Мужской ум или женский... Какая разница?

С профессором Тартуского университета Марью ЛАУРИСТИН беседует Татьяна ОПЕКИНА

Фото из архива «МЭ»

Сегодня 8 марта. А накануне нового года по опросам людей, знающих Эстонию вдоль и поперек, были определены пять наиболее влиятельных женщин страны. В состав этой пятерки — под первым, кстати, номером — вошла отошедшая сейчас от активной политики Марью Лауристин, чье неформальное влияние на общественную жизнь, как считают авторитетные респонденты, весьма велико. Это ли не повод поговорить сегодня с Марью Лауристин? (В ту самую пятерку вошли также Кристийна Оюланд, Ингрид Рюйтель, Сийри Овийр и Лийна Тыниссон.)

— Какие чувства вы испытываете, общаясь со своей 101-летней мамой? Ольга Лауристин когда-то, на заре прошлого века, была красавицей, увлеченной модными революционными идеями. Теперь это старенькая, слабая женщина, вокруг которой — дети, внуки, правнуки, праправнуки. Вы ведь и сами уже прабабушка...

— На этот вопрос очень трудно ответить, ведь это так не просто — видеть, как постепенно увядает, сжимается, как шагреневая кожа, жизнь. Не обрывается в одночасье от болезни или несчастья, а тает и тает. Глядя на это, думаешь, что есть природа, что есть человек. Поневоле философствуешь о жизни и смерти, о том, что в жизни важно. Очень грустно, что в сегодняшней культуре такие проблемы если не забыты, то как-то отодвинуты на дальний план. Мы больше озабочены сиюминутными переживаниями, маленькими радостями и маленькими огорчениями. Мне думается, очень важно, чтобы разные поколения одной семьи не теряли контактов, жили рядом. На Западе выработалась иная традиция: дети рано уходят из дома, пускаясь в самостоятельное плавание, а стареющими и слабеющими родителями занимаются государственные попечительские структуры. Такое направление организации семейной жизни, по-моему, не очень хорошо. Моя мама живет не со мной, а с моей дочерью и внуками. И правнуками. Там одноэтажное строение и сад, что маме удобнее. Совместное проживание, конечно же, обогащает всех: старые люди смиряются со своими сумерками, видя свое продолжение, да и дети растут по-другому.

— Герой одной полувековой давности пьесы с гордостью сообщал другим персонажам, что его сформировали «родная мама, жизнь и окружающие люди». А что или кто более всего способствовал вашему становлению?

— Быть может, это прозвучит странно, но, думаю, что меня в основном сформировали книги. Взрослые были на работе, я подолгу оставалась дома одна и с пяти лет пристрастилась к чтению. В десяти-пятнадцати-восемнадцатилетнем возрасте я помню себя главным образом с книгой. Правда, другое было время. Для моих внуков телевизор, компьютер, общение в виртуальном мире, наверное, то же, что для нас были книги.

— Вас не обидит, если я скажу, что у вас мужской ум? Я считаю это комплиментом.

— Я думаю, что сфера интеллекта, сфера ума, в сущности, не мужская и не женская. Это сфера духа. А во вкусах у мужчин и женщин, конечно, есть свои предпочтения.

— Что вы сейчас читаете?

— Получается, как в анекдоте: чукча — не читатель, чукча — писатель. Я сейчас пишу.

— Не за мемуары ли принялись? Эдгар Сависаар уже опубликовал своего «Премьер-министра», Рейн Ланг намекнул, что накапливает архив для той же цели.

— Нет, нет, не мемуары. Мы с мужем заняты исследованием (рукопись наполовину готова), посвященным анализу развития Эстонии за последние пятнадцать лет. От экономики до культуры.

— Педагоги, родители почти поголовно жалуются, что молодежь сейчас мало читает или почти не читает. Молодые люди — рабы Интернета, откуда и черпают свои знания. Так ли это? Или окружающие вас студенты все-таки не чужды книге?

— Думаю, что это неправильное мнение — люди, конечно, читают книги. И моя шутка про чукчу — всего лишь шутка. Читаю много научной литературы, в основном, на английском языке. Что-то урываю и для души. Конечно, люди сейчас читают меньше — телевизор, компьютер отнимают много времени. Но и раньше ведь не все читали. Кто-то пропадал в библиотеке, а кто-то занимался более практическими вещами.

— Расхожий образ университетского профессора, особенно в старых кинокомедиях, — рассеянный очкарик-эрудит, немного не от мира сего. А вы — из такой семьи, с собственной активной биографией. Неужели вам до сих пор приходится дома готовиться к занятиям? Или вашего кругозора, жизненного и политического опыта хватает с избытком?

— Сегодняшний профессор, конечно же, отличается от своего вчерашнего коллеги. Тем более от героя кинокомедий. Я занимаюсь социальными науками, где все основано на исследованиях. Собственно, профессор — это и есть тот человек, который активно занимается наукой. С другой стороны, готовясь к занятиям, сегодня приходится иметь дело не столько с книгой, сколько с компьютером. Если в аудитории сидят 150 студентов, то я не только рассказываю им о чем-то, но и по ходу лекции иллюстрирую сказанное.

— Не могу не спросить, как вы относитесь к созданию Таллиннского университета?

— Это болезненный вопрос. Не в смысле конкуренции двух вузов, двух университетских городов. Конкуренцию я люблю и готова в ней поучаствовать. С таллиннскими коллегами у нас всегда было много общих проектов, мы ежегодно встречаемся на конференциях социологов, проводимых то в Таллинне, то в Тарту. Так что не в этом проблема. Проблема — в деньгах. Университетское образование очень дорогое. Хватит ли у нашего государства средств на содержание двух полноценных университетов? Да и потенциальных студентов, учитывая нашу демографическую ситуацию, не ожидается так много.

— В эстонской политике, в высших эшелонах власти очень много молодежи. Это хорошо или не очень? Несколько лет назад профессор Рейн Таагепера, первый председатель новорожденной тогда партии Res Publica, высказывал опасения на тот случай, если республиканцы с ходу придут к власти. Мол, сначала хорошо бы немного подучиться, побыв на вторых, третьих ролях...

— Тут дело даже не в том, что люди физически молоды. Не это меня беспокоит. Беспокоит то, что, приходя к власти, многие из них склонны считать, что начинают с пустого места, с нуля. Такие ситуации, когда надо начинать с нуля, в истории, конечно, случаются. Так было у нас в начале девяностых. Но за прошедшие годы пройден большой путь, выстроена и выстрадана новая система. В социологии общественных изменений есть понятие экстренной политики. Речь идет о первых годах после крутого поворота истории, когда открывается «окно возможностей» и во всех сферах жизни предпринимаются серьезные реформы. Сейчас рубеж пройден, мы на плато, на равнине. Нужно проанализировать пройденное, исправлять ошибки, идти вперед, систематически улучшая ситуацию. И находить новые решения.

— Читали ли вы новую книгу Э.Сависаара «Премьер-министр»?

— Конечно, ведь в ней описаны события, которые мы тогда пережили вместе.

— В книге о вас сказано много хорошего.

— И плохого тоже. Эта книга очень страстная, персональная книга политика. Книга-оправдание.

— Все мемуары суть оправдания...

— Конечно. Но в этой книге еще и много документальных материалов, ибо автор сохранил очень большой архив. Он всегда был точен, любил все записывать.

— За что и пострадал...

— Я не это имею сейчас в виду. При нем всегда был блокнот. К каждому выступлению продуманы и подготовлены тезисы. Будучи непосредственным участником тех событий, я кое-что уже подзабыла, а в книге много документов, фактов. Что касается самой позиции автора, то это его позиция, у меня она была другой, на том мы и разошлись. Интересно, что в книге впервые в концентрированном виде Сависаар показал, каким ему представлялось развитие Эстонии, каким он хотел бы его видеть. Он предпочитал путь Гонконга или Сингапура, то есть не европейскую страну, а своего рода экономический придаток, маленького тигра азиатского типа. Думаю, что это его внутренняя модель, но это общество авторитарное. Позицию эту можно принимать или опровергать, с ней можно спорить.

— Недавно другой политик — президент Арнольд Рюйтель выступил с речью на приеме по поводу очередной годовщины Эстонской Республики. Одни сочли эту речь реалистичной, другие — слишком пессимистичной. Что вы думаете по этому поводу?

— В тот день, 24 февраля, я отсутствовала в Эстонии, была в Страсбурге, в Совете Европы. Вернувшись, прочла выступление президента уже в газете. Что я могу об этом сказать? Нормальная, спокойная речь доброго дедушки. Рюйтель, по-моему, очень хорошо такую роль выполняет.

— В этой дедушкиной речи прозвучало много беспокойства по поводу все продолжающегося отчуждения народа от власти, от политики. Что должны сделать партии — и ваша, Социал-демократическая, в том числе, — Рийгикогу, правительство и президент, чтобы значительно повысить авторитет власти, ее поддержку в обществе? Ведь в мечтах людей, их надеждах все выглядело гораздо лучше, человечнее.

— Знаете, я вспомнила сейчас строки из поэмы Александра Галича о бегунах на длинные дистанции. Вот какие строки: «Не бойтесь тюрьмы, не бойтесь сумы, не бойтесь мора и глада, а бойтесь единственно только того, кто скажет: «Я знаю, как надо». Я не знаю, как надо. Недавно я прочла очень интересную книгу молодого финского исследователя Хендрика Фогта «От утопии к разочарованию». Он рассматривает в ней опыт посткоммунистической трансформации в Чехии, Эстонии и Восточной Германии. Бархатные и поющие революции, прошедшие в этих странах в конце 80-х — начале 90-х годов, он называет утопиями (как вообще все на свете революции). В душах людей ликование, их мечты обрисованы не конкретно, а метафорически — свобода, демократия, справедливость. Как всегда во время революции. Сейчас пространство Восточной Европы охвачено посткоммунистической меланхолией, разочарованием, связанным с тем, что утопия не воплощается в жизнь (а если ее кто-то хочет воплотить, получается, увы, сталинизм). Люди начинают сознавать, что утопии не осуществимы, что жизнь не идеальна. Есть еще такое выражение — постмодерная меланхолия (та, которая следует за посткоммунистической). Это выражение означает, что речь идет не об отдельном человеке или группе людей, что ситуация глобальна, вокруг нас — общество риска, никто не устроен так, чтобы чувствовать себя в полной безопасности.

— Выходит, у социал-демократов Эстонии, к коим вы принадлежите, и шансов-то нет никаких?

— Почему нет? Социал-демократы реально оценивают ситуацию, они давно уже не держатся за старое представление об отношениях в обществе, которые были характерны для XIX-XX веков. Один из великих социологов современности Энтони Гидденс написал книгу «Третий путь».

— С подзаголовком «Возрождение социал-демократии»...

— Вот именно. Социал-демократы приняли вызовы нового времени, они смотрят на мир открытыми глазами, понимая, что проблемы несправедливости никуда не делись, они просто приняли новые формы, и смягчение их требует новых подходов. Социал-демократы не борются с обществом, они ставят перед собой более сложную задачу — уравновесить общество, гармонизировать его. Тут надо выступать в союзе с экологией, имея в виду не только бережливое отношение к природе и животному миру, но и к самому человеку. Для Эстонии сейчас это больная проблема. Нас так мало. И надо найти применение каждому человеку, беречь каждого человека, будь он эстонец или русский, молодой или старый, мужчина или женщина. Каждый нужен. Все нужны. И общество должно быть демократичным не только сверху, но и снизу. Без этого нельзя.

— Спасибо за беседу.