Наш Михаил Михайлович

Владимир ВЕЛЬМАН,
депутат Рийгикогу,
выпускник 23-й средней школы 1963 года

…Наш класс был первым классом мальчишек, родившихся в год Великой Победы над фашизмом. Шел 1952 год, нам исполнилось или вот-вот (как, к примеру, мне) должно было исполниться семь лет. Жили мы все в том районе послевоенного Таллинна, центром которого был тогдашний (да и нынешний) рынок у Тартуского шоссе.

Мы все в некотором смысле были подранками той войны — наши отцы, вернувшиеся с фронта, мучительно отходили от ратных дел, и — кто в большей, кто в меньшей степени — с трудом адаптировались к мирной жизни. Война долго не отпускала их, а значит, и доставала нас, росших больше на улице, чем дома, потому что дома было пусто и не всегда сыто.

23-я школа стала для нас вторым домом. Первые два класса я отучился в мужской школе, как предусматривала советская педагогическая наука начала пятидесятых прошлого века. А в 1954 году, когда распахнуло свои двери новое здание нашей школы на бывшей улице Кингисеппа (нынешней Юхкентали), мы стали учиться вместе с девочками. Тогда впервые я и узнал директора школы, который на долгие ученические годы стал для меня (впрочем, наверное, и для тысяч других моих одношкольников) вторым отцом.

Нам не надо было видеть Михаила Михайловича Мрачковского — мы ощущали его присутствие. Это было нечто похожее на принцип домино — стоило только директору выйти из своего кабинета, как волна (детского страха ли? юношеского ли уважения?) прокатывалась по высоким коридорам школьного здания, докатываясь до самых тайных закоулков, где покуривали усатые старшеклассники. Помню до сих пор эти смешанные чувства детского ужаса и более позднего стыда за то, что сделал что-то не так. Помню вызовы на директорский ковер (ничего более мучительного позже в жизни не испытывал). И только годы спустя осознал, что без этой каждодневной опеки мог бы не раз свернуть с той дороги, которая вывела меня на путь истинный (да простят меня за высокопарный стиль).

Строгость Мрачковского помешала мне сразу понять, что его суровость была вызвана нашей по сути дела безотцовщиной. Он стремился за те часы, что мы были под его опекой, вложить в нас сопротивляемость соблазнам улицы. Жестокой улицы той поры, когда наши бездумные проделки легко могли быть квалифицированы как злонамеренное хулиганство (достаточно сказать, что из мальчишек моего двора пять-шесть оказались за решеткой. Правда, ни один из них в 23-й не учился).

Михаил Михайлович не преподавал мне историю, ее вели другие учителя. Поэтому мне трудно говорить о его учительском таланте. Но то, что он был Педагогом (именно так, с большой буквы!), я не сомневаюсь ни на миг. До сих пор помню, как однажды он сказал мне в ту пору очень обидные слова. Однако это были те единственные тогда слова, которые встряхнули меня и которые я до сих пор вспоминаю и со стыдом, и с благодарностью. Со стыдом, потому что я был неправ, с благодарностью — потому что они удержали меня от ошибки тогда и служат напоминанием о возможных ошибках и сегодня.

…Прошли долгие годы, и однажды я получил от него письмо. Мой бывший директор делился своими мыслями по поводу нынешнего состояния школьного образования в стране. Письмо было пронизано такой болью за школу, что я решил «тряхнуть стариной» и сделать телепередачу о Мрачковском. Несколько лет назад она была в эфире и называлась «Письмо старого учителя». Работая над передачей, я ловил себя на мысли, что пытаюсь вернуть ему хотя бы часть своего человеческого долга. Долга за то, что у нашего Михаила Михайловича хватало сил на всех нас. Ведь и после окончания школы многие его выпускники нет-нет, да и забегали в родную 23-ю. Каждый с какой-то своей целью. Я заходил подзаряжаться той, как сейчас принято говорить, аурой, которую создал наш директор. Правда, понимание смысла этих посещений, как и многое другое в жизни, пришло позже.

…На днях мне позвонила моя бывшая учительница истории и тогдашний завуч нашей школы Валентина Витальевна Удатова. Она напомнила мне, что наш директор на днях отметит свое восьмидесятилетие. И спросила, пойду ли я вместе с его бывшими коллегами и выпускниками поздравить Михаила Михайловича Мрачковского. Конечно, не раздумывая ответил я. И тут же вспомнился военный фильм, в котором герой Жженова, вручая награды солдатам, с горечью говорит каждому: «Простите, это все, что могу…»

Пусть эта моя благодарность нашему школьному директору будет крупицей нашей общей благодарности от всех его воспитанников. Здоровья Вам и долгих лет жизни, наш Михаил Михайлович Мрачковский! «М в кубе», как звали мы Вас за глаза. Я знаю, Вы за это на нас зла не держали, как вообще не держали на нас зла. Спасибо за Вашу строгость, которая всегда была справедлива. Спасибо за те уроки жизни, которые никакими школьными расписаниями не были предусмотрены. Но без которых нет ни Школы, ни Педагога.