"МЭ Среда" | 28.12.05 | Обратно

Такой человек «немодный»

Любовь СЕМЕНОВА

Фото Александра ГУЖОВА

Московский композитор Алексей Черный оказался довольно сложным собеседником, достаточно резко отстаивающим свою точку зрения. А у меня совершенно не было желания банально вопрошать о том, как становятся композиторами и что для этого нужно. Видимо, именно по этой причине общение наше не ладилось с самого начала, и в какой-то момент я с ужасом подумала, что интервью обречено...

Заслуженный деятель искусств России композитор Алексей (Леша) Черный является автором таких популярных в свое время песен, как «Чуть-чуть не считается», «Разноцветные моря», «Ты скажи, скажи мне, вишня», «Цирк зажигает огни», «Небо над Рязанью – как над всей Россией...», «Радуга нас соединит» и еще многих, исполнявшихся Кобзоном, Пугачевой, Толкуновой, Гуляевым, Камбуровой, Серебренниковым и другими знаменитыми певцами.

В его активе — несколько мюзиклов (причем Алексей Черный считается едва ли не первопроходцем в этом жанре в России) и музыка почти к ста спектаклям.

После двадцатилетнего перерыва А.Черный всего на неделю приехал в Таллинн, который до сих пор остается для него тем своеобразным уголком свободомыслия, куда много лет назад можно было наведаться за глотком «свежего воздуха».

Наверное, именно это обстоятельство подвигло меня на попытку объяснить московскому гостю, что «кое-какие» моменты жизни в современной Эстонии претерпели существенные изменения, в том числе отношение к русским, однако мое стремление втянуть москвича в дискуссию по «национальному вопросу» с треском провалилось.

— Знаете, Любочка, я считаю, что эстонцы имеют право на какие-то льготы для себя, особенно теперь, когда Эстония стала независимой. И осуждать их за это не стоит.

— То есть вы абсолютно толерантный человек?

— Я вам скажу, что этот вопрос меня абсолютно не интересует и квалифицированно, всеобъемлюще ответить на него я не смогу. Мне кажется, что народы не бывают хорошие и нехорошие, бывают плохие и хорошие люди. Вот если вы меня спросите про конкретных людей, а не про дружбу между народами, я вам расскажу.

— Значит, есть все-таки люди, которые вам симпатичны и не симпатичны?

— Не по этому признаку, не по национальному.

— Вы не из тех людей, которые любят вообще все человечество?

— Знаете, это Евгений Евтушенко (с которым меня, кстати, связывают очень теплые отношения) может написать «мое человечество». А я не понимаю про человечество, я понимаю про человека.

— Вы известный композитор, но ваша «традиционная советская» музыка не для современного потребителя музыкальной продукции, ибо то, что было популярно в советское время, сейчас многим кажется архаичным. Жизнь изменилась. Как вы относитесь к этим изменениям?

— Я не вписываюсь в это. Но я никогда и не замыкался только на песенной музыке. Уже очень долгие годы я занимаюсь сочинением театральной музыки, поэтому и те мои работы, которые нравятся мне больше остальных, связаны с театром. Они наверняка более изящны. А для меня очень важно самовыражение.

Так, например, было, когда я писал музыку к спектаклю «Мастер и Маргарита» по пьесе Павла Грушко «Было или не было», который шел в два вечера (это было лет семь или восемь назад), и где автор каким-то мистическим образом сумел зарифмовать булгаковские слова: в каждой сцене — определенный набор слов. Представляете, такой многослойный роман уместить в стихотворную пьесу! Почти невероятно.

И мне, извините за нескромность, кажется, удалось передать своей музыкой всю эту московскую жизнь, которая в романе, наверное, занимает большую часть. И такая странная пьеса получилась, то ли опера, то ли не опера. Но мне понравилось над ней работать, мне это было интересно. И таких вещей у меня достаточно.

— Мы здесь, в нашей европейской «провинции», уже далеки от России и Москвы, и поэтому мне очень сложно определить ваше положение на том пространстве. Как бы вы сами его определили?

— Если вас интересует быт, то я даже и говорить на эту тему не хочу. Он ужасен. По существу ужасен. Я думаю так, что я скорее могу понять быт Таллинна, эту атмосферу. Я понимаю, по каким законам это устроено и почему живо.

А в России... Я вообще не понимаю, почему там, например, еще ходят автобусы, работает почта. Оно все вообще должно загнуться по законам логики. И в этом смысле я совершенно несчастный человек, потому что понимаю, что живу в пространстве, которое для меня совершенно непригодно.

— Эмигрировать не пытались?

— Нет, не хочу. Категорически не хочу.

— А что же вас тогда привязывает к России?

— Я скажу так: я очень люблю эту страну и очень не люблю это государство.

Я в принципе люблю свой дом, который расположен на станции метро «Войковская», я люблю кладбище, на котором похоронены мои родители. Я люблю какие-то традиции существующие. Но я ненавижу то, что мне мешает это любить, мешает жить так, как я это понимаю. Я слушаю наших политических деятелей по телевизору, которые говорят все абсолютно правильно, и я под каждым их словом могу подписаться. А потом они поворачиваются, идут и делают ровно наоборот. Я не могу с этим смириться. Мне тяжело.

Это то, что касается быта, государства, моего существования в этом государстве и так далее.

А что касается творчества, то когда я был молодым человеком, рядом со мной работали потрясающие люди, и я должен был конкурировать, вы извините меня еще раз за нескромность, с Шостаковичем, Хачатуряном, Колмановским, Богословским, Соловьевым-Седым, Андреем Петровым. Понимаете, о чем я говорю? Какого класса это композиторы. Высочайшего класса! Гении!

А сейчас, когда я постарел, я вынужден конкурировать с Игорем Крутым, с каким-то там Матвиенко, с полуграмотными людьми, которые книг не читают, музыку не слушают. Они составляют какую-то тусовку, а я не хочу быть частью этой тусовки.

И я не хочу быть модным, мне не нравится эта мода. Я считаю убожеством то, что передают по телевизору. Потому что модно – это миг, а современно – это вечность.

— Кроме «композиторства» чем-то еще вам приходилось заниматься в жизни?

— Мои родители были великолепными музыкантами, и я рос весь в музыке, учился в музыкальном училище, потом в ГИТИСе на режиссерском факультете по специальности «режиссер музыкального театра». По окончании защитил диплом и работал композитором. Вот именно тогда я был известным композитором и у меня было все нормально и с карьерой, и с заработком.

Потом я был музыкальным руководителем разных театров, немножко работал режиссером. Был даже радиожурналистом. Я искал любую возможность для того, чтобы реализовать, выразить себя. Но мне всегда чего-то не хватало, поэтому я еще был действующим пианистом в Москонцерте. Я аккомпанировал очень многим известным артистам, вокальным квартетам, таким, например, как «Аккорд», «Улыбка», «Советская песня».

Я аккомпанировал знаменитому, хоть и очень короткое время, артисту Валерию Чемоданову, получившему первую премию на Всесоюзном конкурсе артистов эстрады, где Пугачева стала третьей.

Я немножко аккомпанировал Иосифу Кобзону, но с ним меня больше связывает цепочка «автор — исполнитель».

Я был директором-художественным руководителем Большого концертного зала Академии наук, который сам построил и возглавлял в течение четырех лет. А когда понял, что мне не дадут сделать того, что я хочу сделать, я написал заявление и ушел.

— Вы не борец по натуре?

— Борец. Но я должен твердо понимать мотив, ради чего мне это делать. Когда я не понимаю, я разворачиваюсь и ухожу. Это касается, между прочим, и взаимоотношений с людьми.

— Иногда не вредно бывает двинуть кому-то в челюсть.

— Не вредно. Но считайте это моим недостатком.

— Вы пытаетесь пропагандировать либерализм и демократию?

— Нет, не пытаюсь. Вот вы обязательно хотите обозвать то, что я пытаюсь сделать, каким-нибудь одним словом. Не получится у вас. Я не помещусь в рамочки нарисованные, у меня будет торчать рука, нога, мы с вами не договоримся точно. Это вопрос очень спорный и на самом деле дискуссионный.

— А желания пойти в политику не появлялось?

— Упаси Бог. Мои приязни, смею надеяться, более изящны.

Я и на выборы не хожу, потому что не люблю голосовать, когда априори знаю, что от этого ничего не зависит, так как без меня все уже решили и выбрали. Я вполне земной человек.

Я уверен абсолютно, что политика — это бизнес, которым люди цинично занимаются. Я этим не занимаюсь. Я туда не хочу. Даже если бы мне предложили сейчас самый высокий пост, я бы точно отказался. Абсолютно точно. А вот прекрасно образованный человек Миша Швыдкой, с которым я учился в одном институте, он не отказывается. Он делает эту карьеру, он играет в эти игры. Он улыбается, он, наверное, голосует. Он с этого имеет.

И мне обидно, что природа создала его таким умным, талантливым, блистательным человеком, а все ушло вот в эту ерунду.

— Ваш приезд в Таллинн тоже связан с «человеческим фактором»?

— Мне очень хочется, чтобы это прозвучало. Здесь, в Таллинне, живет мой близкий друг, Владимир Яковлевич Говоруха, к которому я приехал на семидесятилетие. Мы познакомились с ним в армии, куда я был призван на срочную службу в военный оркестр и где он был дирижером и моим командиром, и в течение сорока с лишним лет я его считаю действительно своим близким другом. Надеюсь, что и он так же относится ко мне.

Наверняка он знает про меня все: и хорошее, и плохое, но мне очень важно знать, что у меня в жизни есть такой человек. И вот на этом я держусь.