Победа или свобода

Илья НИКИФОРОВ

Слова «победа» и «свобода» не являются синонимами. Парадокс истории состоит, быть может, в том, что иная победа не несет свободы, а иная свобода достигается лишь через горечь поражения и утрату независимости.

Суверенитет и свобода — не одно и то же. Оккупированная Германия стала куда более свободной, чем суверенная Испания под властью Франко. Независимая Греция в 60-е годы была не более свободной, чем соседняя Албания или включенная в состав СССР Эстония. Победа над нацизмом, прежде всего, избавила Европу от коричневой напасти, сохранила на континенте демократические ценности и возможность — пусть через десятилетия – вкусить свободы на пространстве от Владивостока до Праги. 9 мая не принесло свободы ни Москве, ни Таллинну. Это правда. Зато принесло Победу. Ту самую победу, на почве которой выросла свобода. Кстати, не только для победителей, но и для побежденных. В конечном итоге не только время, но дух свободы стали основой для подлинного примирения. Там же, где примирением и не пахнет, по всей видимости, и свобода пока не укоренилась.

Из всех выступавших во Второй мировой войне на стороне нацистской Германии и воевавших с Советским Союзом стран, пожалуй, только Финляндия и ее лидер барон Густав фон Маннергейм сохранили честное имя в истории. В Хельсинки перед финским парламентом красуется конная статуя Густава Маннергейма, и любой турист, приехавший в Финляндию с востока, юга или запада, считает своим долгом сфотографироваться на фоне бронзового маршала. А ведь этот бывший императорский кавалергард, маршал и президент жал руку Гитлеру, считался его союзником и надежным партнером. Это с одной стороны.

С другой, Финляндия и финны считают справедливой свою Зимнюю войну 1940 года. Известно, что Маннергейм остановил продвижение своих войск в Карелии на рубежах, примерно совпадавших со старой советско-финской границей, и отказался штурмовать с севера Ленинград, лишь блокировав его по «линии Маннергейма». В 1942 году своим приказом маршал запретил финским гражданам служить в частях СС. Кстати, ни одно из так называемых «самоуправлений» и правительств — от Норвегии до Эстонии — не то что запретить, даже исподтишка саботировать формирование национальных легионов СС не попыталось. К 1944 году Маннергейм уже хорошо осознавал, что его сделка с дьяволом не принесла ему пользы. Он вышел из войны и даже с оружием в руках принудил немецкие части в Лапландии покинуть Финляндию. Какими бы ни были мотивы Маннергейма, когда он вступал в войну на стороне нацистов – отстоять независимость своей страны, вернуть утраченные земли и т.д. и т.п., – сегодняшние финны не пытаются представить себя борцами за справедливость. Ответственность за миллион погибших в блокадном Ленинграде лежит и на финской стороне. Россия, а прежде СССР, тоже уклоняется громогласно осуждать финнов, и не столько из-за меркантильных соображений межгосударственной торговли, сколько из-за молчаливого признания несправедливости Зимней войны, толкнувшей финнов в объятия Гитлера.

Вероятно, не менее 100 тысяч человек, молодых эстонских мужчин, прошли войну в мундирах нацистской Германии. В отличие от Финляндии у них не было своего Маннергейма. Не было личности такого масштаба, которая и перспективу бы видела и не боялась брать на себя ответственность. Хельмар Мяэ или Тийф – личности другого порядка. Брошенные своей политической элитой в водоворот истории тысячи эстонцев стали «пушечным мясом» для нацистской военной машины. И не было никого, кто бы уберег от соучастия в нацистских преступлениях, наставил и направил, а затем не побоялся бы отвечать. Официально считается, что Эстония не участвовала в войне ни на чьей стороне и была лишь жертвой оккупации, которая началась с разложения и измельчания собственной политической элиты. Вот так и выходит, что нет у нас ни победы, ни свободы. Ничего не поняли, ничему не научились.

Побежденный и униженный немец сегодня гордо несет свою свободную голову и открыто смотрит в глаза победителю англичанину. Один 8 или 9 мая будет торжествовать свою победу, а другой помянет конец кошмара, апофеозом которого стало чудовищное поражение. И оба вздохнут с облегчением. Потому что без победы не было бы свободы.