Пушкин не звал нас в подвал культуры

На публичные выступления Валентина Семеновича НЕПОМНЯЩЕГО билеты достать невозможно. Те, кому посчастливилось услышать, как он читает и комментирует Пушкина, говорят, что это впечатляет больше, чем Пушкин в исполнении самых талантливых актеров. В.С.Непомнящий — лауреат Государственной премии, доктор филологических наук, председатель Пушкинской комиссии Института мировой литературы им. Горького Российской Академии наук. Писатель, самый известный пушкинист России. Знаток традиций русской культуры и вообще русской жизни. Он живет в Москве и почти никуда не выезжает, в год 200-летнего пушкинского юбилея сделал исключение лишь для Сорбонны.

Мы и встретились с ним в Москве, говорили о том, как непросто нам сегодня понять истинное значение Пушкина. Потому что попытки девальвировать ценности культуры, увы, уже превращаются в тенденцию.

— В последние годы тема нецензурной брани не раз обсуждалась публично. Эти обсуждения выявили такую интересную особенность: защитники матерной лексики то и дело призывают в союзники Пушкина, ссылаясь на то, что он ввел брань в современный язык и сделал ее чуть ли не достоянием русской культуры. Меня всегда удивляло то, что в аудитории в этот момент отсутствуют профессиональные пушкинисты. Можно ли это расценить как случайность?

— Может быть, но таких случайностей очень много, они уже перерастают в закономерность. При пушкинистах те, кто хоть немного имеет представление о Пушкине, стесняются делать такие заявления. А без пушкинистов можно. Вообще юбилей девяносто девятого года показал, какой образ Пушкина внедряется в массовое сознание. Никогда раньше в народном представлении Пушкин не был похабником.

В XIX веке в простом народе бытовало представление очень сложное, многосоставное и парадоксальное. Говорили о том, что Пушкин не на дуэли погиб, а в тюрьме, потому что боролся за освобождение крестьян. В другом представлении он был советником царя, и царь всегда его слушался. Все это говорит о масштабе фигуры в сознании народа. Он мог не читать и не знать, что написал Пушкин, но понимал, что это очень крупная фигура. Отсюда пошли анекдоты типа «Кто платить будет? Пушкин!» Даниил Хармс в шести анекдотах очень хорошо воплотил этот миф. С одной стороны, о народном герое, с другой стороны – о таком плуте, который все может, все умеет.

Существовал миф и о том, что Пушкин вообще жил в лесу. Когда он сочинял что-нибудь, то выходил оттуда и то ли рассказывал что-то, то ли пел. Он был такой леший, который живет в природе и берет от природы то, что потом у него получается. В других представлениях он почти святой. Было и такое, что он озорник, до баб охотник. Но это представление никогда не приобретало характера грязного смакования.

— Значит, это влияние нашего времени?

— К сожалению, наша массовая культура вся построена на этом. Сознательно. Это рыночная позиция. Она основывается на том, что потребителю всегда нужно, что полегче, попроще, подешевле, пособлазнительнее. В этом есть своя правда, потому что в жизни плохого вкуса всегда больше, чем хорошего. А рынок преследует то, чего много, где можно деньги получить. Поэтому создатели передач на радио и телевидении старались нажимать на нижние кнопки в человеке. Кроме того, многими СМИ завладели наиболее прыткие – а это зачастую не очень образованные, не очень культурные люди. Потому что между образованностью, тонкостью и глубиной, широтой ума и прагматическими способностями существует большое напряжение, дистанция. Очень трудно найти гениального писателя или поэта, который был бы к тому же замечательным бизнесменом и смог бы удачно продавать свои труды.

…Отсюда один из этих мифов, которые мыслятся привлекательно для публики. Миф о том, что Пушкин был матерщинник, мастер всякого непотребства и что он ввел мат в литературу на равных правах с другими слоями языка, речи.

— А на самом деле…

— Это прямая ложь, основанная, что очень вероятно, на неосведомленности. Потому что, честно говоря, до последнего времени этим вопросом вообще никто не занимался, не принято было.

— Потому что был тоталитарный режим...

— А сейчас свобода, сейчас можно. Но начинают заниматься, не изучив для начала хотя бы на самом элементарном уровне факты. Правда заключается в том, что Пушкин, как и все его поколение — это молодежь начала XIX века, воспитанная в традициях просвещения, французской культуры, скептицизма, безбожия, — действительно очень широко употреблял бранную и матерную лексику, щеголял этим. Это было еще и возрастное. Потому что юноша начинает материться, чтобы самоутвердиться, представить себя как мужчину, взрослого человека. Это было общее качество, и у Пушкина тоже. Его очень волновал вопрос самоутверждения. Как сильного, самостоятельного человека, который может что угодно сказать. И поведение его житейское было в те годы такое, что он мог в театре себя вести не очень прилично, у него была целая куча вызовов на целый ряд дуэлей, состоявшихся и несостоявшихся, как правило. Но он был мастер вызывать на дуэли.

То же самое было в стихах. Зачинателем матерной литературы был Барков – талантливый свободолюбивый поэт XVIII века. И Пушкин продолжил это начинание.

Но главная штука в том, что он никогда не претендовал и не собирался опубликовывать эти стихи. Никогда! Все, что написано в этом роде, было стихами для узкого круга, для домашнего употребления. Все понимали, что существуют разные этажи культуры. Как существует зал, существует передняя, существует подвал. И тот же Барков никогда не рассчитывал на публикацию своих произведений. Это все распространялось рукописным образом. И публикация произведений такого рода просто в голову не могла прийти человеку православной культуры в России! Это все осознавалось как нарушение нормы, как пользование словами того обихода, который неприличен в приличном обществе. Пушкин прекрасно это понимал. Это все осознавалось им как хулиганство, а не литературная деятельность в полном смысле слова.

— Если бы он мог предположить, как потом все это будут интерпретировать…

— Последняя его стихотворная вещь, которая была написана с употреблением матерной лексики, относится к 1828 году. Это стихотворение, которое начинается со слова «сводня». О том, как человек пришел в публичный дом просто потому, что ему некуда пойти. И на этом построен комический смысл этой жанровой, в духе фламандцев, малых голландцев, картинки. После этого нет ни одного стихотворения, где была бы употреблена матерная лексика. После 1828 года она исчезает и из переписки, в которой Пушкин тоже не стеснялся.

Позже появляются слова ругательные, но не матерные, и только в инвективном смысле – обвинительно-ругательно-обличительном. Но матерных слов Пушкин не употребляет даже в письмах. Я связываю это с тем, что в конце 20-х годов он обуреваем страстью жениться. Пушкин уже чувствовал, что человек его полета не может прыгать по жизни, как стрекоза, и срывать цветы удовольствия. Это ему не по чину. Он хочет жениться и делает несколько попыток. В конце 1828 года он видит Наталью Николаевну. После женитьбы эротическая тема вообще исчезает из его творчества. Потому что нельзя относить к эротическим стихотворение «Красавица» со строками «благоговея богомольно перед святыней красоты». Пушкин вступил в другую жизнь, система ценностей у него упорядочилась.

Все пушкинское сквернословие относится к раннему периоду его жизни, и нужно учитывать, что это было для него хулиганство, именно преступание непозволительной грани — он это прекрасно сознавал.

— Вы употребили такое выражение, как этажи культуры. Значит, брань – это подвал?

— Мы должны знать ей место. Оно внизу. Сейчас, к сожалению, в нашей прессе случилась ужасная вещь – нарушилось деление языка на обыденный и литературный. Когда главного редактора «Московского комсомольца» спросили, почему его газета пишет таким подзаборным языком, он сказал, что язык у нас один. То есть как будто человек нигде не учился, не знает, что такое язык, что у каждого языка есть слои, в том числе разговорный, обыденный и литературный. Произошла страшная деструкция, и это одна из основных катастроф в культуре.

— Интеллигенция несет ответственность за состояние языка?

— Огромную. Главную. Потому что с чиновников, с политиков спрашивать нечего. С кого еще спрашивать, как не с людей, которые творят культуру? И которым приходится делать выбор – либо остаться без штанов или в дырявых штанах, или пристроиться к пирогу. Те, кто пристроился к пирогу, предали свое предназначение. Продали за чечевичную похлебку свое культурное первородство. И это тоже катастрофа культуры. Потому что культура – это вещь сама по себе структурированная. Разрушить структуру культуры – значит, разрушить саму культуру. Вот это нечувствие к границам и этажам — это то же самое, что представление о доме, который не делится на этажи, подвал и чердак. Но если снести все перегородки, несущие и балки – тогда все обрушится.

— И нам нечего этому противопоставить?

— Нужны личности, силы, которые умели бы объединять людей. Конечно, это одна из самых насущных необходимостей – то, чтобы люди, которым дорого то, чем Россия богата, благодаря чему она стала великой державой — ее культура, – объединялись. Но мы, как всегда, ждем жареного петуха.

— Так, может, его год и настал?

И.МайскаЯ

МОСКВА — РИГА

P.S. Этот разговор, как нам показалось, тем более к месту, что завтра исполняется 168 лет со дня гибели А.С.Пушкина.