Янов день: история с географией

Йосеф КАЦ

Через костер в Янову ночь прыгают не везде, но праздник отмечают по обе стороны Балтики. Фото ЕРА

«Яанипяэв – пьянипяэв» — переделывая на скорую руку эстонское название дня летнего солнцестояния и спеша к костру, шашлыкам и пиву, мы зачастую попросту не успеваем задуматься, что праздник этот – реальное свидетельство принадлежности нашей страны к единому культурно-историческому пространству Балтики или даже более того – Северной Европы. Ведь одновременно с нами его под разными названиями справляют наши соседи – близкие и не очень.

Отголоски громовержца

Так уж случилось, что праздник летнего солнцестояния совпадает в Финляндии с Днем национального флага. Но обычаи его уходят во времена, отделенные от обретения нашими северными соседями государственности веками, если не тысячелетиями. Даже самому названию праздника – «Юханнус» – без малого семь столетий: в 1316 году церковные власти официально повелели посвятить отмечаемый предками нынешних финнов праздник Иоанну Крестителю. Впрочем, усилия католических патеров оказались тщетными: сменив имя, праздник сохранил обрядность тех давних времен, когда привязан он был не к дню рождения библейского персонажа, а считался торжеством в честь главного языческого божества финского пантеона – громовержца Укко.

Готовиться к празднику начинают заранее – прежде всего, отправляются в ближайший березняк за ветками или молодыми деревцами: ими украшают двери домов, ворота хуторских усадеб, а в наши дни – и символический «въезд» в населенный пункт. А вслед за этим начинается сооружение кострища – желательно, поближе к водоему. Ну, а где вода, там и плавсредства – неудивительно, что для настоящего «юханнусовского» костра необходима отслужившая свой век лодка. Желательно, чтобы ее борта и днище сохранили от «прежней жизни» побольше смолы – чем с большего расстояния будет виден поднимающийся над «костром Юханнуса» дым, тем удачливее и счастливее будут собравшиеся вокруг него.

Обычай костра самой короткой ночи года, изначально характерный для Севера и Востока Финляндии, распространился в ХХ веке по всей стране. Вытеснив при этом другой, напоминавший о том, что большую часть своей истории наш северный сосед был частью Шведского королевства, – традицию празднования «майского шеста».

Май в июне

Высокая мачта с поперечной перекладиной увивается цветочными гирляндами. Два венка из цветов и трав подвешиваются под ней. Сверху можно добавить синий флажок с золотистым крестом. «Майский шест», или «майское дерево» готово – можно начинать водить вокруг него хороводы, отмечая Мидсоммардаг – главный праздник шведского лета.

Прилагательное «майский» в названии главного атрибута праздника настораживает: летнее солнцестояние-то приходится на июнь. Загадка раскрывается просто: обычай встречать наступление тепла танцами вокруг рукотворного «дерева» был известен в средневековой Европе повсеместно. Немецкие купцы, обосновавшиеся в шведских городах в Средние века, завезли его в далекую Скандинавию. Только вот северная погода подкачала: зелень в шведских лесах в начале мая отыщешь вряд ли. Вот и переместились связанные с «майским деревом» ритуалы на день середины лета – именно так переводится со шведского название праздника Мидсоммердаг.

Правда, истинные патриоты уверяют, что обычай этот – исконно шведский, и купцы-ганзейцы здесь ни при чем. Восходит он якобы к ритуалам викингов, пытающихся таким образом обеспечить богатый урожай. Недаром же всякий швед на определенном этапе взросления начинает отпускать шуточки о том, что шест с двумя венками слишком уж напоминает воткнутый в землю фаллический символ. Да и устанавливают «майское дерево» и по сей день исключительно мужчины – словно «оплодотворяя» мать-Землю: эдакое языческое «бракосочетание с природой»...

Спорить, конечно, можно долго. Но если мы захотим проследить «свадебную» линию обычаев дня летнего солнцестояния, нам стоит не задерживаться у шведского «майского дерева», а отправиться еще западнее – в Норвегию.

Свадьба с ведьмами

Йонсок – «Всенощная святого Иоанна»: под таким именем главный праздник лета известен у норвежцев. Здесь, на окраине средневекового мира, культ библейского персонажа оказался наиболее силен: 24 июня и полтора века назад был днем паломничества к церквям, посвященным Иоанну Крестителю. При этом пасторы с негодованием отмечали, что с не меньшей охотой норвежские крестьяне шли к священным ручьям и источникам, популярным с дохристианских времен: считалось, что в самую короткую ночь года их вода дарит долголетие и молодость.

Символом непрекращающегося круговорота человеческих поколений служит еще один обычай «Яновой ночи по-норвежски»: из собравшихся на праздник выбирают шуточных «жениха» и «невесту». Тут же играется импровизированная «свадьба». И не беда, если «счастливую пару» составят на потеху празднующим внук и бабка – это лишь подчеркнет, что род будет неизменно сменять род, как лето и жизнь сменяют зиму и холод.

Несмотря на то, что добрых сто лет Норвегия состояла в унии со Швецией, «майскому шесту» не удалось вытеснить обычай жечь в ночь летнего солнцеворота костры. И неудивительно: ведь до того правителем норвежских земель был датский король, а у самих датчан огонь – неотъемлемая часть праздника. При этом «янов костер» не мыслится в Дании без... сожженной ведьмы. Последние века три ее, разумеется, заменяет чучело. Однако память о реальных аутодафе, бывших частью датского прошлого с 1540 по 1693 год, этот обычай, безусловно, хранит. Несложно догадаться, почему тряпичных «ведьм» жгут именно в день святого Иоанна: именно тогда вычислить их было проще всего – в то время как все веселились, колдуны и колдуньи искали заветные травы, обретающие в ночь летнего солнцестояния десятикратную силу.

Йонас и Янис

Конечно же, травы в ночь на 24 июня собирают не только в Дании. Наиболее известный отголосок этих верований – поиски неуловимого цветка папоротника, популярный среди молодежи на противоположном скандинавскому берегу Балтики. А литовские крестьяне ничуть не менее важным считают набрать накануне самой короткой ночи обыкновенной... соломы. Сохраненная в укромном месте и подложенная под скатерть рождественского стола, она принесет хозяевам и гостям счастье на целый год.

Йонинес – день святого Иоанна, или, на литовский манер, Йонаса – праздник красочный и эффектный. Девушки плетут венки и надевают их на голову. Парни зажигают на высоких шестах бочки со смолой. Неплохо бы отыскать для этого холм повыше, да еще и с водоемом у подножия – ведь в полночь с гор спускают подожженные тележные колеса, символ катящегося по небосклону солнца. Успеешь перепрыгнуть через катящееся колесо – удача гарантирована.

Но, пожалуй, нигде не отмечают день летнего солнцестояния с тем размахом, как у наших ближайших южных соседей – латышей. Янов день, более известный под названием Лиго – может, от слова «колыхаться», а может, от имени языческого божества песни и веселья, – праздник, превосходящий по своей популярности в Латвии даже Рождество с Новым годом. Недаром же один из членов российской императорской семьи, впервые оказавшийся в Риге полтора века назад в не отмеченный официальным календарем вечер 23 июня, с изумлением отметил, что более пьяного города он в жизни не видывал!

Конечно, праздник за прошедшие сто пятьдесят лет «цивилизовался» и потерял многое от своего исконного великолепия. Не разгуливают по улицам процессии с тряпичными чучелами колдунов и ведьм, не плывут по Даугаве подожженные лодки, не лезут за закрепленным на шесте призом храбрецы-подмастерья. Но так же, как и много веков назад, на одной из площадей разворачивается «травяной базар», на котором можно приобрести все необходимые атрибуты праздника. Так же варится домашнее пиво и покупается специальный янов сыр с тмином. Так же считается за честь поприветствовать у своего костра Яниса – парня в дубовом венке, пускай настоящее его имя окажется после праздника совсем иным...

* * *

И так же неизменно поднимается утром над залитой «Яновым ливнем» землей солнце – вне зависимости от того, называют ли праздник Яанипяэв, Мидсоммардаг, Йонинес или Лиго. Ведь солнце – оно для всех одно. Как и праздник, связанный с ним самым непосредственным образом и одинаково любимый вне зависимости от того, кто и как празднует его по обеим берегам Балтийского моря.