Поющие картины

Любовь СЕМЕНОВА

Эдуард Конт: «Я люблю веселые, светлые работы. Вот эта «Пивная» мне очень нравится. Или «Горячий поцелуй»… Фото Александра ГУЖОВА

Известно, что человек, видевший смерть вблизи, и к жизни относится иначе. Прошедший в звании младшего сержанта через «взорванный» Афганистан и написавший несколько сотен самобытных и ярких картин художник Эдуард Конт и через много лет после окончания той нелогичной войны считает, что все еще не готов к объективному и верному отражению афганской темы на своих холстах.

Выставка работ известного кохтла-ярвеского художника открыта в галерее российского посольства в Таллинне, на улице Пикк. Там мы и встретились с Эдуардом Контом.

Без афганских мотивов

Первая мысль, которая приходит в голову, когда переступаешь порог галереи, зная наперед, что здесь выставлены работы бывшего воина-афганца, целый год проведшего на войне, — почему нет ни одной картины, посвященной афганской войне?

— В самом деле, почему?

— Афганские картины у меня еще только в стадии разработки, в эскизах, которых накопилось уже очень много, сотни две-три. Но, знаете, эти работы пока не запели. Я не могу написать картину, если она не запела у меня здесь вот, внутри. Вот если картина запела у меня, тогда я пишу ее практически безотрывно. А так… Полной, законченной картины пока нет. Ее надо выстрадать, а это пока не получается.

То молодой был после Афганистана, понимал еще мало. А потом началась переоценка ценностей, стал думать, зачем мы туда вообще пошли. И если сначала хотел показать советского солдата героем, то сейчас вроде бы уже по-другому все это мне видится. Теперь считаю, что это был, наверное, больше несчастный человек, попавший на войну.

Легендарный старик из озера Юлемисте. Репро Александра ГУЖОВА
Есть у меня один эскиз, где на одном полотне изображены мать с сыном-солдатом, наши, советские, а рядом мать и сын — афганцы. И я хочу передать страдания обеих матерей, понимаете? Я не хочу показать, кто там был виновен. Но хочу, чтобы люди еще раз подумали, а нужна ли была эта смерть.

Вот все это и надо осмыслить и в картину вложить, чтобы и у тех людей, которые будут смотреть потом эти мои картины, особенно у афганцев, моих собратьев, не возникало неприятных ассоциаций.

Хочу к следующему году, если получится, все-таки завершить их. Хочу сделать много работ об Афганистане.

Художник от Бога

— А вы профессиональный художник, или это просто увлечение в свободное от работы время?

— Да, я профессиональный художник. Потому что я только этим живу: получаю заказы, продаю работы. Заказов много, не жалуюсь, на жизнь хватает.

— Где вы учились?

— Специально — нигде. Жизнь, Бог, другие художники были моими учителями. В свое время я поступил в московский институт на заочный, но больше, чем на месяц учебы, меня не хватило. Неинтересно мне стало высылать туда картинки.

Но ведь многие известные художники тоже не учились специально, но им хотелось создать что-то свое. И я где-то читал, что иногда школа даже мешает немножко. В том смысле, что если есть учитель, если он учит кого-то писать, то невольно подстраивает под свою манеру. И потом говорят: вот это ученик этого или того. Думаю, что все-таки ломается то, что уже есть внутри, пропадает индивидуальность. Всегда есть надежда, а вдруг у меня свое получится что-то.

— Вы с детства рисовали, или это пришло позже?

— С детства. Однажды даже случилось так, что когда я учился в школе, во втором или третьем классе, на уроке рисования мне учительница поставила двойку. Задание у нас было нарисовать что-нибудь о войне. Я нарисовал хорошую такую картину, а она заподозрила, что я ее срисовал. Под копирку. И поставила мне двойку. Я тогда подошел к ней и сказал: давайте я прямо сейчас нарисую на доске все, что вы скажете. И нарисовал, после чего она разрешила мне на ее уроки больше не ходить.

А потом… На Сааремаа у моего отца был хутор, и я там просто писал пейзажи. Там же познакомился с одной преподавательницей из Москвы, из Академии художеств. Она мне кое-что в моих работах подкорректировала. И предложила здесь, в Таллинне, в Академии наук выставку сделать. Очень ей мои работы понравились.

Это была моя первая выставка.

Темно-светлые тона

— Тогда поговорим о картинах подробнее. Вот этот огромный триптих, например. Он сразу привлекает внимание, в первую очередь тем, что он самый темный в этом зале. Что это?

— Это гибель парома «Эстония». Так и называется — «Реквием о погибших на пароме «Эстония». Слева — Эстония, справа — Швеция, а в центре — паром, вернее, изображения погибших людей, чьи души превращаются в чаек, и эти чайки улетают к родственникам погибших. Которые ждут их на берегу.

Я написал эту картину через три года после трагедии. Я долго искал, как написать. Варианты с тонущим судном мне показались банальными, неинтересными. Я подумал — нет, не то, нет содержания, мысли. Потому что это могло быть какое угодно судно. А мне хотелось, чтобы было понятно сразу, что это именно «Эстония». К тому же хотел чего-то такого мистического.

Когда я уже нарисовал эту картину, кто-то мне сказал, что есть такая легенда или притча, что души утонувших рыбаков превращаются в чаек и прилетают к своим родственникам, женам, ждущим их на берегу.

— А эта?

— Землетрясение в Армении. Спитак. В 1988 году афганцы, нас было 9 человек, поехали туда на ликвидацию последствий землетрясения. То, что мы там увидели, было ужасно. И родилась такая картина: мать держит плиту, чтобы она не убила ребенка.

— Эта женщина больше похожа на мужчину. Почему она такая мускулистая, неженственная совсем?

— Трагедия, ужас, скорбь, горе — все это вложено в ее тело. Поэтому она такая… грубая. Но если бы я нарисовал Мадонну, прекрасную женщину с ребенком, то не смог бы выразить того, что я хотел сказать.

Я около года писал эту картину, и чего только не передумал, каких только изменений не внес. А когда эта картина у меня запела, только этот вариант и остался.

— Давайте веселые картины посмотрим.

— Давайте. Наконец-то. Я люблю веселые, светлые работы, вот эта «Пивная» мне очень нравится. Или «Горячий поцелуй». Я долго искал этот поцелуй, сам корчил губы перед зеркалом.

— Это вы где-то подглядели?

— Нет, просто захотелось так написать, мысль пришла такая. Всегда хочется, чтобы было повеселее и чтобы на жизнь нашу похоже. Пейзажи тоже мне нравится писать.

Автограф у дочери

— Ваша семья как относится к вашему творчеству?

— Помогает. У меня две дочери. Вот, кстати, моей младшей дочери картины. Элина Конт, она учится в художественной школе, станет художником образованным.

Я еще, может быть, когда она станет мастером, попрошусь выставиться вместе с ней на ее персональной выставке.

— И будете брать у нее автографы?

— А как же.

— Я слышала, что у вас была какая-то интересная история с американским посольством…

— После теракта 11 сентября, когда там это произошло, я написал картину, большая такая, метровая работа: две башни в виде женщин, и их атакуют вороны. Пришел в посольство США, принес картину, сказал, что хочу подарить им ее. А тогда, помните, была эта история с порошком в письмах, и они все тщательно проверяли. Сказали, поставь свою картину туда, в сторону, и до свидания. И я ушел. А через две недели пресс-атташе посольства позвонил мне и пригласил на чашечку кофе. Кофе, правда, не было. Но за рюмочкой виски мы очень душевно поговорили. Поблагодарил меня за картину.

— Это уже восьмая ваша персональная выставка. А какие-то награды у вас есть?

— Нет. Как-то не приходилось участвовать в таких выставках, где награждают. Все мои работы для души, для людей. А в принципе, для чего живем?