прежде в до мозга костей христианской Европе. Тогда умирание было публичным, его не скрывали от детей; умирали на глазах семьи, родственников, соседей. Скорбящие читали отходные молитвы. В день похорон траурное шествие, молясь, двигалось через деревню или город к кладбищу; зеваки снимали шляпы, старушки пользовались случаем еще раз перебрать подробности жизненного пути покойного…

Пустые церкви Европы

Те публичные церковно-театрализованные похороны напоминали живым об их смертности (о чем современный человек общества благоденствия слышать не желает), помогали с этим смириться (что с огромным трудом дается современному человеку). Публичный траур есть отчасти и траур по конечности собственного бытия.

Поэтому-то редкая возможность публично и коллективно кого-то оплакать вызывает столь неожиданные проявления чувств. Кого бы ни оплакивали — старца-главу церкви или молодую принцессу Уэльсскую. Скорбь, в иное время втиснутая в стены приватности и соответствующих учреждений, находит-таки в них трещину, чтобы вырваться наружу и выразить себя.

Означает ли это, что после, когда эмоции улягутся, произойдут перемены в будничной жизни? Станут ли европейцы после веро-
вдохновенных проводов преемника апостола Петра более верующими, более религиозными?

Отвечая на эти вопросы, Ыннепалу отмечает удивительный парадокс понтификата Иоанна-Павла II. Папа сумел привлечь к себе невообразимые массы пожилых и молодых людей, но при этом церкви Европы оставались пустыми…

Пустуют они не только без верующих, но и без пастырей. Престарелые священнослужители уходят в мир иной, молодых служителей церкви остается все меньше и меньше.

Европа только внешне остается христианским континентом. Шпили кирх и купола церквей здесь высятся на каждом десятом километре. Но по большей части под этими шпилями и куполами царит холодная и пустая тишина. Эти исторические полумертвые места напоминают могилы. Колокол звонит, но бьет в него не румяный монах или церковный служка, а механизм, установленный для отсчета времени.

Любили певца, а не песни

Что же касается религиозного возрождения в Европе (аналогично исламскому, которое очевидно), то говорить о нем следует с известной осторожностью.

Европеец становится все менее верующим, но все более доверчивым. Любое новое «духовное» учение в Европе быстро находит последователей. Папа или далай-лама – какая разница, главное, чтобы будил эмоции, чтобы зажигал. «МЭ»