Морковь — это фрукт или овощ?

С председателем Левой партии Эстонии Сирье КИНГСЕПП беседует Татьяна ОПЕКИНА

Быть может, не всем читателям, интересующимся партийной жизнью Эстонии, известно, что Левая партия — это прежняя Социал-демократическая партия труда Эстонии (СДПТЭ), которая в декабре минувшего года на XIII съезде сменила свое название и обрела нового лидера. Вместо Тийта Тоомсалу, возглавлявшего организацию в течение восьми лет, председателем партии стала 35-летняя Сирье Кингсепп. Левая партия насчитывает около 1100 членов. Десять процентов организации моложе 35 лет.

— Ни для кого не секрет, что прародительницей Левой партии была компартия Эстонии, переосмыслившая свое прошлое и воспринявшая социал-демократические ценности. Так появилась СДПТЭ. Но Левая партия — это ведь еще левее социал-демократов. Когда вы два года назад решали для себя лично, какую организацию предпочесть, в какую партию вступать, перед вами был довольно широкий выбор. Центристы, реформисты, народники, республиканцы... Но вы предпочли именно партию, чей голос сейчас в Эстонии не слышен или почти не слышен. Чем вы можете объяснить свой выбор?

— Как раз большого выбора у меня и не было. Вообще не было выбора, ибо действующие на нашей политической арене партии все сплошь праволиберальные, они либо чисто правые, либо с заметно выраженным правым оттенком. Даже центристы, которые активно защищают интересы рядового человека, испытывающего сегодня множество трудно решаемых проблем, даже они — об этом само название партии говорит — все-таки упирают на средний класс, на малое и среднее предпринимательство. Так записано в их программе. Если же посмотреть на политику левых партий Европы, то они пекутся об интересах наемных работников — людей рабочих профессий, той части образованной интеллигенции, чья зарплата невысока. Это их избиратели. Конечно, наши центристы, в силу неразвитости у нас среднего класса, выступают на стороне униженных и оскорбленных. Но, защищая их, они делают и то, чего не позволит себе ни одна левая европейская партия. Например, продают городское имущество, чтобы ремонтировать дороги, покрывать их асфальтом. Левые партии Европы, наоборот, тщательно оберегают государственное имущество от продажи, ведь это — один из источников дохода, идущего на социальные программы (если у города есть большие муниципальные дома, он сдает их в аренду и может удерживать коммунальные платежи в разумных пределах). Короче, изучив программы разных эстонских партий, проанализировав их политику, я поняла, что мне больше всего подходит позиция левой партии.

— Коммунистическое прошлое вашей партии, к которому вы лично не имеете никакого отношения, отпугивает эстонский электорат, настораживает общественно активных молодых людей, ищущих себе партию по душе. Возрастной состав вашей партии — в основном, пожилые люди. Вас это не беспокоит?

— А знаете, никогда не надо надеяться, что ты будешь мил всем и каждому, что большинство окажется на твоей стороне. Социал-демократы Европы — а у них тоже социалистическое прошлое, собственно, социализм оттуда родом — традиционно имеют 25 процентов поддержки избирателей, у левых партий — около 10 процентов. Не больше и не меньше. Этот опыт подсказывает, что и мы можем надеяться на то же самое. Ведь с каждым днем люди все более убеждаются в том, что левые идеи, левые партии имеют право на жизнь. Ибо на каждом шагу люди встречают несправедливость. 9 мая прошлого года была основана Левая партия Европы, одним из соучредителей которой стала наша СДПТЭ.

— В прошлом созыве Рийгикогу СДПТЭ была представлена двумя парламентариями, которые попали на Тоомпеа благодаря голосам избирателей, поданным за так называемые русские партии, выступавшие тогда единым избирательным списком. За прежнего вашего лидера Тийта Тоомсалу (а он, отдадим ему должное, был ярким, активным депутатом) проголосовало очень мало избирателей, гораздо меньше, чем содержит список членов вашей партии...

— Тут все понятно, ведь, избираясь в Рийгикогу, кандидат баллотируется не по всей Эстонии, а только по одному округу. Только прошлогодние выборы в Европарламент позволили узнать мнение всей Эстонии о каждом из кандидатов. К тому же вот какая в последнее время появляется тенденция. Люди постарше рассказывают, что в советское время, если ты хотел получить определенное место работы или сохранить его, волей-неволей приходилось вступать в коммунистическую партию. Но сейчас мы наблюдаем то же самое! Под давлением безработицы идет принудительная партеизация общественно активных граждан. Их перекупают, их переманивают. Если раньше была одна компартия, то теперь партий много, они вступают между собой в союзы и коалиции, а поскольку эти союзы недолговечны, то и приходится людям перескакивать из одного поезда в другой, из одной партии — в другую. А правительство нам все время рассказывает сказки про сокращающуюся безработицу...

— Об отношении вашей партии к госсобственности мы говорили. Каковы другие ее программные позиции?

— Государство, считаем мы, должно хоть в какой-то мере влиять на ценовую политику. Если у нас есть железнодорожное сообщение, оно должно быть доступно пассажирам. Если у нас есть стоматология, она должна быть доступна пациентам. Почти все наши предприятия уже приватизированы иностранцами, которые норовят платить рабочим низкую зарплату. Я являюсь членом правления Левой партии Европы и много общаюсь с европейскими коллегами. К примеру, чехи рассказывали, что у них произошло то же самое. Предприятия, финансовые учреждения приватизированы в основном немцами, как у нас — финнами, шведами. Это не хорошо и не плохо, главное — чтобы создавались рабочие места, чтобы население наших стран могло работать на этих приватизированных предприятиях и получать достойную оплату за свой труд. Увы, количество рабочих мест не растет. Низка зарплата. В Чехии образование во все большем объеме становится частным и, значит, платным. Непрерывно ведутся об этом разговоры и у нас. Удивляются европейцы и нашему низкому подоходному налогу, закрепляющему имущественное неравенство. Центристы, социал-демократы правы — нужен прогрессивный подоходный налог. От других эстонских партий нас отличает и то, что 9 мая мы планируем отмечать 60-летие окончания Второй мировой войны. Для нас это не траурный день. Ведь у Эстонии тогда, к сожалению, не было возможностей вернуть свою независимость. А разрушительная война в Европе закончилась, и начался мирный процесс, который всегда лучше войны.

— У вас такие тесные контакты с европейцами. Почему же ваша партия была среди евроскептиков, призывала голосовать против вступления Эстонии в Евросоюз?

— И против НАТО тоже.

— НАТО — это отдельная песня. Хотя и то, и другое — вступление в НАТО и в Евросоюз — свершившийся факт.

— Эстонские социал-демократы, бывшие умеренные, тоже удивлялись, почему мы против вступления в ЕС, мол, в Европе социальные гарантии у людей покрепче. Социальные гарантии действительно покрепче. Но мы боимся постоянно получать указания из Брюсселя, хотя эстонец упрям и будет считать морковь и брюкву овощами, даже если европейская директива назовет их фруктами. Москва не научила нас сажать картофель квадратно-гнездовым способом, не заставит и Брюссель признать соленую кильку и свиные ножки нестандартными. Но, что бы мы ни думали, какими бы эмоциями ни руководствовались, мы должны понимать: когда, к примеру, голосуют министры иностранных дел стран Евросоюза, голос главы внешнеполитического ведомства Германии или Франции весит больше, чем голос его коллеги из Эстонии или Литвы... В Европе сейчас полным ходом идет обсуждение проекта Конституции ЕС. Мы считаем: хорошо бы спросить мнение народа на этот счет, организовать референдум. Понятно, что 300-страничный проект этого документа мало кто читал и, тем более, анализировал. Понятно, что люди не всегда голосуют осознанно, не очень глубоко разбираются в сложных проблемах межгосударственных отношений внутри Евросоюза. И все-таки было бы вежливо и в высшей степени демократично поинтересоваться мнением народа. Левые партии Европы, с которыми мы обменивались впечатлениями после прочтения проекта Конституции, отмечают, что в нем есть некий крен в сторону заботы о предпринимательстве, увы, меньше говорится там о здравоохранении, детских пособиях, пенсиях и т.п. Эстонцы к тому же побаиваются превращения Евросоюза в супергосударство — в отличие от союза равноправных государств, каковым он задумывался.

— Политические партии — объединения единомышленников. Но чтобы быть успешными на выборах, получить значительную поддержку избирателей, они должны располагать значительными средствами. Ибо все стоит денег — предвыборные плакаты, компьютеры, бумага, Интернет, телефон и т.д. Не зря молодую и сразу победившую на парламентских выборах партию Res Publica открыто называют удачным и дорогим бизнес-проектом. На что и на кого в этом смысле может рассчитывать левая партия, которая и членских-то взносов не собирает...

— Это прозвучит сверхоптимистично, но я и есть оптимист. Воду на нашу мельницу льет сама жизнь. Дальнейшее усиление безработицы, непомерный рост цен на коммунальные услуги, провальная реформа здравоохранения, все ухудшающееся положение пенсионеров, коммерциализация системы образования, уверена, дадут нам новых сторонников. Перед выборами телевидение дает слово представителям всех партий — как представленных в Рийгикогу, так и не представленных. Надеюсь, нас услышат.

— Левые партии Европы традиционно связаны с профсоюзами, которые поддерживают их как морально, так и материально. Наши же профсоюзы, во-первых, слабоваты, а во-вторых, ближе к социал-демократам, бывшим умеренным. Члены Рийгикогу от Социал-демократической партии Эйки Нестор, Кади Пярнитс в прошлом — руководящие профсоюзные работники.

— В Западной Европе одни профсоюзы поддерживают социал-демократов, другие — левых. В Эстонии также есть профсоюзы, сотрудничающие с социал-демократами, и есть независимые. Да, наши профсоюзы слабы, но за последние пару лет произошло заметное оживление в профсоюзном движении. Наша партия надеется стать для профсоюзов более сильной поддержкой, чем социал-демократы, возглавляемые Иваром Падаром. Когда идут переговоры профсоюзов с работодателями, социал-демократы склоняют профсоюзы к уступкам, компромиссам, скорее, удовлетворяющим интересы предпринимателей, нежели рабочих. Левых в Европе отличает более энергичное отстаивание требований наемных работников, легко они не сдаются. Посмотрите: социал-демократы Германии согласились на сокращение пенсий и пособий. Левые Германии на это не пошли.

— Быть оптимистом — великое дело. И даже фантазером неплохо быть, но... до определенного предела. Уж если центристы постоянно испытывают трудности с поиском политических партнеров, то на кого может рассчитывать в сегодняшней Эстонии Левая партия? Известно, что еще при Тийте Тоомсалу ваша партия трижды обращалась к Ивару Падару с предложением сотрудничать. Ни ответа, ни привета... Есть ли у вас шансы сохраниться на политической арене?

— Эти шансы появятся в том случае, если мы сумеем найти хороших партнеров в эстонском обществе — но не среди партий, а в недрах гражданского общества. В Европе это профсоюзы, объединения антиглобалистов, антивоенные организации. У нашей партии, конечно, очень маленький рейтинг — 0,4 процента. Это скромная, но стабильная поддержка. Да, нас мало. Но мы утверждаем: Левая партия в Эстонии есть.

— Спасибо за беседу.